Последний конвой. Часть 2
– Значит, все-таки спустились с небес? – вставила я свое веское слово.
– Это не важно, – отмахнулся Василий, – кто были эти самые боги, что брали в жены дочерей человеческих, мы и понятия не имеем. Откуда пошли все эти древнеегипетские знания, которыми человечество пользуется до сих пор?
– Это какие? – не удержалась я.
– Перечислить? Алфавитное и слоговое письмо, календарь, карта звездного неба, папирус и чернила, фаянсовая посуда, пигментные краски, стекло и зеркало. Еще? Да пожалуйста! Зубная паста и мятные конфеты. Бритье, стрижка и макияж. И много чего еще…
И все это, на минуточку, пришло к нам прямиком из каменного века? Как-то очень сомнительно звучит.
А открытия в области медицины? Египтяне не только лечили зубы, проводили хирургические операции, изготавливали протезы конечностей, но даже делали трепанацию черепа. Представляете себе? Медными инструментами, без рентгена и МРТ.
Что уж говорить о математике и геометрии. Они умели не только вычислять объем и вес тары, но и вовсю считали системы уравнений. Знаменитый Архимед большую часть своих знаний почерпнул именно в Египте.
А откуда эти знания в Египте взялись?
– Пришельцы… – разочарованно протянула я.
– А почему нет? – вскинулся с обидой Василий, – все может быть. Вселенная велика, на бескрайних просторах безвоздушного пространства среди миллиардов и миллиардов звезд могут встретиться и обитаемые миры. Или вы думаете, что Земля уникальна и неповторима?
– Как-то слишком банально, – произнесла я, – спустились с небес в летающей тарелочке, взяли в жены дочерей человеческих и научили дикарей делать трепанацию черепа без МРТ.
Василий немного смутился.
– Не обязательно именно так. Могу предложить и другое толкование. Вот представьте, шестьдесят тысяч лет назад на землю переселяется группа людей из нашего времени. Знания есть, но с собой нет ничего: ни оружия, ни технологий, ни даже справочной литературы. Что будут делать колонисты?
– Выживать!
– Вот именно! Перво-наперво, вооружатся. Сначала тем, что под руки попадется: камнями, палками, рогатинами. А потом понаделают примитивных пращей, арбалетов, каменных топоров и копий с наконечниками из отесанного камня. Сделают фортификационные укрепления по периметру колонии поселения. Сначала из бревен – это просто, если есть чем срубить деревья. Хоть каменным топором – его несложно изготовить голыми руками. Потом уже капитальные – из камней, скрепленных раствором на тщательно замешанной глине.
В реках станут ловить рыбу, а в лесах охотиться на животных; а для этого нужны снасти, сети, ловушки, капканы. Будут плести лианы, делать простые веревки из коры деревьев. Начнут потихоньку обрабатывать землю, займутся выращиванием местной флоры и приручением фауны. Со временем дорастут и до селекции. Одомашненных животных нужно где-то размещать? Значит, будут возводить хозяйственные постройки, загоны для скота, приспособления для изготовления масла из молока и многое другое. Начнут обустраивать быт. Возводить жилища из подручных материалов, хозпостройки, места общего пользования.
Человек не может прожить без тысяч мелких бытовых предметов. Нет стеклянных тарелок – для начала сделают их из обожжённой глины. Вот тебе и керамика. Потом немного покумекают и придумают, как изготовить стекло и фарфор. Нет одежды – начнут прясть шерсть и вязать свитера с оленями. Шкур то на всех не хватит, а зимой прохладно. Со временем подыщут подходящее растение и смастерят ткацкий станок из подручных материалов для изготовления одежды в промышленных масштабах.
Какие-то крупицы собственных, а с точки зрения дикарей, безграничных знаний, передадут потомкам. Может быть, даже будут заставлять их зубрить наизусть таблицу умножения или формулу площади круга, и знаменитое «е-равно-м-ц-квадрат», даже если те не понимают смысла слов.
Все эти абстрактные слова очень быстро забудутся. А записанные опять же какими-то абстрактными значками на стенке пещеры будут непонятны потомкам уже через несколько поколений. А спустя тысячелетия археологи скажут – ритуальные наскальные рисунки.
Да, несомненно, переселенцы одичают через несколько поколений. И тем не менее, уровень даже таких знаний будет гораздо выше, чем у аборигенов, которые пока только и могут, что камнем по башке хрясь, и гы-ы-ы-ы…
Что мы и наблюдаем в истории, – неожиданно Василий подвел черту под своим монологом.
