– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
Мы задорно считаем, сбиваемся, начинаем снова, потом бабушка машет рукой:
– Ну, насчитала… Куда мне столько!
Бабушка называет себя «выморной». Все братья-сёстры её давно умерли, кто – от болезни, кто – погиб. У каждого своя участь.
– Вот, оставили меня доживать за всех! Ещё бы болезней не было, дак пожить моожно, – протягивает она и задорно поёт частушку собственного сочинения:
«Все старухи умирают, скоро очередь моя,
Отдала бы все пожитки, кто бы умер за меня».
– Бабушка, хватит, – пугаюсь я и хватаю её за рукав, – живи подольше, не умирай!
– Да я ведь в шутку, – улыбается она и обнимает меня. – Ох, ты, испугался как, до слез, не бойся! Сколько отпущено – всё моё!
Мы молча идём дальше. Каждый думает о своём. Лес начинает редеть, огромные сосны и ели пропадают вдали, вместо них появляются чахлые и кривые сосенки, порой сухие, похожие на чьи-то костлявые руки. Мне они не нравятся, и вместо того, чтобы собирать чернику в ведёрко из-под майонеза, я начинаю ломать эти сухие стволы, которые падают с громким чавканьем и хрустом на болотные кочки.
Бабушка уже далеко, я вижу её белый платок, мелькающий впереди, и тороплюсь к ней, по пути хватаю спелые, крупные ягоды и отправляю их в рот. В ведёрке – пара ягод, они сиротливо перекатываются по дну и ждут своей участи. Вскоре и они отправляются в рот.
– Нуу, ты так долго будешь собирать, – досадует бабушка и показывает мне корзину, где дно скрыто под плотным рядом черных, крупных ягод.
Мне становится завидно, очень хочется похвастать своими успехами, и я начинаю собирать ягоды в ведро. Собираю двумя руками, чтобы успеть наверстать время. Руки вскоре становятся чёрными, как и рот, недаром ягоду назвали черникой. Я вспоминаю сказку про дудочку и кувшинчик и проговариваю тихонько:
– Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая мерещится!
Четвертая ягода, как самая пропащая, сразу же отправляется в рот.
Солнце сильно припекает, и я снимаю куртку, повесив её на обломок сухой ветки. Бабушка делает то же самое, она кладёт рюкзак около сосны, куртку – вешает на сучок, а потом ходит вокруг этого места, собирает ягоды и изредка окликает меня.
Солнце ненадолго прячется за облака, и на мгновение становится пасмурно. Я окликаю бабушку и бегу на её голос, крепко прижимая к себе ведёрко. Бабушка, словно фокусник, ловкими движениями срывает ягоды и бросает их в корзину. Я присаживаюсь на корточки и наблюдаю.
– Есть-то не хочешь? Может, пообедаем? – говорит она, и тут же у меня просыпается аппетит, словно до этого времени он притаился за кустом и ждал сигнала.
Мы садимся на поваленное дерево, и бабушка достаёт из рюкзака порезанную на части булку, вареные яйца и термос с чаем. В этот момент нет ничего вкуснее этой еды, и я смачно, за обе щеки, уплетаю, почти не жуя, яйца, закусывая хлебом и запивая крепким, сладким чаем. Мы сидим около большого куста черники, и я попеременно срываю ягоды и ем их, как конфеты. Хорошо. Спокойно. Такое ощущение, что ты находишься в раю. Есть в этом что-то мистическое, что ум не может для себя определить, вывести логическое объяснение. Ты словно попадаешь в другое измерение. Измерение добра и света, радости и счастья. Измерение детства.
После трапезы мы снова идём собирать ягоды. Мне становится скучно, и я снова валю сухие деревья, дразню эхо, наблюдаю за деловыми муравьями, пинаю поганки.
– Вольница! – улыбается бабушка. У неё полная корзина черники, а у меня только половина ведёрка. Мне горестно, настроение пропало, и я уныло топаю домой, ничего не замечая вокруг.
