Будет немножко больно

– Тебе легче, – вздохнул Пафнутьев. – Мне вот приходится этим делом заниматься с утра до вечера.

– А к нам зачем приезжали?

– Шефа вашего искал, Заварзина.

– Он что… Имеет какое-то отношение?

– Черт его знает! – Пафнутьев искоса глянул на напряженное лицо Андрея. Так бывает: посмотришь на чей-то портрет и видишь куда больше, чем он вроде бы позволяет, – настроение человека, его слабость, озлобленность, глупость, доверчивость… И Пафнутьев, взглянув на Андрея, вдруг остро ощутил, что состояние парня никак не соответствует невинному положению, в котором он оказался здесь. Неторопливо и старательно выводя буквы, Пафнутьев выписал повестку, что-то переспросил у Андрея, уточнил, над чем-то про себя хмыкнул. И все больше убеждался – тот не просто напряжен, он почти в панике. И тогда взгляд Пафнутьева сам по себе соскользнул с лица Андрея к его левому плечу, по руке вниз и зашарил, зашарил там возле локтевого изгиба.

– Где ты у нас вымазаться успел? – проговорил Пафнутьев самым невинным тоном, на который только был способен в этот момент. И, подойдя к парню, несколько раз с силой стряхнул что-то с его левого рукава. И увидел, все-таки увидел мелкие проблески древесных занозок. После этого невозмутимо сел за стол, расписался на повестке. Почувствовав перемену в настроении следователя, Андрей забеспокоился.

– А этот, Заварзин… Он подозревается?

– Ну, ты даешь, старик!.. – воскликнул Пафнутьев. – Заварзин знаком с начальником управления торговли, а у начальника убитый служил водителем. Может, чего знает, подскажет… Кроме того, он знаком с женой убитого, на красивой своей машине катает ее иногда. Вот и мелькнула у меня шальная мыслишка – может, во всех этих знакомствах и удастся зернышко найти. Как думаешь?

– Не знаю. – Андрей невольно взглянул на левый рукав своей куртки – у него осталось ощущение, что надо бы его почистить.

– Сейчас шлепну печать, и все. – Пафнутьев поднялся и вышел, успев бросить выразительный взгляд на Дубовика.

Выйдя на крыльцо, он увидел странную картину – Худолей лежал на земле, пристраиваясь к заднему колесу мотоцикла. Обернувшись на Пафнутьева, он сделал успокаивающий жест рукой – не беспокойся, все в порядке. Щелкнув еще несколько раз, вскочил и, не отряхиваясь, бросился к крыльцу.

– Паша! – свистяще прошептал Худолей. – Паша, я тебя поздравляю! Это он! Это он, Паша, поверь мне! Я едва взглянул на треугольничек, сразу понял!

– Значит, есть треугольник?

– Есть, Паша! Есть!

– Тот самый?

– Он, Паша!

– Быстро в лабораторию. Мне пора его выпускать.

– Не делай этого, Паша! Его пора брать, а не выпускать! У тебя все доказательства!

– Боюсь, цепочка оборвется. Смотри, не потеряй и эту пленку.

– А я и ту не терял!

– Все! Хватит! Пока!

И Пафнутьев быстро прошел в свой кабинет.

Убедившись, что больше ничего интересного не увидит, поднялся с дальней скамейки и Заварзин. С возрастающим ужасом он наблюдал, как суетился вокруг мотоцикла эксперт с фотоаппаратом, как перебросился он несколькими словами с Пафнутьевым, как вместе вошли они в здание. «Загремел парень», – подумал Заварзин, но в последний момент грохот двери заставил его оглянуться – со ступенек сбежал и направился к своему мотоциклу Андрей.

– Ах, вон ты какой хитрый, – проговорил Заварзин. – Ишь, какой ловкий следователь нам попался!

Через соседний двор он вышел на улицу, как раз к тому месту, где стоял «Мерседес».

Яркое утреннее солнце светило в окно, ветерок проникал в открытую форточку, шевелил штору. Свежий воздух всю ночь втекал в комнату. Лариса проснулась рано и чувствовала себя слабой, но выздоровевшей. Не болела голова, не мучила жажда, в теле была легкость. Появились силы разговаривать, принимать решения, она поняла, что многое зависит от нее и есть люди, которым стоит ее опасаться.

Окно выходило в заросший сквер, но сейчас Лариса была даже рада его запущенности – здесь никого никогда не было, разве что к вечеру собирались мужички распить бутылку-вторую. Лариса прошла на кухню, недоуменно осмотрелась. Немытая посуда, остатки пищи на полу, подсохшая колбаса, корки хлеба… Открыв холодильник, усмехнулась понимающе – там стояло не меньше пяти бутылок водки. Хорошей водки, на «Золотое кольцо» не поскупился Голдобов. «Водкой откупиться решил мужик», – жестко подумала Лариса и захлопнула холодильник. Пить не хотелось. Более того, одна мысль о выпивке вызывала отвращение.

Не торопясь, продумывая каждое движение, она поставила на газовую плиту турку, вылила в нее чашку воды. Подумала, включила газ. Потом взяла баночку с кофе. Так… Газ горит, вода залита, кофе всыпан… Вроде все. Остается подождать, пока закипит вода.

Кофе пила маленькими глотками и чувствовала, что напиток работает. Уходит сон, остатки ночной разморенности, появляется желание что-то делать. Это хорошо. Лариса сидела за загроможденным столом, освободив лишь место для чашки. На грязную посуду смотрела с брезгливостью.

И вдруг вспомнился сегодняшний сон. Снился муж, но как-то странно – он был совсем молоденький, каким встретила его лет десять назад. Николай возникал перед нею в самых разных местах, где бы она ни оказалась. На улице, в какой-то перенаселенной конторе, в бескрайнем поле – он неизменно оказывался рядом, улыбался и молчал. Ни единого слова так и не произнес. Пропадал, снова появлялся, и настолько ясно, четко, что у нее на какое-то время появилось жутковатое предчувствие – Николай и сейчас, через секунду, может возникнуть перед ней – улыбчивый, молодой и молчащий. Она уже потянулась к холодильнику, чтобы налить себе водки, но остановилась. Да, он что-то хотел сказать ей, что-то давал понять, но не решался произнести вслух… Неожиданно в сознании возникли слова, которые Николай мучительно хотел произнести там, во сне, но так и не решился или же не смог… «Ты знаешь, ты все знаешь…» Да, именно эти слова были в его глазах.

Раздался телефонный звонок. Трубку она подняла с невозмутимой усталостью:

– Слушаю.

– Здравствуй, Лариса.

– Здравствуй, Илья.

– Как поживаешь?

– Прекрасно.

– Что-нибудь нужно?

– Нет.

– У тебя все в порядке? – Голдобов был растерян ее немногословностью.

– Да.

– Что снилось?

– Николай.

– Прости.

– За что?

– Я подъеду к тебе, – сказал Голдобов, намереваясь положить трубку.

– Не надо, – успела сказать Лариса.

– Почему?

– Не хочу.

– Плохое настроение?

– Ничуть.