Жизнеописание оболтуса

Лифт, душевно матюкнувшийся где-то в глубине своих механизмов, снова встал. Мы опять стали ругаться.

– Ладно-ладно, больше так не буду, – пробурчал Димка, недовольный отсутствием восхищения его лихостью и критикой снизу (в буквальном смысле).

Он ткнул пальцем в кнопку с изображенной единицей. Но в этот раз лифт решил больше не катать маленьких неблагодарных засранцев. Димка еще несколько раз нажал на кнопку. Ничего.

– Отлично, сходили погулять! Вот на фига так было делать? – мы с Леной усилили накал обвинений.

– Мы застряли. Мама с папой уедут без нас! – заревели младшие Круасановы.

– Да погодите вы! Сейчас вызову дежурного, он нас вытащит через пять минут, – сказал Димка и нажал какую-то чудесную кнопку.

Мы стали ждать. Но дежурный все никак не приходил. Десять, двадцать, тридцать минут… Ничего… Тем временем лифт решил «размяться» и стал тихонько двигаться то вверх, то вниз. Это напоминало парение горного орла, оседлавшего воздушные потоки. Прошел еще час. Мы были словно испуганные космонавты, которых забыли в старом и вонючем спутнике, дрейфующем по каким-то малоприятным задворкам Вселенной.

– Никто не придет! Нас не спасут! – мы с Леной опять набросились на Димку.

– Я хочу пить! Я хочу какать! – синхронно сообщили младшие Круасановы.

Димка, озадаченный таким поворотом дел, начал, как на пианино, по очереди жать кнопки. Но все было без толку. Оставалось одно: орать, бить и пинать стенки лифта. Какое-то время на наши возгласы никто не отзывался. Однако через некоторое время мы услышали озабоченный голос женщины. Она что-то говорила на украинском языке. Я понял лишь слово «диточки». Через некоторое время двери лифта начали со скрипом открываться. Через появившуюся щель внизу, на высоте коленей, мы увидели обеспокоенное лицо женщины в очках.

– Диточки, вилазьте! – она с трудом раздвигала двери кабины.

Оказалось, что кабина остановилась между этажами, ее нижняя часть находилась на уровне груди женщины. Соответственно, нам пришлось наклоняться и спрыгивать на пол подъезда с риском оступиться и улететь в темную шахту. Затея эта была явно не самой безопасной, но другого варианта вытащить пять напуганных детей из лифта на тот момент не было. Самоотверженная женщина, не перестававшая что-то говорить про «бидных диточек», помогала нам как могла, стараясь закрыть своим телом черный провал шахты. В какой-то момент один из нас смахнул с ее лица очки, которые с треском упали на пол и разбились. Она расстроилась, но виду не подала.

Оказавшись на свободе, забыв про слова благодарности, мы ринулись домой: одни – от страха, другие – срочно жаловаться родителям на этого противного Димку, третьи – пить и какать. Когда страсти улеглись, наши родители вместе испекли аппетитный домашний кекс с кремом и шоколадной посыпкой, вытащили дефицитный болгарский коньяк «Слынчев Бряг», достали коробку лучших алма-атинских конфет и отправились благодарить героическую женщину.

На следующий день папа, мама и я долго обнимались и прощались со львовскими родственниками. Потом мы сели в автобус и отправились в Брест.

Львов – Брест

Быстроходный туристический автобус легко катил по просторам Западной Украины. Мимо нас проносились пейзажи удивительной красоты: густые леса, уютные поселки и колосящиеся поля.

«Червону руту не шукай вечорами,

Ти у мене едина, тiльки ти, повiр!»

Звонкий голос Софии Ротару разносился по салону автобуса. Пассажиры, разомлевшие от путешествия, тихонько подпевали или выстукивали ногами в такт песне. Незаметно мы добрались до Белоруссии, а потом плавно въехали в древний город Брест.

– Вот мы и на границе Советского Союза. Там за рекой нас ждет чудесный край магазинов и прилавков с разными зарубежными шмотками. Отечественных нам не хватает, – объявил папа, считавший своим гражданским долгом вставлять «шпильки» во все мамины потребительские инициативы.

Мама хотела было подробно рассказать, что она думает о его шутках, но времени на выяснение отношений не было. Родители бросились к железнодорожным кассам. Нам продали билеты до Берлина на вечерний поезд.

– Там будут ленинградские вагоны. Вот в них и покатитесь, – сказала неприветливая кассирша.

К счастью, у нас было время до вечера, и мы решили посетить Брестскую крепость. Несколько часов мы осматривали эти исторические места, где наши предки-красноармейцы самоотверженно встретили первые атаки гитлеровцев. Глядя на стены, посеченные пулями и осколками, страшно было представить, какой ад здесь творился.

– Только бы это никогда не повторилось, – сказала мама и погладила меня по голове.

– Советский Союз – это силища. Никто не сунется, – заверил отец, который в армии служил танкистом.