– Подожди, – возмутилась я, – сначала у тебя были пришельцы-инопланетяне, а потом они каким-то непонятным образом плавно трансформировались в путешественников во времени, точнее в переселенцев из будущего.
– Да хоть из другого измерения, – отрезал Василий, – происхождение богов для нас не имеет никакого значения. Основа моей идеи в том, что знания привнесены извне. Как возможно, и сама жизнь.
– Ага, – не удержалась я от ехидства, – а машина времени или космодром для летающих тарелочек, или чего там еще, портал в параллельный мир, – значит, спрятаны где-то в Африке?
– Не исключено, – многозначительно произнес Василий с высокомерным видом.
– Опять не стыкуется, – я невольно прыснула в кулак, – сначала из «машины времени» вылезли «тупые дикари» – эректусы, потом денисовцы, следом неандертальцы и, наконец, высокоразвитые кроманьонцы со знаниями, как плавить металлы, строить весельные лодки и делать трепанацию черепа медными инструментами. И все они из одного места переселялись, так?
– Понятия не имею, – запротестовал Василий, – я предложил гипотезу…
– Это уже совсем интересно получается, – продолжала идти в атаку я, видя смятение младшего научного сотрудника, – вот смотри, если все пришельцы с одной и той же удаленной планеты, что же они у тебя там развиваются, мутируют, набираются знаний, а здесь – нет? Что, на Земле нельзя изобрести плуг или колесо? Нельзя за двести тысяч лет изменить форму черепа и потерять волосатость на груди? То есть, там можно эволюционировать, а здесь – ни в какую?
– Может быть, они из разных мест… времен… измерений, – совсем запутался Василий, – может, у них время течет быстрее. Пока здесь двести тысяч лет прошло, там – несколько миллионов.
– Мне классическая фантастика больше по душе, – закончила я спор, – прилетела однажды летающая тарелочка, вышли из нее боги в металлических скафандрах и давай брать в жены дочерей человеческих…
Но при чем тут Африка, мне совершенно непонятно?
– Все человеческие расы вышли из Африки, – насупился Василий, – это научно доказанный факт. А вот откуда они там взялись? Самозародились из песка и грязи, наверное.
– Не было в Африке тогда пустынь, а была очень благоприятная климатическая зона. Все цвело и пахло, плодилось и размножалось невиданными темпами.
– Ну да, – обиженно буркнул Василий, – как и на всей остальной планете. Если не брать в расчет полюса и удаленные континенты, климат везде был вполне благоприятным до самого потопа и большого ледникового периода. Однако же, все четыре известные науке расы вышли только из одного континента. Почему же они не самозародились на других? Например, в той же Австралии?
– Не знаю, – теперь пришел мой черед оправдываться, – но у тебя получается, что где-то в Африке стоит открытый межзвездный портал, и время от времени оттуда пачками вылезают дикари с дубинами и тут же бегут завоевывать континенты.
Василий обиженно хмыкнул и отвернулся.
Арсений едва слышно выругался, и вмешался в спор восклицанием:
– Ни черта не вижу! Нужно просить у Быкова прожектор.
Я обернулась и обомлела. Пока мы с Василием увлеченно пикировались, песчаная буря накрыла колонну. Видимость сразу упала до нуля, сквозь серо-бордовую пелену дорога почти не просматривалась. Свет от фар «скорой» тонул во мгле через какие-то полтора – два метра. Порывы ветра хлестали в окна пригоршнями песка. Колеса автомобиля время от времени пробуксовывали на заносах, а когда разом ослепшая машина налетала на трещину в асфальте и подпрыгивала, весь кузов микроавтобуса отзывался грохотом и скрежетом.
Арсений чуть сбавил скорость, но через некоторое время опять ускорился, боясь потерять из виду идущую впереди машину. Некоторое время держался за ней на одном уровне, как можно ближе, затем приотстал и вновь нагнал.
О том, чтобы разглядеть дорогу и объезжать тот хлам, что на ней валяется, речи уже не шло. Ехали по габаритным огням опережающего нас грузовика и молились, чтобы не сбиться с пути и не заплутать в пустыне. Машину трясло и кидало на ухабах, и в один прекрасный или ,наоборот, ужасный момент, мы все-таки улетели с дороги и застряли в песке на обочине.
