Последний конвой. Часть 2
Все это, конечно, выглядит смешно с точки зрения белого человека. Но вера островитян в то, что вновь прилетят самолеты и сбросят жизненно важные грузы, была очень тверда и продержалась несколько десятков лет. И хотя вновь образовавшаяся религия имела очень мало сходных черт с более распространенными, в основе ее было главное – слепая вера в сверхъестественное. Во всемогущих и милостивых богов, великодушно и бескорыстно одаривающих чудесными вещами.
Египтология, как наука изучающая Древний Египет, существует уже больше двухсот лет. Все что можно было открыть – давно открыто, все что можно было изучить – изучено. Иероглифическое письмо расшифровано, тексты прочитаны. Все знания упорядочены, систематизированы и разложены по полочкам в виде книг, учебников и диссертаций ученых.
Но многое так и не было понято до конца, поскольку шло вразрез с общепринятой историей.
Древние Египтяне возводили огромные и совершенно бессмысленные пирамиды, по мнению ученых, предназначенные для захоронения фараонов, но внутри ни в одной из пирамид никогда не было найдено ни единой мумии. Да и не подходят пирамиды на роль усыпальниц: слишком громоздкие, непрактичные и несуразные строения.
А между тем, гробницы фараонов, найденные в «долине царей», полностью соответствовали своему назначению. Вот они, как раз, с точки зрения любого вменяемого человека, выполняли эту роль на все сто процентов. Стены и потолок погребальной камеры, где располагался саркофаг с мумией, украшали рисунки из жизни покойного, в соседних комнатах складировались личные вещи и предметы обихода, необходимые для загробной жизни. Все по канонам древних ритуалов.
Но каково же тогда истинное предназначение пирамид?
Ни один египтолог не смог внятно ответить на этот вопрос, только еще сильнее настаивают на версии об усыпальницах. Большинство людей вполне удовлетворены. Ведь эту версию проще понять и принять, чем заявление, что пирамиды – это технологические сооружения каменного века совершенно непонятного назначения.
Еще удивительнее выглядят золотые саркофаги фараонов, безупречной формы и великолепной отделки, вложенные друг в друга, словно русские матрешки. Ну и, конечно, знаменитая «маска фараона», внешне напоминающая то ли шлем от водолазного костюма, то ли стилизованный элемент космического скафандра. Это, конечно, изумительно красивые и очень дорогие атрибуты похоронного обряда, совершенно бесполезные с практической и функциональной точки зрения.
Для того, чтобы упокоить тело после смерти, достаточно его просто закопать в землю, сжечь на костре или утопить в море. Непонятно, зачем городить огород и обряжать выпотрошенную мумию в золотой скафандр, а затем укладывать в три золотых гроба. Неужели в надежде, что она когда-то оживет? Без внутренних органов? Вы считаете древних египтян полными идиотами? Нет, тут что-то совсем иное.
Мысленно связать культ Карго и древнеегипетские захоронения фараонов несложно, и выводы потрясают гораздо сильнее, чем огромные кучи камней, непонятно зачем сложенные посреди пустыни. Становится понятно, что Древние Египтяне просто копировали сооружения и обряды какой-то иной, более древней и более развитой цивилизации, следы которой затерялись во глубине веков.
Ну а если включить фантазию на полную мощность и допустить существование более развитой техногенной расы, у которой египтяне подсмотрели ритуалы, то сказки об оживлении мертвецов могут предстать в несколько ином свете. И тогда саркофаги – возможно, никакие не гробы, а чрезвычайно сложные медицинские капсулы экстренной реанимации, умеющие «чинить» тела и восполнять недостающие органы по образцу.
Долгие годы шли археологические изыскания, как на территории Египта, так и по всему остальному африканскому континенту. Все тайное рано или поздно становится явным, Джон.
Лет за тридцать до катастрофы в Эфиопии обнаружили очень и очень древние сооружения, не вписывающиеся в общепринятые каноны. Местные называли их «городом богов» и всячески сопротивлялись изучению развалин белыми людьми. К тому же, Африка всегда была немного сумасбродным континентом, наполненным до краев всевозможными бандами, преступным братством и террористическими организациями всех мастей и расцветок.