Ближе к вечеру мы заняли боевую стойку на перроне. Когда состав подошел, мы стали судорожно искать обещанные ленинградские вагоны. Никто из проводников нам не мог ответить, где они находятся и существуют ли в природе. В итоге, когда до отправки оставались считанные минуты, нас запустили внутрь, предложив искать мифические ленинградские вагоны самостоятельно. Пока мы с мамой сторожили чемоданы в тамбуре, папа оббегал весь состав, но так ничего и не нашел. Кстати, мы были не единственными пассажирами тех самых вагонов: тут и там мелькали люди с выпученными глазами, которые тоже ничего не смогли разыскать.

Глядя на такую ситуацию, проводники предложили «безвагонным» пассажирам пристраиваться в коридорах – там хотя бы можно было разложить сиденья. В Берлин мы должны были прибыть только утром.

– Лучше, чем на своих двоих в пехоте, – заявил папа. – Но хуже, чем на танке, там хотя бы у каждого есть сидячее место.

Мама присела на раскладное сиденье, мы с папой примостились на чемоданы. За окном проплывала Польша: леса, поля и деревеньки. В принципе, все бы ничего, но, когда по коридору кто-то проходил, надо было вставать, чтобы освободить дорогу.

– Женсчина, ви можетэ поспать с ребьёнком в насчем купе. Просчу вас. А здьесь постою, – перед нами вырос здоровенный африканец. Он жестом пригласил маму в открытую дверь. – Мое мьесто возле окна.

Предложение было заманчивым. Папа одобрительно кивнул. Мама привстала, взяла меня за руку и прошла к купе. Оно было европейского образца: шесть просторных кресел, три напротив трех. У окна было одно пустое место, остальные пять занимали шумные немцы, которые поставили посередине чемодан и играли на нем в карты.

– Я туда не пойду, там одни мужики! – запротестовала мама. – Пацана вот возьмите. Пусть поспит.

Я был уверен, что немцы меня совершенно точно украдут, а родители меня обязательно тут забудут, но послушно зашел в купе вместе с африканцем: было неудобно отказывать в просьбе представителю угнетенных народов. А еще хотелось поспать. Немцы пропустили нас к окну, не несколько секунд убрав свой чемодан и понизив громкость разговора. Африканец сел у окна и посадил меня рядом. Он скомкал свою куртку, сделав из нее подобие подушки, на которую я уложил свою гудящую от усталости голову.

– Как тьебя зовут? – спросил африканец.

– Мьеня зовут Вьитя, – ответил я, решив, что так ему будет более понятно. – Йа из Алма-Аты. А тебья?

– Мьеня зовут Патрик. Йеду из Москви домой в Сьеньегал. В Каолак жьивет моя сьемья. Мой дом рьядом с рьекой Салум. Прьизжай в гости!

«Откуда в Африке реки? Там же джунгли, львы, обезьяны и страшная жара», – подумал я, проваливаясь в сон.

Поезд качался, немцы шумели, я дрых. Во сне время пролетает быстро. Казалось бы, только уснул, а тут тебя уже будит звук женской перепалки. Я открыл глаза. Немцев и африканца в купе уже не было, вместо них с чемоданами в ногах сидел папа.

– Час назад проехали границу. Подъезжаем к Берлину. Уже скоро, – от всей души зевнув, сказал папа.

– А там кто ругается? – я показал в коридор.

– Выяснилось, что ленинградские вагоны, воспетые в легендах сладкоголосых брестских кассиров, все-таки есть. Но их вчера забыли открыть. Из-за этих му… мурзилок мы всю ночь в коридоре проторчали. Сейчас с ними мама и другие женщины ругаются, да только что теперь толку. Мы уже почти на месте.

За окном потянулись городские кварталы. Тот Берлин, который я сейчас наблюдал, сильно отличался от города, который я видел в кино про войну. Для начала, он был цветным, что само по себе уже было неплохо. Мы въехали в город солнечным утром, когда по бирюзово-голубому небу бежали ярко-белые взлохмаченные облака. На зданиях мелькали непривычные триколоры черно-красно-желтого цвета с молотком и циркулем посередине.

– Ну вот, посмотрим, где жили наши немецкие предки, – сказал папа, который наполовину был «германцем».

– Они были из Берлина? Фашисты?

– Нет, – рассмеялся папа. – Наши немецкие предки не были никакими фашистами. Они попали в Россию еще во времена императрицы Екатерины Великой. Их называли немецкими колонистами. Потом во время войны их сослали в Казахстан. Там немецкий дедушка встретил русскую бабушку. Так появился я. Не переживай, твои предки – вполне порядочные люди. Если подумать, потомки колонистов прожили в России и Союзе больше двухсот лет. У них кроме фамилии уже ничего немецкого не осталось. Разве что аккуратные не в меру…

В дверях появилась мама.

– Подъезжаем к вокзалу. Давайте выдвигаться.

– Яволь, майн фрау фюрер, – ответил папа.

Берлин – Хальберштадт

Оказалось, что в Берлине мы проездом. Согласно инструкции, выданной дядей, надо было купить билеты до Магдебурга, а оттуда ехать в Хальберштадт. Достав русско-немецкий разговорник, мы двинулись искать кассы.