Двигатель заглох, свет фар погас, рация внезапно тоже сдохла. Шипела, хрипела и завывала, как средневековое привидение, но говорить голосом Быкова отказывалась. Арсений несколько раз попытался вызвать Эмиссара или аварийную бригаду, но все оказалось тщетно. Никто не отвечал.
Мимо нас, не снижая скорости, проскочили несколько автомобилей колонны. Стало немного страшновато, а ну как вся колонна мимо проедет и скроется во мгле песчаной бури?
Видя, что творится за бортом, Арсений велел нам с Василием закрыть глаза и ни в коем случае не открывать. Натянул защитные очки, замотал лицо полотенцем и выскользнул под обжигающий песком ветер. Заглянул под машину, убедился, что «скорая» намертво села днищем на песок, что-то неразборчиво прокричал, в сердцах пнул колесо, бросился на дорогу с поднятым руками.
У меня даже похолодело в животе, когда я представила, как его сейчас раздавит проезжающая мимо автоцистерна.
Не видно же ни черта!
Но, слава богу, пронесло. Водитель цистерны все-таки разглядел одинокую фигуру в этой адской круговерти песка, нажал тормоз – ярко вспыхнули красные фонари стоп-сигналов. Одновременно извещая колонну об экстренной остановке, подал грубый и мощный, будто рев древнего мамонта, сигнал. Остальные водители, словно из солидарности, тоже немедленно начали гудеть. И вот массовый рев клаксонов на пару секунд заглушил шум песчаной бури. Колонна встала.
Не прошло и пары минут, как подскочили автомеханики, затем охрана на пикапе и даже сам Быков на броневике примчался. Вокруг «скорой» немедленно началась суета и толкотня. Василий пробормотал сквозь зубы:
– Может, им помощь нужна?
И попытался выбраться из машины, но его тут же с криками затолкали обратно и велели «сидеть на жопе ровно и не мешать». Размотали трос, зацепили за грузовик, вытащили на дорогу. Арсений вернулся в кабину, немного помучился, но завести микроавтобус так и не смог. Быков принял решение тащить «скорую» дальше на сцепке, – «на первой же стоянке отремонтируем».
И вот тут нас с Василием очень «вежливо» попросили покинуть кабину и пересесть на другой транспорт.
Зачем? Ну и тащили бы машину вместе с людьми. Нет, говорят, «по инструкции не положено, вылезайте и ловите попутку».
В результате я оказалась в броневике Эмиссара, а Василя запихали в будку к автомеханикам. Не завидую я младшему научному сотруднику, для него там нет никаких условий, даже сиденья. Нет, внутри я не была, просто догадалась. Швырнули вслед старую промасленную фуфайку и велели «постелить прямо на пол». Я так понимаю, это просто большой железный ящик до отказа набитый промасленными запчастями. Видимо, остался небольшой кусочек свободного места на полу из ребристого металла. Вот на нем и расположится Василий. Вряд ли младший научный сотрудник Столичного университета мог представить, в каких условиях ему придется жить в экспедиции.
В «Тигре» я уже бывала пару дней назад, жуткая теснота и какая-то непонятная военная угрюмость тогда подействовали на меня угнетающе. В этот раз народу оказалось еще больше. Как в автобусе в час пик. Все откидные кресла заняты, но мне местечко все же нашли. Правда, чтобы я смогла забраться внутрь, нескольким «фашистам» пришлось выпрыгнуть из салона и пропустить меня в центр.
Я забилась в свободный уголок и притаилась на жестком сидении рядом с каким-то сержантом. Экстренный чемоданчик с лекарствами для первой помощи у меня отобрали и запихали в противоположный угол кабины, всунув его вертикально между сидениями.
Мощный движок взревел, и броневик понесся по обочине, обгоняя колонну и разбрасывая огромными колесами пригоршни песка во все стороны.
Подвеска у броневика так себе. Я дважды стукнулась головой о ребра жесткости, ушибла многострадальную коленку и разок приложилась носом о переднее сиденье, пока мне не показали скобу, за которую необходимо держаться и куда нужно упираться ногами, чтобы не болтало, как «вареную сосиску», по всему салону.
За «сосиску» почему-то стало обидно…
Проходимость у броневика оказалась превосходная. Меня впечатлила та мощь и легкость, с которой «Тигр» перемещался по бездорожью. Сразу видно – настоящая военная техника. Полный салон народа, весь кузов ощетинился пулеметами, броня толщиной с палец, а он прет, как танк, по обочине.