Но кое-что все-таки откопали под непрерывным прессингом со стороны местного населения. Ветхозаветные святыни переправили в музеи Нью-Йорка и Лондона для последующего вдумчивого изучения и перевода иероглифов. На этом раскопки древнего города свернули под разговоры о недостатке финансирования.
Кто-то из ученых высказал предположение о гипотетической связи Эфиопского города богов с Теотиуака́ном – древним городом, расположенным в 50 километрах к северо-востоку от центра города Мехико. Их объединяло нечто схожее в архитектуре, расположении культовых сооружений, характерные черты у найденных украшений. Историки многозначительно покивали головами и на том успокоились. Иными словами, еще один забытый островок древней истории оказался никому не интересен.
Спустямного лет раскопками «города богов» вплотную занялась Метрополия. Нагнали так много народу, что построили целый поселок. Долго рыли, но результаты археологических изысканий почему-то засекретили и на общий суд ученых со всего мира не представили.
Впрочем, при тогдашнем уровне нашей разведки тайна очень быстро стала секретом Полишинеля. Под «городом богов» было выкопано еще одно, гораздо более древнее поселение, уходящее своими корнями чуть ли не в палеолит.
Но это еще не самое интересное. Уровень развития Древних Африканцев оказался гораздо выше, чем у Древних Египтян. Многочисленные следы машинных технологий, обломки изделий из металлов и сплавов, стекло, кремний и пластик. Казалось бы, вот она забытая и потерянная цивилизация богов, изучай и радуйся. Но, как это всегда бывает с очень древними цивилизациями, трудно понять, где заканчиваются фантазии археологов, а начинается неправдоподобная и необъяснимая правда. Химический анализ выявляет просто невозможные для того времени соединения. Ученые Метрополии заспорили о перемешивании культурных слоев и ошибочных методах датировки найденных предметов. Невероятное открытие поставили под сомнение.
Среди прочих объектов в Эфиопии была найдена и загадочная стела с рельефным изображением и высеченной надписью на неизвестном языке. Поговаривают, что именно из-за этого куска камня Метрополия и засекретила результаты раскопок. Дешифровка текста неоднозначна, но суть вполне понятна – стела является дверью в иной мир, и ее необходимо открыть в самом конце времен, чтобы спасти вымирающее человечество.
Сорок лет назад это воспринималось как предрассудки древних и вызывало только снисходительную ухмылку. А когда взорвался Юпитер, и стало окончательно ясно, что конец света не за горами, о пророчестве внезапно вспомнили ученые Метрополии и лихорадочно принялись искать ключ, который откроет загадочную дверь.
***
Джон поправил фуражку и быстрым шагом поднялся по трапу. Наверху подал знак водителю буксировщика и с трудом, сказывалось отсутствие опыта, захлопнул овальную дверь. Защелкнул замки, поднялся на верхнюю палубу, оглядел притихших штурмовиков в полной боевой экипировке.
Наверное, нужно сказать что-то ободряющее, но грохот двигателя на форсаже все равно не перекричать. Поэтому он просто улыбнулся и поднял руку сжатую в кулак. В ответ пехотинцы дружно закивали головами и даже подарили пару вымученных улыбок.
Красота и роскошь салона исчезли навсегда, канули в небытие. Демонтированы и выдраны с потрохами все переборки, аппаратура для управления войсками, компьютеры, оборудование и все-все лишнее. Теперь это не «самолет судного дня», а обычный транспортник.
Большую часть багажа занимал груз: пара грузовиков, пара боевых бронированных машин, джипы, оружие, боеприпасы, горючее, вода, провизия и даже пара контейнеров с золотыми слитками – плата наемникам. Золото, единственный металл, который все еще имел хоть какую-то ценность, но и его платежеспособность падает день ото дня. Еда и горючее становятся все дороже и дороже, а человеческая жизнь уже почти совсем ничего не стоит.
На верхней палубе в страшной тесноте расположились сорок человек боевой группы штурмовиков. Сборная солянка, конечно; тут и бывшие десантники, и морячки, и пехотинцы. Кресел всем не хватило, многие сидят на сваренных наспех металлических лавках, установленных вдоль фюзеляжа самолета, а некоторые – прямо на полу салона, подстелив под задницы резиновые коврики.
