Победителей не судят

– Совершенно с тобой согласен.

– Граненый стакан лучше, – повторил Ухалов. – Надо бы нам прогуляться. Солнце село… Почти стемнело. – Ухалов усмехнулся неожиданно возникшей рифме.

Окинув беглым взглядом стол, Касьянин сунул бутылку в мусорное ведро, хлеб убрал в целлофановый пакет, тарелки, на которых совсем недавно красовалась колбаса и красный перец, поставил в мойку. После этого, поколебавшись, взял тряпку и смахнул со стола оставшиеся крошки.

– Правильно, – одобрил порозовевший Ухалов. – Следы надо заметать.

– Следы всегда остаются, – усмехнулся Касьянин. – Это я могу сказать тебе твердо.

– Не знаю, не знаю…

– Если годик-второй попишешь в газету на мои темы… Тебе тоже кое-что откроется в жизни.

На прогулку вышли втроем – прихватили с собой и Яшку. В последний момент Ухалов остановился посреди кухни, дождался, пока из прихожей выглянет заждавшийся Касьянин, и молча показал ему на верх шкафчика.

– Ты ничего не забыл?

Касьянин проследил взглядом за указательным пальцем Ухалова и только тогда понял, о чем тот напоминает. Палец у Ухалова был коротковат и тверд, указывал на срез черного ствола револьвера.

– Думаешь, стоит? – засомневался Касьянин.

– Уверен.

– Вообще-то, надо бы разрешение…

– Как ты думаешь, когда бандюга тебе морду бил, у него было разрешение на твою морду, которая до сих пор еще имеет цвет национального флага независимой Украины.

– Это как?

– Морда у тебя явно желто-синего цвета.

– Разве что так, – Касьянин приподнялся на цыпочки, дотянулся до ствола и, взяв револьвер, некоторое время стоял в растерянности, не зная, куда его сунуть.

– За пояс, – сказал Ухалов. – А потом купишь специальную упряжь и будешь носить под мышкой. И не забывай проверять предохранитель. Вот эта кнопочка должна быть опущена вниз. А перед стрельбой ее нужно поднять вверх.

– Соображу, – Касьянин сунул тяжелый револьвер за пояс, запахнул пиджак, застегнул его на одну пуговицу. – Ну как? Сойдет?

– Наконец ты стал похож на настоящего мужчину.

– Настоящий мужчина – это какой?

– На которого бабы глаз кладут.

– Ладно, – усмехнулся Касьянин. – Пошли.

Выйдя из подъезда, приятели с удивлением обнаружили, что уже наступили сумерки. Только за лесом еще можно было различить розоватое свечение неба. Над тремя недостроенными домами висела какая-то надкушенная луна. В самих домах уже началась ночная жизнь – теплились некоторые проемы окон, блики на стенах говорили о том, что там уже горят костры, уже племя собралось на вечерний перебрех. Верхние этажи розовели в закатном свете, но внизу была уже ночь.

Собаки, как обычно, носились по пустырю, хозяева или же бегали за ними, пытаясь набросить ошейники, или стояли в сторонке, покуривая, ожидая, пока их разношерстные, разномастные любимцы, обессилев, сами приползут к ногам. Яшка тут же включился в общие игрища, но, видимо, недавние события все-таки повлияли на него – время от времени он сам подбегал к Касьянину и, ткнувшись в ноги, убедившись, что хозяин рядом, жив и здоров, снова убегал в темноту.

– Пошли к домам, – предложил Ухалов как-то уж очень деловито, устремленно.

– А чего там?

– Пошли-пошли… А то здесь народу многовато.

– Для чего многовато? – не понял Касьянин.

– Надо же нам машинку испытать. А то прижмет – не будешь знать, чего нажимать, чего не нажимать, – и, подхватив Касьянина под локоть, Ухалов потащил его к ближайшей темной громаде.

Если ступеньки еще можно было как-то рассмотреть, то внутри подъезда была полная темнота. Но Ухалов чувствовал себя уверенно и продолжал тащить Касьянина за рукав в глубь дома. Где-то вверху, сбоку, раздавались невнятные звуки – то ли человеческие голоса, то ли шум ветра в пустых окнах. Изредка на стенах мелькали отблески огня – кто-то прикуривал, возможно, поджигали пустые ящики, остатки деревянного забора, доски от опалубки, оставленной строителями лет десять назад.

Сунувшись было в какую-то квартиру на третьем этаже, приятели вынуждены были тут же отшатнуться – в темноте раздался испуганный женский вскрик, мужской успокаивающий шепот. В соседней квартире при свете единственной свечи на тряпье лежали несколько человек. Как успел заметить Касьянин, девчонкам вряд ли было больше пятнадцати, ребята выглядели постарше.

– Мы Яшку забыли прихватить, – сказал Касьянин.

– Сейчас вернемся… Пусть подышит.

На пятом этаже им удалось найти пустой пролет, здесь, похоже, все квартиры были пусты, хотя при свете спички какие-то признаки жизни можно было заметить – пустые бутылки, ящик, застеленный газетой, матрас, скорее всего подобранный на свалке, диван с разодранным верхом.

– Здесь и остановимся, – сказал Ухалов. – Давай свою игрушку, – он в темноте нащупал холодную рукоятку револьвера, сунул Касьянину коробок спичек. – Зажигай, сейчас все покажу.

При слабом огоньке он еще раз показал Касьянину, где предохранитель, как можно опустить или поднять его большим пальцем, не убирая указательного с курка.

– Может, достаточно будет одного вида оружия, а? – с непонятной надеждой спросил Касьянин, стараясь избежать этих таинственных испытаний.

– А кто в темноте увидит это твое оружие?

– Да, – вынужден был согласиться Касьянин. – Тут ты прав.

– Повторяю… Первые два патрона – шумовые, запомни. Потом два – газовые.

– Слезоточивые?

– Ни фига. Слезам никто не верит. Газ настоящий, нервно-паралитический. Бабахнешь кому-нибудь в морду – не скоро в себя придет. Мало не покажется, как сейчас говорят крутые ребята.

– А что, надо в морду?

– Целиться надо, конечно, в морду. Чем морда больше, тем выше вероятность попадания. С пяти метров достанет.

– Это интересно, – озадаченно проговорил Касьянин. – Насчет морды.

– Последние два патрона – с дробью. Это уже на крайний случай. Убить – не убьешь, но неприятность причинишь очень большую.

– Не убью, даже если в морду?

– А чем она лучше или хуже задницы?

– Вообще-то да, – согласился Касьянин.