Мы обогнали почти весь конвой и пристроились между трактором и бензовозом во главе конвоя. Почти все это время я намертво прилипла к стеклу, пытаясь в подробностях разглядеть колонну снаружи.
Смотрелось просто здоровски!
Вся убогость модифицированных автомобилей сгладилась темнотой и паршивой видимостью из-за бури, а рычащие двигатели грузовиков и яркие лучи фар и прожекторов, наоборот, подчеркивали силу, мощь и какую-то первобытную красоту движущейся сквозь непогоду техники. Природа показывала свой беспощадный нрав, но человек все преодолевал, несмотря на буйство стихии. Меня охватили одновременно восхищение, дикий восторг и ликование. Кажется, это называется катарсис…
Глава 4. Иваныч
Погода не заладилась с самого утра. Серое мрачное небо на весь день затянуло тяжелыми тучами. Пронизывающий насквозь северо-западный ветер подхватывал капли и швырял их почти горизонтально, старательно целясь в лицо. А ближе к вечеру, небольшой осенний дождик внезапно окреп и возмужал, превратившись в настоящее стихийное бедствие. Налетал порывами, бил и хлестал ледяными струями наотмашь, словно кнутом. Молнии вспыхивали целыми каскадами, выхватывая из темноты глубокие лужи на разбитой дороге, неровную баррикаду из ржавых бочек, наполненных песком, и облезлые дома с пустыми глазницами оконных проемов, кое-как залатанных кусками фанеры. Мир обезлюдел, съежился, намок и почернел от холода.
Петр, согнувшись в три погибели, кутался в промокший дождевик, тянул озябшие ладони к жалкому костерку, вокруг которого собралась небольшая группа мужчин разного возраста. Лучи прожекторов резали ночь на неравные треугольники, добавляя фантасмагории и гротеска в и без того сюрреалистичную картину происходящего.
– Петруха, – сказал из темноты небритый очкарик, – твоя очередь. Держи!
Забулькала темная жидкость из грязной бутылки, сказывался опыт: почти в полной темноте разливающий не ошибся ни на грамм, нацедил ровно полстакана.
– Точно, как в аптеке!
Извечный философский вопрос – стакан наполовину пуст или наполовину полон?
А ведь в жизни все намного прозаичнее, – размышлял Петр, – это же просто полстакана вонючей сивухи.
– Глотай, не капризничай. Пьяному подыхать будет проще.
Пахнуло суррогатным алкоголем, настоянном на сухих дубовых ветвях. Петр не стал отказываться, протянул руку, взял стакан двумя пальцами и, стараясь не выдать гримасой отвращения, быстро опрокинул в себя. Почему-то не почувствовал ни запаха, ни вкуса отвратительного даже на вид пойла. Шмурдяк провалился в пустой желудок и вызвал сильное жжение внутри. Немного задержал дыхание, потом шумно выдохнул и, не удержавшись, скривился.
– Сейчас согреешься, – беззубым ртом прошамкал Крот. На долю секунды отсвет молнии выхватил из темноты его греческий профиль на фоне ржавой облезлой бочки. В небе еще раз полыхнуло, и площадь накрыл чудовищный раскат грома. Захотелось закрыть глаза и втянуть голову в плечи, как будто это могло помочь преодолеть первобытный страх.
Теплее не стало, просто к ознобу присоединилось ощущение легкой дурноты.
– Закуси, – та же рука протянула несколько раз аккуратно надкушенное с уголков и порядком раскисшее рыбное печенье. Тошнота резко усилилась. Петр покачал головой и отвернулся, чтобы остальные не смогли разглядеть в свете пляшущих языков костра его брезгливое выражение лица.
Страха не было. А было ощущение какой-то нереальной и абсолютной вселенской пустоты. Словно его душа умерла, осталось только одинокое безмозглое тело, которое мыкается по свету в полной бессмысленности и отчаянии. Жизнь окончательно потеряла смысл.
– Все вы сдохнете!