Вообще-то, самолет изначально был рассчитан вместить до сотни пассажиров с максимальной роскошью и удобствами, но никто из конструкторов даже в страшном сне не предполагал запихнуть их на верхнюю палубу, изначально предназначенную только для экипажа.
Джон быстро пошагал по проходу в сторону кабины. Его место рядом с генералом, в кресле второго пилота.
Дверь в кабину отсутствовала, для снижения веса самолета демонтировали и ее тоже. Впрочем, опасаться угона не было смысла. А зачем тогда нужна эта дверь? Лучше положить пару лишних галлонов питьевой воды.
Шеридан отдернул легкую шторку из парашютного шелка и вошел в кабину. В глаза сразу бросилось обилие приборов непонятного назначения, несколько больших сенсорных экранов, тысячи и тысячи всевозможных ручек и переключателей.
Аж глаза разбегаются! Как во всем этом можно разбираться?
Джон с немалым трудом и осторожностью забрался в кресло, защелкнул ремни, кивнул генералу – мол, все в порядке, надел наушники.
– Вы устроились, Шеридан? Можем взлетать?
– Да, господин генерал!
Оказывается, чтобы ответить, нужно нажать кнопку на штурвале. Пришлось повторить:
– Да, господин генерал!
– Тогда, с богом!
Макферсон принялся быстро щелкать тумблерами, как показалось Джону, совершенно хаотично и бессистемно. Двигатели взвыли громче, корпус самолета ощутимо завибрировал.
– Башня, вызывает борт номер четыре. К взлету готов!
В наушниках что-то громко зашипело, захрипело, а затем вновь появился голос генерала:
– Борт эхо-четыре-браво, взлет разрешаю. Счастливого пути!
Джон непонимающе уставился на генерала.
Что за цирковое представление?
– Оборудование командно-диспетчерского пункта сожгло ЭМИ (прим. электро-магнитный импульс) во время вспышки Юпитера. Даже если бы там сейчас и был дежурный, он все равно не смог бы нас услышать и ответить. Понимаешь?
Джон растеряно кивнул.
– Так что приходится самому отдуваться, – усмехнулся Макферсон, – есть установленный протокол, нарушать который нельзя. Иначе лицензию отберут.
Какая, к черту, лицензия? Старик совсем сбрендил? Что за странные девиации?
Макферсон щелкнул еще одним тумблером, и лайнер слегка вздрогнул, а затем плавно покатился по взлетно-посадочной полосе, постепенно набирая скорость. Это стало понятно по убегающей назад разметке. Полосу расчистили и подлатали насколько смогли за два дня, и все же ее состояние не было идеальным. Когда колесо касалось очередной выбоины или трещины в бетоне, самолет слегка потряхивало. Чем сильнее разгонялся лайнер, тем чаще встречались выбоины, вибрация очень быстро стала непрерывной.
Момент отрыва Джон не смог заметить, тряска внезапно прекратилась, и земля стала стремительно удаляться. Генерал плавно выжал штурвал на себя почти до отказа, и лобовое стекло целиком заполнило пронзительно голубое небо с редкими белыми облачками. Сердце ухнуло куда-то вниз, а живот свело напряженными мышцами. Страхи Джона не оправдались, самолет не развалился в воздухе и не упал сразу после взлета.
На эшелон в тридцать пять тысяч футов выходили долго, не меньше получаса. Лайнер не предназначенный для тяжелой техники, оказался катастрофически перегружен. Но после набора нужной высоты рев двигателей стал заметно тише, сказалась более разреженная атмосфера. Генерал еще немного поколдовал над навигацией, затем включил автопилот и, довольный собой, откинулся в кресле, отстегнул ремень.
– Ну вот и все, Джон, – с довольной улыбкой провозгласил он, – для меня самое сложное позади. Через несколько часов мы уже будем над Африкой, а пока можем немного расслабиться и даже подремать. Лететь нам очень долго. Может, по стаканчику? Правда, льда нет, но не думаю, что тебя это остановит. Так ведь?
Джон мысленно выругался и согласно кивнул. Выпить действительно нужно, последний раз летать приходилось лет пятнадцать назад, если не больше. Нервы на пределе.
