Высшая мера

– Причины, как ты понимаешь, уважительные... Обычно я не ворчу, не капризничаю.

– Проехали, Володя, давно проехали.

– Послушай... Недавно ты спрашивал о врагах... За этим что-то стояло? Или просто призывал к бдительности?

– Стояло.

– Больше ничего не добавишь?

– А нечего добавлять. Прошел слушок... В наших кругах, естественно. Промелькнула твоя фамилия.

– В какой связи?

– Не знаю. Но вот так просто фамилии не произносятся. Это было не при мне, ребята доложили. Якобы кто-то где-то кому-то...

– Не хочешь сказать или действительно не знаешь?

– Володя, послушай... Как только ребята доложили мне, я в тот же день позвонил тебе и все сказал открытым текстом.

– Помню.

– Не сомневайся во мне, Володя, ладно?

– Не буду.

– Все, что я сказал сегодня утром, остается в силе. Держись, Володя.

– Постараюсь, – ответил Апыхтин и выключил телефон. Он не мог больше говорить. Самые простые слова Кандаурова, эти вот «держись, Володя», оказали на него совершенно неожиданное действие – он чуть не расплакался и с трудом глотал какие-то комки, сотрясающие все его большое тело. Встретившись взглядом с водителем в зеркале, он сдвинулся в сторону, чтобы тот не понял, не догадался о его состоянии.

Да, так бывает – прочувствованные слова друзей, соратников оставляют нас совершенно равнодушными, и слушаем мы их снисходительно и даже с некоторым раздражением, дескать, скорее бы заканчивали. Не затрагивают они ничего трепетного и заветного, а если что и дают, то лишь удовлетворение уставшему самолюбию. Но случайно брошенное слово человека далекого, может быть, даже презираемого, человека, которого мы даже стыдимся, вдруг цепляет что-то важное, больное в душе, и ты готов разрыдаться на плече попутчика в электричке, разговориться с поздним выпивохой у ночного киоска, пожаловаться таксисту.

Что за этим?

Привычная опасливость, подсознательная боязнь ближних, потому что по-настоящему чувствительный удар может нанести человек, хорошо знающий, где у тебя болит.

Или невозможность носить в себе нечто гнетущее, невыносимо тяжкое? Или сохранившееся из глубины веков стремление быть искренним, открытым и простодушным?