Компания подобралась разношерстная: бывший преподаватель литературы, дворник предпенсионного возраста, совершенно седой водитель троллейбуса, последний раз выходивший в рейс два десятка лет назад, безработный экономист из соседнего подъезда, подвизавшийся работать помощником каменщика на стройке, которая опять встала. На этот раз, наверное, навсегда…
Тех, кто сидел чуть дальше, не разглядеть в темноте, но лица по большей части незнакомые. Хотя, ведь все раньше жили поблизости, в пределах пары кварталов от площади. Могли иногда встречаться на улице, почти наверняка вместе стояли в очередях на выдачу продуктов.
Долгое и бессмысленное балансирование на самом краю пропасти, и закономерный финал – дождь, грязь, рваные вонючие шмотки и полная жопа впереди.
– Ополченцы, бля. Стадо безмозглых баранов на бойне.
Спорить не хотелось, в чем-то голос был прав.
– Задолго до катастрофы, – вдруг раздался незнакомый голос из темноты, – смотрел я по телику передачу про одного индийского йога Амар Бхарати. Жил он в Индии, работал обычным клерком, имел жену и троих детей. И все у мужика в жизни было нормально, пока однажды его не переклинило на религиозной почве. Короче говоря, решил он посвятить свою жизнь богу Шиве. Молился, постился, или что они там делают в Индии? Короче, медитировал по многу часов в день, славил Шиву и все такое. Работать стало некогда, жена ушла, забрав с собой детей. Сердобольные соседи иногда подкармливали чудика, чтобы от голода не помер. Как никак – садху, святой аскет, почти что полубог. Прошло года три – четыре, и стало Амару этого недостаточно. Решился он самый важный шаг в своей жизни, взял и поднял вверх руку.
Рассказчик ненадолго замолчал, и все пространство вокруг вновь заполнил всепоглощающий шум дождя.
– Зачем? – не выдержав гнетущей тишины, спросил Крот.
– Было у них в Индии такое понятие – «урдхаман тапасья». Это такой вид служения, когда часть собственного тела садху жертвуется богу. Считается, что аскетическая практика очищает не только самого йога, но и коллективную карму общества. Амар долго страдал от невыносимой боли, но руку так и не опустил. Со временем она отсохла, превратившись в обтянутую кожей кость…
Всем паломникам и корреспондентам йог говорил, что делает это ради мира во всем мире. Жертвует частью собственной плоти, почти так же, как взошедший на крест во имя очищения от грехов человечества Иисус.
– Ну и как, помогло? – прошамкал Крот.
– Не знаю, – честно ответил рассказчик, – но пока был жив Амар, больших войн на планете не случилось. Так только, по мелочи… Видимо, с тех пор накопилось у человечества грехов немало, раз бабахнуло во всю силу и мощь.
– Бред! – коротко и емко охарактеризовал рассказанную байку Крот, – бог дал человеку бессмертную душу и великолепное тело, которое тот намеренно покалечил во имя глупых предрассудков. Вот если бы он потом сумел эту руку оживить, я бы еще поверил в святость монаха. А так… обыкновенный позер, хвастун, да к тому же еще и мазохист.
Он разочарованно вздохнул.
– А вот и не бред, – возразил кто-то сидящий еще дальше во мраке ночи, – они таким образом стремятся навсегда вырваться из круговорота колеса Сансары. Разорвать цепь бесконечных воплощений и слиться с богом в единое целое.
– И делают это, накурившись марихуаны, – добавил очкарик, совсем недавно разливавший по стаканам чемергес, – что конечно же, не ради собственного удовольствия, а исключительно в религиозных целях.
Разговор как-то сам собой стих, и собеседников вновь накрыл глубокий шум дождя. Изрядно коптя дизелем и разбрызгивая лужи, мимо протарахтел облезлый грузовик с рваным брезентовым тентом на кузове, притормозил в конце улицы возле полуразрушенного здания местной комендатуры. Из кабины бодро выпрыгнул молоденький чекист в новенькой форме. Разглядев замок на дверях, развернулся и потопал по лужам к баррикаде. Приблизившись, скользнул равнодушным взглядом по мокрым, грязным, насмерть перепуганным лицам собравшихся тесной кучкой людей.
– Кто старший?
Среди ополченцев прошел невнятный ропот, некоторые даже начали неохотно подниматься, хотя их никто не принуждал. В темноте негромко и сдавлено матюгнулись, но продолжения не последовало.
– А вот и начальство пожаловало.
Дождь продолжался, словно в небесной канцелярии окончательно и бесповоротно прохудились небеса. Форма чекиста темнела прямо на глазах, что было подмечено с некоторой долей непроизвольного злорадства. Мы тут мокнем уже пару часов, а этот молодой крендель ошивается неизвестно где.