Генерал с довольной улыбкой извлек откуда-то из заднего кармана армейскую фляжку и принялся разливать по одноразовым пластиковым стаканчикам свой любимый напиток. Не выдержал и признался:
– Я положил тебе последнюю бутылку в груз. Остатки моего неприкосновенного запаса. Мне она уже ни к чему, а тебе пригодится. Только сильно не налегай. Жара…
Выпитый виски и однообразный ландшафт из облаков под ровный гул двигателей и бесконечную болтовню генерала подействовали расслабляюще. А может сказалось недосыпание – в последние двое суток было слишком много суеты и хлопот. Джон внезапно для себя погрузился в глубокий и спокойный сон без сновидений.
***
– Джон, – сказал Макферсон, – неважно кого изберут главнокомандующим на «Ковчеге», ему все равно придется подчиниться, когда придет «Спаситель». Миром будет править тот, у кого в руках «ключ». Когда спасение собственной шкуры зависит от чужой воли, преклоняют колено и сильные, и мудрые, независимо от национальности и цвета кожи. Ведь жить хотят все одинаково сильно.
Америка – великая страна, и наш народ достоин того, чтобы иметь светлое будущее. А вот что касается остальных, я не уверен. Это нужно хорошенько обдумать и тщательно взвесить. Кого-то ведь можно и пропустить в новый мир. Всегда найдутся достойные. Например, для выполнения тяжелой физической работы или в качестве личной обслуги переселенцев. Ну а кому не повезло, значит, такова воля богов. Динозаврам ведь тоже когда-то не повезло.
Историю пишут победители, Джон. И я очень надеюсь, что американцы смогут вновь испытать гордость за свою страну, вернут себе непоколебимую веру в исключительность Соединенных Штатов и особую миссию американского народа, несущего свет демократии, свободу и справедливость остальному миру.
Как ты считаешь, Джон, я прав? Должность президента спасенного человечества стоит того, чтобы рискнуть жизнью?
***
Он проснулся от грубого толчка и ошарашено огляделся по сторонам, не в силах осознать где находится и как вообще сюда попал? Память вернулась с опозданием на полсекунды, и пришло понимание, что идиллия безмятежности разрушена окончательно. Что-то пошло не по плану.
Макферсон отчаянно сражался со штурвалом, самолет швыряло, как весельную шлюпку в девятибалльный шторм, а затянувшееся черными тучами небо рассекали длинные ветвистые молнии.
– Что случилось? – сонно пробормотал Шеридан, все еще пытаясь разобраться в ситуации.
– Помоги мне, Джон, – промычал генерал, – тяни штурвал на себя.
Самолет трясло, словно пикап на заброшенной грунтовке. Разряд молнии прочертил зигзагообразную черту через все небо и наполовину ослепил Джона. Перепугавшись не на шутку, он вцепился в штурвал, потянул на себя изо всех сил. Вибрация стала еще сильнее, горизонт заплясал влево-вправо, натужно заревели двигатели. Лайнер потихоньку набирал высоту.
– Все плохо, – констатировал генерал сквозь зубы, – вышел из строя автопилот и прихватил с собой половину приборов, – он в отчаянии шарахнул кулаком по пульту, – самолет потерял высоту и оказался в центре грозы.
В голосе генерала послышался восторг.
– И это в сердце Африки! Совсем погода с ума сошла, под нами самая большая в мире пустыня, а тут ливень хлещет.
– Далеко еще? – уточнил Шеридан.
– Прилично, – не стал вдаваться в подробности генерал, – примерно час лету. Точнее сказать не смогу, навигация шалит. Нужно дотянуть хотя бы до Южного Судана. Вот только у нас нет этого часа, горючее на исходе. Еще и движок…
– Что с двигателем? – вскинулся Шеридан.
Вот знал же, что добром не закончится.
– Сам посмотри, – кивнул головой Макферсон.
Только сейчас Джон разглядел, что из под правого крыла тонкой струйкой вьется дымок.
– Не дрейфь, Джон, – рассмеялся генерал, – Боинг – надежная машина! Мы даже на одном движке лететь сможем, а у нас их еще целых три. Правда сесть на одном двигателе не получится, мощности не хватит, но ведь нам это и не требуется.
– Господин генерал, вы сейчас говорите серьезно?
– Абсолютно! – засмеялся Макферсон, – отказ одного двигателя – штатная ситуация, которая даже не считается авиационным происшествием.
– И что нам теперь делать?
– Продолжать полет и молиться.
