Последний конвой

А что он, пожилой водила может изменить? Рассказать напарнику правду? Такой чистый, светлый и наивный парнишка не сможет долго молчать и обязательно проговорится, да вот хоть тому же Стивену сболтнет лишнее. И пошло, поехало, через пару дней новость распространится по всему конвою. Люди не овцы, поднимут бунт, полезут на пулеметы…

Нет, уж лучше промолчать. Жалко их, несмышленышей. И если старички приговорены изначально, то у них, у молодежи, есть вполне реальный, хотя и очень мизерный шанс выбраться из передряги живыми. А вот у него, такого шанса нет. И все что остается – радоваться каждому восходу и закату, каждому прожитому дню. Ощущать себя не только живым, но и причастным к великой цели. Черт бы ее побрал, эту проклятую экспедицию.

Новичок оказался почти ровесником Мишки. В «фашистах» всего несколько месяцев, фактически только «курс молодого бойца» прошел. Выдержал тяжелейший отбор среди претендентов на самоубийственную экспедицию и с радостью в сердце отправился в путь. Ну как же, – великая миссия во имя человечества.

Если бы знал пацан, что его ждет впереди? Если хотя бы просто догадывался, рискнул бы он тогда подать рапорт? Не знаю, не уверен.

Жалко юную, неокрепшую душу, загубят «фашисты», превратят в «ублюдка», хладнокровного безжалостного убийцу, садиста, и тупого исполнителя коллективной воли объединенного человечества. Вот только оно, это самое пресловутое человечество, даже не в курсе, что у него есть собственная воля.

Нет, конечно, его можно понять, какие перспективы у потомка эмигрантов из несуществующих ныне стран? Короткое полуголодное детство, еще более мимолетная юность, учится-то негде и нечему, а на шее у мамки долго не просидишь. В перспективе – тяжелая работа грузчиком в порту, убогий барак для перемешенных лиц, жалкие обноски, доставшиеся от умерших товарищей, жиденький супчик из планктона, два раза в день, и непонятное дерьмо впереди, называемое «взрослой жизнью».

Да ладно, что там непонятного? Рано или поздно покалечится в порту и сгниет от гангрены в этом же самом бараке. Собственного жилья не заработать никогда, подняться на социальном лифте невозможно, – не работает лифт давным-давно. Даже пробиться по политической линии не светит. Беженцы не граждане Метрополии – унтерменши, тунеядцы, нахлебники и паразиты.

Хотя это и не так, повсеместно, но кто же признает? Ведь их тогда кормить наравне со всеми придется. А где взять ресурсы? Промышленность в упадке, сельское хозяйство приказало долго жить, только морская добыча еще остается «на плаву». Да и то, ненадолго, – корабли чинят и латают, однако новее они не становятся. У всего есть срок службы, и он походит к своему логическому концу.

За последние десять лет в прибрежных водах планктона стало намного меньше, – выловили весь подчистую и съели. Косяки промысловых рыб уходят от берегов все дальше и дальше, поголовье китовых стремительно сокращается, даже акул, и тех почти не осталось. А нишу стремительно заполняют несъедобные виды рыб и морских млекопитающих, появившиеся в одночасье из ниоткуда. Ученые только разводят руками, эволюционный скачок, вызванный катаклизмом космического происхождения.

По самым скромным прикидкам, уже через двадцать лет жрать станет совсем нечего. А значит, озаботится, кому жить, а кому умереть, нужно прямо сейчас. Вот в правительстве и принимают экстренные меры по сокращению народонаселения. И в первую очередь под раздачу попадают как раз люди второго сорта – беженцы-эмигранты, калеки, слабоумные, старики, и прочие паразиты общества. Евгеникой тут даже не пахнет, только холодный циничный расчет – чтобы выжил вид, некоторым особям придется умереть. Для общества наиболее ценен тот индивид, который приносит максимум пользы, остальные обуза и напрасный перевод невосполнимых ресурсов.

Так что делать молоденькому уроженцу эмигрантов? Бежать? Но куда? В Великое Славянское Княжество? Где больше половины жителей составляют арабы, турки, евреи и прочие ливийцы-палестинцы. Кому там будет нужен еще один голодный рот? Своих девать некуда. Об остальных карликовых государствах даже заикаться не хочется. Что ни город, то конгломерат из беженцев различных национальностей, объединенных только географией нынешнего местопребывания.

