Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец

– Коль наложу я на тебя епитимью за весь твой блуд, кровопролитие и несоблюдение постов, то придется тебе, Вася, в монастырь идти грехи замаливать. Здесь обычным воздержанием да сухоядением не отделаешься. Только то, что ты два года в церкви не был и нечистую пищу вкушал, потянет на два года самого сурового покаяния. В рубище тебе придется ходить, на голом полу спать, людей не видеть, жить на воде и хлебе.

Василий вскинул глаза на священника:

– Не получится из меня схимника, отче. Лучше мне умереть, чем выносить такое.

– Кому-кому, а тебе помирать никак нельзя, грехов не замолив, – погрозил пальцем ключарь, – ибо душа твоя прямиком в ад отправится. Такие муки в аду примешь, какие тебе и не снились!

– Я боли не боюсь, – сказал Василий.

– Загробные муки вечные, – сурово пояснил священник, – их усилием воли не переможешь. Криком зайдешься, глаза на лоб вылезут, а легче не станет ни через месяц, ни через год. Никогда. Милости от слуг Сатаны ждать бесполезно. Милостив лишь Бог.

– По мне, лучше через испытания пройти во имя Бога и во искупление грехов, чем на хлебе и воде сидеть несколько лет, – промолвил Василий, просительно глядя на Кирилла. – Ты же знаешь, отче, опасностей я не боюсь. Возможно ли мое бесстрашие на пользу Господу употребить?

Священник ответил не сразу.

– В нынешнее лето собираются король французский и король германский идти, как встарь, крестовым походом в Палестину. Благословил их на это первосвященник Латинской Церкви – папа римский. Об этом много говорят немецкие купцы, прибывшие в Новгород. Всем участникам крестового похода прощаются все их прегрешения, вольные и невольные, ибо, ступив с оружием в руках на стезю Господню, крестоносцы становятся священной ратью. Смерть за святое дело есть почетнейшая из смертей. Так считают на Западе.

– А на Руси что об этом думают? – спросил Василий.

– Русские князья не участвовали в Первом крестовом походе и вряд ли примут участие во втором, – ответил отец Кирилл. – Папа римский и патриарх Константинопольский находятся во вражде друг с другом еще со времен Ярослава Мудрого. Их разъединяет спор об истинных символах веры и обоюдная анафема.

Василий слышал об этом, но никогда особенно в это не вникал. Латинян немало живет в Новгороде, хотя они молятся в своих храмах, новгородцы все же считают их братьями во Христе в отличие от мусульман.

– Так, может, я искуплю грехи свои участием в крестовом походе? – с надеждой в голосе произнес Василий, по-прежнему стоя на коленях.

– Для человека твоего склада – это самое лучшее искупление за грехи, – промолвил отец Кирилл, – но для этого тебе нужно добиться разрешения у новгородского епископа. Католики богослужение ладят по-своему, а ты окажешься единственным православным у них в войске…

– Почто единственным? – перебил священника Василий. – Друзья мои со мной пойдут. И молиться мы станем отдельно от латинян.

– Друзья? – удивился отец Кирилл.

– Тоже грешники, отче, каких поискать, – поднимаясь с колен, небрежно ответил Василий. – Вместе мы грешили, вместе и Богу послужим. Все веселее будет среди чужих людей!

– И много у тебя таких друзей, Василий?

– Друзей-то много, но все ли пойдут со мной в крестовый поход, не ведаю.

– Что ж, это отчасти упрощает дело. С епископом я договорюсь. Перед отправлением в поход тебе, Василий, и друзьям твоим надлежит дать обет помолиться в храме Гроба Господня в Иерусалиме и совершить омовение в реке Иордан.

– В какой реке? – взволнованно переспросил Василий.

– Иордан, – повторил священник. – Эта река течет в Святой земле. В ней некогда крестился сам Иисус. Недалеко от этой реки стоит и град Иерусалим.

Василию вспомнились слова волховицы, говорившей, что прославится он, если отыщет магические письмена на горе, возвышающейся над рекой Иордан.

– Я готов дать обет, отче, – твердо сказал Василий.

– Гляди, друже, коль не выполнишь обет, постигнет тебя гнев Господень, – предостерег отец Кирилл. – Исключением считается лишь смерть в походе.

– Я выполню обет, отче, – произнес Василий. И про себя добавил: «А заодно и прославлюсь!»

Глава седьмая

Сборы

С нескрываемым удивлением взирали новгородцы на глашатая, разъезжавшего верхом на коне по улицам города и зычным голосом провозглашавшего:

– Эй, молодцы удалые, знатные и простые! Кто с Богом не в ладу иль с совестью своей, ступайте на двор к Василию Буслаеву, вступайте в его дружину. Изготовляется Василий, сын Буслаевич, идти с крестовой ратью до Иерусалима, чтобы поклониться Гробу Господню и кровь за веру Христову пролить в сечах с иноверцами. Кто желает отпущение грехов получить, пусть идет в дружину Василия Буслаева один иль с другом. Всем простятся их прошлые прегрешения!

Проехал глашатай по всей Торговой стороне, затем повернул коня на Софийскую сторону. За ним стайкой бежали любопытные мальчишки.

Люди повсюду переговаривались между собой:

– Опять что-то Васька Буслаев задумал!

– О душе вдруг вспомнил. К чему бы это?

– Да нехристей пограбить хочет. Вот и весь сказ!

– Золотишком разжиться вознамерился Васька, а заодно и отпущение грехов получить. Хитер!

Однако народ в эти дни иная забота занимала. Вот-вот должен был сын Юрия Долгорукого в Новгород пожаловать. А это означало открытый вызов великому киевскому князю, который прочил на новгородский стол своего племянника взамен бежавшего брата. В воздухе пахло войной.

Василий нетерпеливо расхаживал по широкому двору, поглядывая на распахнутые настежь ворота, поджидал охотников до крестового похода. Солнце уже катилось к полудню, но пока еще никто не пожаловал на двор Василия.

На ступеньках крыльца сидели побратимы и с ними Анфиска.

Служанка тянула Домаша за рукав рубахи:

– Что у тебя за отчество такое – Осинович? Под осиной родился, что ли? Иль отца твоего Осином звали?

– Родителей своих я не помню, – отвечал Домаш. – Добрые люди нашли меня в корзине, висевшей на осиновом колу на окраине деревни. Вот и дали мне отчество Осинович.

– Уж лучше Осинович, чем какой-нибудь Подзашибович, – усмехнулся Фома. – Знавал я одного такого смолокура в Белоозере.

– А у меня дружок был, так его звали Сикст Крысантьевич, – сказал Костя.

Анфиска засмеялась.

Хотел было и Потаня что-то добавить, но осекся на полуслове, увидев, что во двор вошел детина в косую сажень в плечах. Был он с котомкой, в лаптях и полинялой ветхой рубахе. Шагал неуверенно, будто с повинной шел.

Василий с дружелюбной улыбкой шагнул ему навстречу.

– Здесь ли в святую дружину принимают? – спросил детина.

– Здесь, друже, – ответил Василий.

– А ты кто будешь?