Божья кара

– Какой ты умный, Андрюшенька!

– И вот еще что… Давай заканчивать с Андрюшенькой. Нет у тебя повода для этого куража. Нет.

– Ты уверен?

– Да. – Андрей свинтил с колец по одному ключу и положил перед Светой. – Мы еще поговорим о нашем декабре.

– О прошлом декабре?

– Как знать, может, и о будущем язык повернется.

– Думаешь, он будет?

– Обязательно. С нами или без нас, но наступит. Будь осторожна, Света… Я чую шкурой – этот придурок вертится где-то рядом. Пока мы ходили по Коктебелю, он не мелькал в отдалении?

– Почему же в отдалении? – спросила Света, вскинув подбородок, словно подставляя лицо под пощечины. – Он на минутку заглянул к Леше в «Ветерок».

– И видел, как мы покупали замки?

– К тому времени он слинял.

– А меня он видел?

– Ты к нему спиной сидел.

– Я точно не засветился?

– Андрей, успокойся. Я бы сказала.

– И он в самом деле верит, что ты его не сдашь?

– Как видишь… Возникает время от времени.

– Так он действительно придурок?

– Конечно. Но есть и отличия от всех прочих… У него большое беспокойство в штанах, прямо ненормальное. И нож в кармане. Так что, Андрей, я тоже хочу тебя предупредить… Будь осторожнее. Время от времени у него мозги отключаются… И ему все равно, один человек перед ним или десять…

– Леша его видел?

– Нет. В это время его не было в зале.

– Он тоже пиво пил?

– Я же сказала – на минутку заглянул, окинул взором, как говорится. Увидел нас в углу и тут же вышел.

– Ладно, разберемся. – Андрей взял с подоконника картонную папку, механически раскрыл ее – это были рисунки Лены. У нее была странная привычка – на альбомном листе бумаги обводить карандашом по контуру ладонь с раздвинутыми пальцами, не только свои ладошки, но и всех, кто подворачивался под руку. – Она до сих пор этим увлекалась?

– Как видишь.

– Где-то здесь и моя ладошка.

– И не одна, – улыбнулась Света и, взяв у Андрея альбом, перевернула несколько страниц. – Видишь, ладонь Славы не поместилась. – Она закрыла папку и бросила ее на подоконник. – Значит, говоришь, я тоже вела себя не слишком хорошо в том декабре?

– В декабре все было прекрасно. Сбои начались позже. Не будем сейчас об этом… Послушай… Может, мне сюда перебраться?

– Я отвыкла от тебя. Смотрю и прикидываю – да ты ли это… Дай немного присмотреться.

– Тогда ладно, – Андрей поднялся. – Не забывай закрывать дверь. На оба замка. И на два поворота ключа. И кнопку вниз.

– Заметано, – улыбнулась Света.

Каждый раз, приезжая в Коктебель, Андрей как бы заново с ним знакомился, заново привыкал к нему. Были годы, когда он каждый раз в него заново влюблялся. Зубчатый профиль Карадага, восход луны над заливом, каберне на разогретых солнцем бетонных плитах набережной, ночные купания, хмельной треп до рассвета на остывшей гальке пляжа, легкие, необязательные знакомства… Все это когда-то волновало, тревожило, заставляло стремиться сюда, чтобы прикоснуться к недолгому лету. В Москве лета не было – жара, пыль, бензиновая гарь, но не лето.

Однако в этот свой приезд он обнаружил, что никакой радости не испытывает, все просто, буднично, да еще и печально. Пришла мысль, что все в жизни становится хуже, если не безнадежнее. Опять эта центральная, развороченная траншеями улица, тротуар с провалившимися плитами, исчез Дом творчества с парком – а ведь когда-то, совсем недавно, здесь, в пяти минутах от моря, можно было взять комнату хоть на все лето…

А какая была галька!

Тысячи лет волна обкатывала черные камни с вкрапленными в них голубыми агатами! Вывезли все эти камни вместе с агатами на стройки, погрузили экскаваторами в самосвалы и вывезли! В фундаментные траншеи засыпали. А вместо них завезли на пляжи острый щебень с каменных карьеров…

Но все-таки остались несколько прежних пляжей в бухтах – в Лягушачьей, Сердоликовой, в Бухте-Барахте… А ведь были времена – можно было, ни у кого не спрашивая разрешения, сходить в эти бухты… Уже нельзя. Егеря на охране, все тропки перекрыты. Может, и правильно, заповедник там нынче, но бухты из жизни исчезли, ушла из жизни черная галька с вкрапленными голубыми агатами…

А какая в этих бухтах вода!

Голубая, как агаты…

Ладно, и с этим можно смириться, но как быть с девочкой, на трупике которой в морге насчитали двадцать шесть ножевых ударов… И это Коктебель – солнечный, беззаботный, хмельной? Теперь по вечерам на набережной прогуливаются высокие крепкие ребята в черной форме – десантники из соседней воинской части…

На всякий случай.

«Куда катимся, ребята, куда катимся?» – без конца повторял Андрей, перепрыгивая через траншеи, глиняные кучи, мусорные завалы на центральной улице имени Ленина Владимира Ильича. Конечно, случалось разное и при Волошине, в солнечные довоенные годы, на пустынных тогда еще берегах, пропахших горячей горной полынью. И слезы были, и несчастья, измены, обиды, но какими же они сейчас, в начале двадцать первого века, кажутся милыми и забавными, почти детскими…

Проснувшись утром, Андрей некоторое время лежал без движения, глядя в светлый потолок и пытаясь понять, где он оказался. И только увидев в окне острые скалы Карадага, понял – Коктебель.

Не поднимаясь с дивана, взял с тумбочки мобильник и позвонил Свете.

– Я приветствую вас в это прекрасное утро! – сказал он, стараясь наполнить свой голос утренним солнцем, свежим воздухом, сверкающим морем.

– Привет, – ответила Света. – Выжил?

– Местами.

– Какие чувства обуревают?

– Жажда, – признался Андрей.

– Это поправимо.

– Я ни на что не намекаю, но… Ночь без происшествий?