Стало быть, такие как Стивен обречены изначально. Тут на выбор, либо поденная работа в порту за гроши, либо прямиком в органы службы, осуществляющей специальные функции контроля безопасности граждан Метрополии.

А будь я на месте Стива? Выбора-то, по сути, нет совсем.

Зато у «фашистов» – казенное обмундирование, спецпаек, суточные. В случае военных действий – боевые, наградные, премиальные. Опять же, если покалечат на службе – военная пенсия. Тот же супчик из планктона, но хотя бы гарантированно.

В порту за травму никто платить не станет. Сам раззяву поймал? Вот сам и выкручивайся. Веревку и мыло, если что, можем одолжить, на складе еще есть, на всех беженцев хватит.

Сколько их в порту сгинуло? Сотни, если не тысячи. Слишком мало ресурсов, а голодных ртов выше крыши.

Убыль населения в пределах запланированной нормы.

Кем, мать его так, запланированной? Как вообще убыль населения может быть нормой в социуме?

Для выживания вида, гибель нескольких экземпляров представителей семейства несущественна.

Вот так, военный, мать его, коммунизм на одной шестой Земного шара в чистом виде.

Лиса, попадая в капкан, отгрызает себе ногу. Человечество, попав в невыносимые условия существования, ограничивает рождаемость, сокращает расходы на стариков и перестает заботиться об инвалидах. Хорошо хоть со скалы не сбрасывают, но судя по тенденциям, и до этого недалече. И все это под прикрытием красивых лозунгов – о великой миссии и необходимости спасения цивилизации.

Петр Иванович переключил скорость и включил фары, совсем темно стало, дорогу ни черта не видно. Только Юпитер слепит и ничего не освещает, даже от Луны видимость намного лучше. Издевательство какое-то, а не новая звезда…

Впереди бензовоз поморгал разбитыми стоп-сигналами, – условный знак, дорога впереди совсем паршивая. А где она еще осталась хорошей? Тридцать лет ничего не ремонтируется, не хватает сил, средств и людских ресурсов. Что уж говорить об Африке? Мертвый континент.

Иваныч сбросил скорость и незаметно для себя стал прислушиваться к разговору в кабине.

– Вот тогда Макс и говорит, – рассказывал новичок, – а слабо прострелить лампочку в кабинете командира части?

Иваныч молча усмехнулся в усы, он очень любил подобные истории.

– Ну а я что? – продолжал Стивен, – отказаться не могу, за труса посчитают. А соглашаться стремно, ведь если поймают, почти наверняка трибунал. Не расстреляют, конечно, но могут на месяц посадить на гауптвахту или вообще депортировать на болота. Уж лучше расстрел…

– Ну и? – не выдержал Мишка.

– Схитрить решил. Вот говорю если бы из СВД, так никаких проблем. А из наших «плевалок» шансов попасть нет.

– А они что?

– Да что они… там только один заводила был, кликуха – Румын. Остальным лишь бы поржать с новичка. Молчали, лыбились, ждали очередную хохму и как я выкручиваться буду. А меня в тот момент такая злость разобрала, что я Румыну прямо в лоб сказал – или тащи СВД, или иди ты к черту с такими подставами.

– Ну, а что Румын?

– Надулся. Ушел, часа через два ТСВ-шку притащил. Где стащил не знаю, не так это просто, однако нашел. Говно несусветное! Метров на сто еще нормально бьет, а дальше – как повезет. От крыши столовой до барака метров двести, не меньше, попасть почти невозможно. Если только чудом. Но формально-то он условие выполнил. ТСВ не «Калаш» и не «воздушка», пусть и учебная, но все-таки снайперская винтовка.

– И ты согласился? – ахнул Мишка.

– А куда деваться? Пошел в яр, пристрелял немного. Вроде ничего, плюется, конечно, но не так чтобы уж слишком сильно. Патронов полный карман, ветра нет. Прицел настроил, забрался на крышу, прикинул, что к чему. Если с первого выстрела не попаду, на второй времени не хватит – тревогу объявят, смыться не успею. Значит, придется попадать. Можешь, не можешь, – а надо! Прицелился и шарахнул…

– Ну и?