Глава 6. Лидия
День двадцать второй, вроде бы утро, но пока совсем темно
***
Увы, из-за бури двигались мы очень медленно, а затем и вовсе остановились. Насколько я поняла из невыносимо хрипящей и завывающей, как Кентервильское привидение, рации, произошло что-то неординарное. Прямо ну вот совсем из ряда вон…
Однако говорить об этом открыто в эфире не стали, как всегда темнят наши руководятелы, наводят тень на плетень в не такой уж и ясный день. На мой взгляд, это самый настоящий идиотизм. Все равно ведь шила в мешке не утаишь. На кой черт разводить секретность в нашем маленьком сообществе? Все равно новости и слухи разлетаются по лагерю со скоростью звука. Боятся паники? Да от безызвестности, особенно когда ты плетешься со скоростью улитки где-то почти в самом хвосте колонны, фантазия иногда так разыгрывается, что мама не горюй. По себе знаю. Реальности нипочем не поспеть за моим воображением. Какие только кошмары и ужасы в голову не лезут.
Быков немедленно скомандовал «стоп конвой» и всем категорически запретил покидать машины в связи с непогодой.
– Ждем окончания бури, – провозгласил он в тишине салона, отключив рацию, – как только стихнет ветер, будем строить лагерь для дневки.
Значит, ночной переход окончен. По идее, уже давным-давно утро, но за окном непроглядная темень, а точнее, серая мгла пыльной бури. Где мы? Ничего не понять. Буквально в двух шагах от машины видимость падает практически до нуля. Даже не по себе становится.
Короче говоря, заглушили машины, сидим, ждем посыльного, слушаем свист ветра и шорох песка о железные бока суровой военной машины. Минут через пять прискакал Чекист на УАЗике, забрался в и без того переполненный до отказа салон броневика, содрал с лысины самодельную чалму и какие-то стремные очки, откашлялся и хрипло сообщил:
– ЧП (прим. Чрезвычайное происшествие), Родион Сергеевич, три автомобиля отстали от колонны. Пытался искать, чуть сам не заблудился. Не видно ни черта! Пришлось возвращаться.
Эмиссар с грустью поглядел на песочную круговерть за окном и велел:
– Ждать! Закончится буря, организуем поисковую. А пока ничего не предпринимать.
– Есть! – бодро откликнулся политрук и покинул броневик, опять напустив полный салон пыли.
Теперь ворчали и отплевывались все. Намертво зажатая в угол спинкой сиденья и мощным торсом сержанта, я понимала, что долго не выдержу пытки теснотой. К тому же очень сильно разболелась голова. Наверное, от недостатка кислорода и сугубо мужских запахов военной формы, сгоревшего пороха, сапожного крема и паршивой солярки. У нас в скорой пахнет совсем по-другому; не сказать, что благоухает фиалками, но вполне сносно.
Смыться бы отсюда. Вот только как покинуть машину, не побеспокоив остальных? Да и как я найду «скорую» в этой песочной кутерьме?
Никаких мало-мальски стоящих идей в моей пустой голове не возникло, так что рассудила философски – дергаться смысла нет, буду терпеть. Ну и Быков очень уж строг, нахмурил брови и сидит, как сыч на току. Кто-то из ребят попытался закурить, Эмиссар так гаркнул на него во всю мощь своих богатырских легких, что насмерть перепуганный сержантик смял едва тлеющую сигарету прямо в кулаке. Наверное, он бы ее и съел с перепугу, если бы приказали. Но дополнительных распоряжений от начальства не поступило, так что он просто высыпал махорку в собственный карман и равнодушным взглядом уставился в окно. Делает вид, что не при делах.
Я невольно зауважала Быкова за непререкаемый авторитет среди подчиненных. Мне до такого уровня еще расти и расти. Что ни говори, а мужик видный и симпатичный. А что строгий, так с подчиненными по другому нельзя. Враз распустятся и слушаться перестанут.
Не успела я до конца погрузиться в свои фривольные мысли, как была самым бесцеремонным образом оттуда извлечена.
– Вот что, друзья мои, – заявил Эмиссар, немного поразмыслив, – сколько ждать окончания бури – неизвестно, поэтому постарайтесь поспать, пока есть такая возможность. Днем нам всем будет не до сна, так что не упускайте момент отдохнуть.
