Все они почему-то умирали

– Спасибо за угощение, – церемонно произнес Пафнутьев, поднимаясь с диванчика. – Было очень приятно познакомиться с вами. Надеюсь, мы еще встретимся, причем в самое ближайшее время.

– Не возражаю, – сказала Маргарита, протягивая руку к пульту управления.

– До скорой встречи! – сказал Пафнутьев на прощание и, не успев дойти до двери, снова услышал стенания, стоны и вскрики – Маргарита вернулась к «Красной шапочке».

Оглянувшись, Пафнутьев в последний момент, перед тем как закрыть дверь, увидел, как по лицу Маргариты носятся красноватые сполохи соблазнительно-запретных картин. Глаза женщины горели, рот был полуоткрыт, а рука снова тянулась к прекрасному виски, вкус которого Пафнутьев до сих пор чувствовал на губах.

– Вопросы есть? – спросил Вохмянин, когда они остались вдвоем.

– Одни ответы!

– Тогда идем к секретарше. Света ее зовут, Светлана Юшкова.

– Что пьет Светлана Юшкова?

– Красное сухое. Предпочитает грузинское.

– Она мне начинает нравиться, – сказал Пафнутьев.

– Она всем нравится. И вы, Павел Николаевич, тоже ей понравитесь.

– Вы в этом уверены?

– Не сомневайтесь.

– Чем же я ей понравлюсь?

– Самим фактом своего существования.

– Неужели бывают такие люди?

– Не знаю, как в других местах, но в этом доме такое существо завелось. И до сих пор прекрасно себя чувствовало.

– Смерть Объячева потрясла хотя бы ее?

– Потрясение настигло ее несколько раньше, еще при жизни хозяина.

– Почему?

– Костя сказал ей открытым текстом, что мир и согласие в доме для него важнее, нежели любовь красотки, какой бы обалденной она ни была. Светка должна была уйти отсюда – это был вопрос времени, одной или двух недель.

– Вы сказали, что она нравится всем... Маргарите в том числе?

– Нет. Маргарите она не нравится. Маргарите нравлюсь я.

– Чем?

– Вы же сказали, что у вас полная голова ответов! – рассмеялся Вохмянин.

– Виноват, – Пафнутьев прижал руку к груди. – Скажите, Вася... А какой ваш любимый напиток?

– Водка. Но хорошая.

Пафнутьев с чувством пожал руку Вохмянину, и тот прекрасно его понял – хоть одна родная душа нашлась на весь дом.

– И еще, Вася... Вы кого-нибудь подозреваете?

– Всех.

– Никого не исключая?

– Ни единого. Не знаю, насколько это убедительно, но... Я был нанят телохранителем. И со своей задачей не справился. Мой хозяин убит. Это плевок мне в лицо. Я должен найти убийцу. И я его найду. Вместе с вами или без вас.

Пафнутьев всмотрелся в крупное лицо Вохмянина, на котором почти игрушечными казались маленькие сочные губки, всмотрелся в утонувшие под тяжелым лбом тоже небольшие глазки, редкие светлые бровки. Пафнутьев хотел бы верить Вохмянину, тот нашел слова и произнес их хорошо, сильно произнес...

Но Пафнутьев тоже никого не исключал, тоже подозревал всех – вести себя иначе он просто не имел права. А что касается самого телохранителя, то у него была очень веская причина не любить своего хозяина, у него были основания даже для ненависти. Те немногие полупрозрачные намеки, которыми поделился Вохмянин об отношениях его жены с Объячевым, убеждали – сбрасывать его со счетов, освобождать от подозрений нельзя.

И еще...

Слушая Вохмянина, Пафнутьев все тверже убеждался, что перед ним человек – сильный, страстный, человек, не прощающий обид и не желающий ни от кого прощений. Он поступит так, как считает нужным, и ничто его не остановит – ни страх наказания, ни чье-либо мнение, ни риск быть разоблаченным. Вохмянин через многое прошел и, похоже, через многое готов пройти. У него есть своя система ценностей, она наверняка не во всем совпадает с правовой, но он от нее не отступит.

– Вы единственный телохранитель у Объячева?

– Нет. Нас пятеро. Но в этом доме я один. Другие – для конторы, для машины, для встреч и поездок... Конечно, я чувствовал напряг в доме, который был постоянно. Иногда он ослабевал, иногда сгущался так, что все часами сидели, запершись по своим комнатам. Но чтобы до такой степени... Этого я не предполагал. Или возникли какие-то обстоятельства, мне неизвестные, или у кого-то кончились силы.

– Или нашлись силы?

– Это одно и то же, – Вохмянин махнул тяжелой красноватой ладонью. – Когда кончаются силы вести себя подобающим образом... Человек становится способным на многое. На убийство в том числе.

«Ни фига себе, – изумленно подумал Пафнутьев. – Этот человек далеко не дурак, похоже, он всех обитателей дома видит насквозь. Если, конечно, сейчас говорил не о самом себе. Уж больно тонкие выводы делает о человеческой натуре, для телохранителя слишком уж тонкие. О себе, ох о себе говорил Вохмянин столь прочувствованные слова».

* * *

Войти к Юшковой Пафнутьев не успел – едва Вохмянин подвел его к двери, едва вознамерился постучать, Пафнутьева окликнул Андрей:

– Павел Николаевич! Есть разговор.

Пафнутьев посмотрел на Андрея, торопливо поднимающегося по винтовой лестнице.

– Я позже сам зайду к ней, – сказал он Вохмянину. – Где я вас найду?

– Внизу. В каминном зале.

– Договорились. – И Пафнутьев пошел навстречу Андрею. – Есть что-то новенькое?

– Докладываю обстановку... Шаланда уехал. Опера своего оставил, а сам слинял. Обещал прислать команду – вдвоем обыскать этот дом невозможно.

– Похоже на то.