– Попал, конечно! Лампочка вдрызг. Завыла сирена, врубили прожекторы, общий подъем по тревоге. Но я все шаги заранее просчитал, по секундам. Прыжок с крыши, бегом, винтовку в форточку сунул – Румыну. Ее ведь еще на место вернуть нужно, где лежала.

А сам, пригнувшись, вокруг казармы. На бегу китель расстегнул, шнурки на берцах распутал, кепку сунул в карман, волосы взъерошил. Смешался с ротой у входа, хрен кто меня отличит от заспанного бойца-первогодка, только что разбуженного по тревоге.

Капрал даже замечание сделал, чтобы оправился, – подметил неопрятность в одежде. Пообещал меня лично потренировать подъему по тревоге. Это что? Это ерунда! В крайнем случае, отжиматься заставит. Ну вот, построились, посчитались, все на месте. Налево, направо, пять кругов по плацу бегом, и снова отбой.

А дальше самое интересное началось. По тревоге, оказывается, весь батальон подняли. Считать личный состав начали, а народу не хватает. Кто в СОЧи (самовольное оставление части) подался, кто в каптерке пьяный спит. Короче, полный бардак в подразделении.

В общей сложности в ту ночь на «кичу» человек восемь увезли, если не десять. А у нас полроты в курсе, кто именно кипиш поднял. «Самоход» не такое уж страшное прегрешение, «шакалы» сквозь пальцы смотрят, пока не «спалишься». А попался – значит получай по полной. За «подставу», наказывают не только самовольщика, но и его командира. Так что светят нам с Румыном разборки с целым взводом старослужащих, из которых половина – капралы да сержанты. Неделя на «киче», году равняется. Они же за это время столько злости накопили, что мама не горюй.

Короче говоря, затихарились мы, тише воды, ниже травы. Ждем с моря погоды, не высовываемся. Молимся, авось, да и пронесет. Чем черт не шутит, когда бог спит?

– Ну и как? – выдохнул Мишка, – пронесло?

– Нет, – с горечью констатировал Стив, – через недельку старики на разборки заявились, стали требовать сатисфакцию.

– Чего?

– Возмещение вреда.

– А-а-а, – протянул Михаил и засмеялся, – это типа «зуб за зуб, глаз за глаз»?

– Ну да, типа того…

– И чего?

Стив смутился, замялся немного, а потом выпалил:

– Вот поэтому я и оказался в экспедиции. Другого выхода не было.

– Побили? – слегка дрогнувшим голосом спросил Мишка.

– Не то слово, – кивнул Стивен, Иваныч заметил, как дернулся уголок правого глаза мальчишки, – а еще пообещали устроить «сладкую жизнь» на «веки вечные». Короче, гнобить начали по полной программе. Тут без вариантов, либо из «фашистов» уходить, либо на край света смываться…

– Поня-а-а-тно, – протянул Мишка задумчиво и уставился в окно.

Яркие лучи прожекторов конвоя выхватывали из темноты и четко обрисовывали контуры ближайших барханов. Изредка взгляд успевал ухватить быстро движущуюся громоздкую и несуразную тень грузовика, в свете прожектора идущей следом машины. Равномерный гул убаюкивал. Петр Иванович понял, что долго не выдержит тишины и подбодрил ребят:

– Ну что замолкли, соколики? Неужто темы для разговоров закончились?

Пацаны переглянулись, засмеялись и защебетали вновь. Иваныч приободрился и обратился в слух. За разговорами время незаметно летит, а навязчивые мысли не так сильно в голову лезут.

***

Иваныч уже дважды легонько постукивал по топливомеру, стрелка уверенно приближалась к нулю.

– Вот прожорливый динозавр, – проворчал он и озабоченно взглянул на наручные часы.

– Дотянем? – озабоченно спросил Мишка.

– Должны, – откликнулся Петр Иванович, – а вот если движок чихать начнет, тогда все.

– Пока вроде ровно гудит, – согласился Михаил.

