– А для всего! – не задумываясь, ответил Выговский. – С ними что угодно можно было бы сделать. Что угодно, что угодно! – повторил он несколько раз и, ничего больше не добавив, опять оставил Здора в опасливом недоумении. – Знаешь, что я тебе скажу, – обернулся Выговский с переднего сиденья такси, когда они уже ехали к Мандрыке, – я вот что скажу… Они бы не потребовали с меня ни «Мерседеса», ни Шарончихи.
– Они бы потребовали другое, – с неожиданной жесткостью сказал Здор. – И ты бы им этого дать не смог. Не смог бы ты с ними расплатиться. Ни «Мерседесом», ни Шарончихой.
– И чего бы они потребовали?
– Сам знаешь.
– Может быть, – легко согласился Выговский. – Очень даже может быть. Но мечтать-то никому не запретно, верно?
– Мечтай, – равнодушно протянул Здор.
Выговский резко обернулся назад, изумленно посмотрел Здору в глаза, и тот взгляда не отвел, не дрогнул, понимая, что этот разговор, эту маленькую схватку выиграл все-таки он.
И Выговский это понял.
– Как скажешь, – пробормотал он, глядя в ветровое стекло. – Как скажешь.
За окном мелькала жесткая рябь моря, буксир тащил через бухту какую-то посудину, на дальнем берегу просматривались зыбкие, дрожащие в знойном мареве контуры портовых кранов.
И Мандрыка им не понравился, обоим не понравился. Был он молчалив, смотрел исподлобья, сутулился, как бы закрывался от удара. Водку на стол ставил молча, молча умудрился отправить из комнаты жену, которая выглядела откровенно испуганной – все-таки приехал бывший зэк и ждать от него чего-то хорошего, по ее мнению, не приходилось. А Выговский был легок, улыбчив, с любопытством рассматривал фотографии на стене, любовался видом из окна, рассказывал, как они провели день, как знакомились с Новороссийском, увлеченно врал, что город его потряс, показался ему прекрасным и – о, как счастливы люди, которые живут здесь постоянно!
Здор озадаченно склонил голову к плечу да так и замер в немом изумлении – он не понимал, зачем врать на такую невинную, в общем-то, тему.
Наконец Мандрыка расположил на столе и водку, и помидоры, нарезал какой-то колбасы, которую Выговский сразу определил как плохую, и это еще раз убедило его в том, что Новороссийск – паршивый городишко.
– Прошу, – Мандрыка сделал невнятный жест рукой и первым сел к столу.
– Охотно, – сказал Выговский. Он сбросил светлый пиджак на кушетку и сел к столу, подкатав на ходу рукава рубашки.
– Освободился, значит? – спросил Мандрыка, подняв глаза на Здора. – Давно?
– Уж успел забыть.
Всего несколько слов, пустых, в общем-то, ничего не значащих, но Выговскому их оказалось вполне достаточно. Он понял, что Мандрыка уверен в себе, слюнявить, смущаться и теребить носовой платок не будет, что Здора уважает не слишком и не церемонится с ним, но и Здор не чувствует никакой зависимости от своего дальнего родственника не то по жене, не то по первому мужу жены, не то просто по каким-то соседским связям.
– Это хорошо, – кивнул Мандрыка и разлил всем по полстакана водки. – Плохая память спасает нас от дурных воспоминаний. Воспоминания должны быть счастливыми и радостными.
– А у меня и от зоны остались только счастливые и радостные впечатления, – Здор твердо посмотрел Мандрыке в глаза.
– За это и выпьем, – ответил тот. – Будьмо!
– Не понял? – спросил Выговский. – Будьмо – это что?
– Краткое пожелание хорошей жизни. Если наш тост услышат высшие силы, мы будем удачливы и здоровы, будем вместе и навсегда, будем плодиться и размножаться, радоваться жизни и веселить своих близких!
И Мандрыка выпил до дна свой стакан.
– Больше всего мне понравилось, что мы будем вместе и навсегда, – ответил Выговский и тоже выпил до дна, сразу поняв, что Мандрыка – это тот человек, который очень болезненно воспринимает, когда собутыльник не допивает. Так и есть – Выговский поймал неуловимо быстрый взгляд Мандрыки, брошенный из-под кустистых бровей на его стакан.
– Значит, говорите, на отдых приехали? – спросил Мандрыка, отправляя в рот кусок вареной колбасы.
– Нет, – быстро ответил Выговский. – Приехали по делу. Срочному, важному, неотложному.
– О! – уважительно протянул Мандрыка. – Это хорошо. Настоящие дела всегда важные и неотложные. Другими и заниматься не стоит. Верно говорю?
– Полностью согласен, – Выговский для убедительности прижал ладонь к груди.
– Простите за любопытство, – Мандрыка глянул Выговскому в глаза. – Вы там познакомились? На зоне?
– Раньше, – ответил Выговский, не дав Здору времени даже открыть рот.
– А сюда, значит, пожаловали…
– К тебе.
– О! – с прежней уважительностью протянул Мандрыка. Но была все-таки на этот раз в его голосе некоторая, почти неуловимая, опаска, настороженность. – Остановиться хотите? Комната нужна? С видом на море? С питанием?
– Кончай трепаться! – не выдержал Здор.
– Порт нужен, – сказал Выговский.
– Весь? – поинтересовался Мандрыка.
И снова разлил по половине стакана водки.
– Можно весь. Согласны на половину. Не откажемся от самой малой части.
Некоторое время Мандрыка сидел, нависнув над столом, над своим стаканом. Поставив локти на стол, он принял позу, в которой, наверно, мог просидеть и час, и два. То ли он не придал значения словам Выговского, то ли не услышал их, то ли думал над тем, что ответить, но ни одно из этих предположений не оправдалось.
– Слушаю, – наконец обронил он с нетерпеливостью в голосе. – Слушаю, – повторил уже несколько раздраженно.
– Лес для турок, – сказал Выговский.
– Как я понимаю… Без формальностей?
– Правильно понимаешь.
Мандрыка как бы вновь увидел свой стакан с водкой, не чокаясь, в задумчивости выпил его, сунул в рот четвертушку помидора и принялся не торопясь пережевывать, все так же уставясь в стол, будто видел на клеенке некие советы, которым должен следовать. Потом тяжко, с надрывом вздохнул, осознав тяжесть свалившихся на него забот, из-под бровей посмотрел на Здора, на Выговского.
– Много леса?
– Да, – ответил Выговский.
– Все, что ты заготовил? – усмехнулся Мандрыка, подняв глаза на Здора.
– Все, что он заготовил, нам не вывезти, – Выговский опять опередил Здора, не дав ему ответить. Понял, что тот опять сорвется на дерзость и непочтительность.
– И все станем богатыми? – спросил Мандрыка.