Неожиданно вперед шагнул невысокий, сильно прихрамывающий толстяк в рваной телогрейке:
– Ну, я старший буду. И чо?
– Фамилия?
Толстяк равнодушно пожал плечами:
– Кузьмин.
Чекист молчал, ожидая продолжения.
Вышла небольшая заминка, словно говорящий забыл собственное имя и мучительно старается его припомнить.
– Лешка меня зовут. – толстяк снова замялся, потом быстро поправился, – Алексей Дмитриевич. Кличут Кузьмой.
– Ясно, – нахмурился чекист.
Что ему вдруг стало понятно, осталось для всех непостижимой тайной.
– Сколько вас?
– Шестнадцать человек.
– Добровольцы?
– Так точно!
– Суицидники, – едва слышно прошипел кто-то из темноты.
– Отставить разговорчики, – чекист резко вскинул голову, старательно вглядываясь в темноту. Прожектора были нацелены на дорогу по ту сторону баррикады, разглядеть говорящего ему не удалось. Остряк самоучка мгновенно притих и больше признаков жизни не подавал.
– Все местные?
– Так точно!
– Подходить к грузовику строго по одному. После этого необходимо громко и четко назвать свою фамилию и адрес, получить оружие, боеприпасы, расписаться в ведомости. Понятно?
– Так точно!
– Всем все понятно?
– Так точно! – нестройный хор осипших голосов. Кто-то не прочувствовав момента, вякнул «ясно-понятно», но чекист пропустил нестроевую разноголосицу мимо ушей.
– Кузьмин, вы первый. Получить оружие!
Водитель откинул ободранный борт грузовика, ловко запрыгнул внутрь, присел на корточки, развязал тесемки и откинул мокрый край рваного и многократно простреленного брезента. Сильно хромая, толстяк двинулся к грузовику первым, остановился, не дойдя пару шагов, откашлялся и по уставно четко доложил:
– Кузьмин. Улица Пришвина, дом двенадцать, вторая квартира, – прокричал он, стараясь перекрыть шум дождя и завывания ветра. Над головой полыхнуло, и раскатистый удар грома огласил всю округу, как бы подтверждая право толстяка на владение огнестрельным оружием.
Водитель вытащил из груды автомат Калашникова, сунул в руки Кузьмину, затем подал три пустых магазина. Вытащил из-за пазухи и протянул для подписи толстенный бухгалтерский журнал.
Чернила под дождем сразу поплывут, а через пару минут и бумага раскиснет.
Видимо, чекист подумал то же самое, гаркнул:
– Симаков, отставить бумагомарание! Выдай им уже автоматы, наконец. И побыстрее, время не терпит.
Дело пошло быстрее. Чекист командовал – «следующий», из темноты нерешительно выходил кто-то из мобилизованных, сообщал свои ФИО и адрес, получал оружие, отходил в сторону. В какой-то момент времени Петр решил, что пора и ему вооружиться. Как только очередной счастливчик заполучил вожделенный автомат, он шагнул к грузовику.
– Корольков, Красная четыре.
– Держи, – водитель сунул старый Калаш и пустые магазины, скороговоркой пробормотал вполголоса, – подожди парень, не уходи. Прими ящик.
Он с трудом вытащил из под брезента железный короб, поволок к краю кузова.
– Смотри, не урони.
– Кузьмин, не стойте столбом, помогите мобилизованному, – рявкнул чекист, – не хватало еще патроны рассыпать по мостовой.
Приняли в четыре руки, аккуратно спустили на землю, откинули крышку. Желтые блестящие патроны почему-то оказались насыпом. Петр прикинул на глазок – прилично, больше тысячи штук. Просто сказочное богатство!
– Кто получил оружие, подходим и заряжаем. Магазины к автоматам без команды не пристегивать!
Петр первым протянул руку, зачерпнул горсть патронов из ящика, принялся неумело снаряжать магазин. Без навыков получалось плохо, он почти сразу прищемил палец, однако, не обращая внимания на боль, продолжил занятие. Постепенно вокруг стала собираться толпа, его старательно отпихивали в сторону. Он снова зачерпнул целую пригоршню патронов, не считая, высыпал их в карман, зачерпнул еще и отошел к баррикаде, держа добычу в вытянутой руке.