Сигналить всей колонной остановку принялись ровно в одиннадцать ночи. Иваныч подогнал МАЗ почти вплотную к бензовозу, глушить не стал. Мишка перепрыгнул с машины на машину, протянул «рукав», загнал конец в бак, загудел насос, перекачивая топливо.

К грузовикам не спеша подрулил пикап полевой кухни, повар-итальяшка стоял в кузове и пытаясь перекричать рев двигателя что-то завопил. Иваныч сбросил газ и высунулся в окно.

– Чего тебе?

– Ужин, – на ломаном русском выкрикнул итальянец.

– Добро, – откликнулся Петр, распахнул дверцу. Повар подал Иванычу три свертка сухпая и котелок с кипятком. Затем постучал по кабине пикапа и что-то неразборчиво крикнул водителю. Стивен, сжимая автомат за цевье, внимательным взглядом проводил автомобиль с торчащей в кузове фигурой повара. Через пару секунд тот покинул полосу света и стал невидим, только пятна света фар, удаляясь, заплясали по барханам.

– Готово, – закричал Мишка, – полна коробочка.

Он быстро извлек конец шланга и снова перепрыгнул обратно на бензовоз.

Вот шалопай, ухмыльнулся Петр, допрыгается он у меня однажды. Сверзится, не дай бог, и что-нибудь сломает. Нужно не забыть, дать по шее.

Михаил укрепил шланг, и вернулся в кабину, Иваныч отогнал МАЗ подальше от бензовоза, освобождая место следующему автомобилю. Рассеяно окинул взглядом пустыню, выхватил из темноты пикап «фашистов», занявший «первую линию обороны» неподалеку. Вроде все в порядке. Заглушил двигатель. От внезапно наступившей тишины стало немного неуютно.

– Ну что, пацаны, заваривайте «доширак», – мрачно пошутил Иваныч, – вечерять станем.

Ребята шутку не оценили, потому что слово «доширак» не поняли, тем более слово «вечерять». Петр Иванович разъяснять смысл собственной тирады не стал, захотят —спросят, а нет, так и не нужно. Новое поколение – новый сленг. Каждому – свое.

В пакетах сухого пайка оказался стандартный набор – быстрорастворимый гранулированный порошок из планктона, лепешки, поджаренные итальянцем еще днем, и самодельные пакетики с комбучи. Мишка быстро поднес свою лепешку к носу, вдохнул запах и блаженно улыбаясь, закатил глаза от наслаждения.

В чем-то пацан прав, жрать действительно хотелось невыносимо.

Гранулы растворились быстро, и вот уже все трое ловко орудуют ложками в котелках, только железный перестук на всю кабину. А потом, спокойное «попивание чайку». Не спеша, с наслаждением, вдумчиво. Жаль только кипятку в котелке маловато помещается, поэтому комбучи досталось всем по полкружки. И все же, это лучше, чем ничего.

– Через пару дней в Асуане будем, – важно изрек Иваныч, отхлебывая «чай» из железной кружки.

– Это чего? – уточнил Мишка.

– Это город такой.

– Ух, ты, а пирамиды там есть?

– Нет, Мишка, пирамиды в Гизе находятся.

– Мы через этот город будем проезжать?

– Нет.

– Жаль, – расстроился Михаил.

– Да не на что там смотреть, – ухмыльнулся Иваныч, – камни, да и камни. Большая такая куча булыжников.

– Не-а, – покачал головой Мишка, – я старый учебник листал, там про пирамиды очень интересно было написано.

– Да разве ты читать умеешь? – сощурился Иваныч, – картинки небось рассматривал?

– Умею, – растерялся Михаил, и догадавшись что старик его просто подначил, рассмеялся самым первым.

– Ладно, Мишаня, перебирайся за руль, я немного подремаю. А то после сытного ужина, что-то меня в сон потянуло.

Иваныч лукавил, ужин оказался бледноват, и нисколько не притупил чувства голода, а только разжег его еще сильнее. Можно представить каково сейчас молодым желудкам, если даже у него в шестьдесят с хвостиком, урчит как у бегемота.

Впрочем, подумал он, вытягивая ноги на кушетке спального места, даже такой ужин гораздо лучше, чем лечь спать голодным.