Легко сказать, а ты попробуй усни в переполненном салоне, когда снаружи свистит ветер и шуршит песок. Стоит закрыть глаза, фантазия тут же рисует живописные картины погребения заживо под огромным барханом, исполинских монстров, царапающих когтями по железу, и другие картины неминуемой гибели всей экспедиции.
Я вертелась и крутилась на жестком сидении минут двадцать, прежде чем нашла более-менее терпимую позу и хоть немного прикорнула. Нет, я не уснула по-настоящему, просто впала в какое-то странное оцепенение и забылась на полчасика тревожным сном, полным хаотических и совершенно бессмысленных грез.
***
– … ни при чем, – сказал Аркадий Валерьевич чуть громче, и я моментально проснулась.
Судя по всему, уснуть удалось далеко не всем, и от нечего делать пассажиры броневика принялись потихоньку перешептываться. Диспут плавно перешел в спор, начало которого я бессовестно проспала. Впрочем, не думаю, что пропустила слишком много, чтобы не понять по контексту о чем идет речь.
Я моментально навострила уши, даже не пытаясь сделать вид, что дрыхну.
– Состав атмосферы за всю историю существования Земли менялся неоднократно, – продолжал доказывать Аркадий Валерьевич, – сначала она вообще была бескислородной, и лишь к концу протерозоя объем резко подскочил до 17%. Впоследствии он колебался в промежутке от 12% до 35%.
Количество кислорода в атмосфере жестко взаимосвязано с биосферой. Увеличение количества углекислого газа вызывает бурный рост растительности. Чем обильнее становится растительность, тем больше выделяется кислорода в результате фотосинтеза. Таким образом, биосфера самостоятельно регулирует пропорции состава газов.
Гибель лесов, зеленых легких наших планеты, нарушила баланс саморегуляции. Процентное соотношение кислорода в атмосфере Земли стремительно уменьшается. Бить тревогу пока еще слишком рано, за тридцать лет потеряно всего-навсего половина процента. К тому же, как было сказано раньше, подобные колебания происходили неоднократно, одни живые организмы приспособились, другие вымерли, уступив место под солнцем альтернативным видам. Жизнь не исчезла, а лишь слегка видоизменилась. Так что и в нынешней ситуации ничего фатального нет.
Минимально допустимой концентрацией кислорода в воздухе, при которой человек может дышать, не испытывая дискомфорта, – 19,5%. Снижение этого показателя до 16% приводит к головокружению и учащению дыхания, до 12-13% – к потере сознания, а до 7% – к коме и смерти.
Если темпы снижения уровня кислорода не изменятся, то через сто лет, всего через четыре поколения, мы подойдем к пределу, за которым без специальных приспособлений людям станет трудно дышать. А еще через триста лет – невозможно.
Может быть, человек сумеет адаптироваться, отрицательная обратная связь и угнетение дыхания на протяжении всей жизни организма, а особенно во время развития плода в утробе, стимулирует генный гомеостаз. Может быть, за это время вырастут новые деревья… Кто знает? Триста – лет это очень большой срок. Но уже сейчас нужно задуматься о том, чем будут дышать наши следующие поколения, придумать и реализовать метод восстановления баланса газового состава атмосферы.
Но это еще не все…
Массовая гибель растительности привела к повышенной концентрации в атмосфере СО2, а повышение среднегодовой температуры – к обильным испарениям и повсеместному увеличению влажности. Эти два фактора сложились воедино и дали небывалый парниковый эффект: температура поверхности продолжает стремительно подниматься. Идет процесс глобального потепления. Планета разогревает сама себя.
К чему это приведет? Нетрудно предсказать, что обитаемые зоны продолжат уменьшаться с катастрофической быстротой. Уже сейчас центры материков практически необитаемы, реки постепенно мельчают и пересыхают, живность гибнет. Нехватка пресной воды становится новым вызовом человечеству. Учитывая текущее состояние промышленности, стоит признать невозможность постройки сотен крупных опреснителей.
Черт, да мы даже не в состоянии решить проблему доставки уже опресненной воды в неблагополучные районы планеты. Цивилизация съеживается, как проколотый воздушный шарик. Зона жизни сокращается, и этот процесс ускоряется с каждым годом.