Бабушка видит моё состояние, подходит и щедро отсыпает мне ягод до верха. Я в восторге. Снова вокруг весело поют птицы, ласково светит солнце, радостно улыбается «горбунок», встречая нас у кромки дороги. Мы снова ласково треплем его «морду», оставляем «волшебный» посох и медленно, стараясь не обронить ни одной ягоды, идём к реке.
Шумная, ворчливая река приветствует нас издалека. Мы идём через луг. Трещат кузнечики, жужжат шмели, трава и цветы тихо качаются от легкого ветерка, словно прощаются с нами до следующего раза.
В деревне нас встречает тетя Валя и удивляется шумно, радостно:
– Витя! И у тебя полное ведро! Молодец! Надо же!
Радость и гордость распирают меня изнутри, я с благодарностью смотрю на бабушку и скромно замечаю:
– Мне бабушка помогла.
Тетя Валя с бабушкой понимающе перемигиваются, и мы все вместе идём пить чай. Где-то мычит корова, блеют овцы, кукарекает петух. Я сижу на диване, хрумкаю сушку, запиваю её чаем и слушаю неспешную беседу бабушки и тети Вали. На душе у меня тихо и хорошо…
Последний разговор
В тот день мы сидели с ней на лежанке и неспешно беседовали. Обо всём понемногу. О том, что скоро лето, и мы поедем за земляникой, о соседях, о работе, да много ещё о чём. Было тепло, лежанка исправно грела, а ещё теплее было от того, что рядом сидел человек, которого ты знаешь с детства, и который тебя любит. Просто так любит.
– Вот как мы поедем за ягодами? Я ведь ничего не вижу. – Бабушка горестно вздыхает, и у меня щемит сердце от этой фразы.
– Просто посидишь на полянке, я ведь знаю, как тебе хочется. – Я успокаиваю её, но знаю, что даже с плохим зрением она умудрится набрать ягод хотя бы чашку. – А про зрение ты зря, помнишь про чек в магазине?
Она вспоминает и улыбается. Мы тогда выбрались с ней в город, давно просила свозить в магазин, да всё не получалось. А в тот день получилось. Я аккуратно веду её от машины до магазина, поддерживая за локоть, а она всё спрашивает:
– Тут ровно? А тут? – ступает осторожно, чтобы, не дай Бог, нога не подвернулась.
– Ну всё, дальше я сама, здесь ровно. – Бабушка решительно отпускает мою руку и идёт маленькими шагами через торговые ряды. Ей приятно, что в свои восемьдесят восемь лет она может ещё самостоятельно ходить, да и память не подводит, вот только зрение…
– Вот ничего ведь не вижу! – громко говорит она. – Мне нужны подушки из бамбука, на старых совсем спать неудобно, перо извалялось, грубые стали.
Её слова для меня как бальзам. Ещё совсем недавно говорила про похоронную подушку, а тут вдруг заговорила про бамбуковые. Значит, жить сильнее хочет, чем умирать! Я быстро обегаю все ряды и нахожу пару недорогих, мягких подушек из бамбука. Бабушка мнёт их со всех сторон и остаётся довольна.
– Ну вот, одно дело сделали, сейчас ещё «заречным» внукам по обновке нужно купить. – Так бабушка называет внуков, живущих на другом берегу реки, в поселке Заречный.
Мы снова обходим ряды, продавца нет и в помине, и вместо него я сам предлагаю на выбор товары.
– Вот футболки есть, носки, платье для Элины можно взять. – Размеров я не знаю и ориентируюсь на возраст.
Наконец мы выбираем то, что нужно. Я уже порываюсь идти к кассе, но бабушка разошлась не на шутку и ещё раз обходит полки с товаром:
– На 8-е марта хочу купить нашим подарки, вот полотенышки красивые, давай возьмём?! – Она подслеповато рассматривает полотенце, выбирает несколько, спрашивает у меня цену и прикладывает к остальным покупкам.
И вот мы у кассы. Бабушка горделиво достаёт кошелёк и протягивает кассиру купюры. И я понимаю, что значит жить «здесь и сейчас», что значит жить – играючи. Бабушка проживает этот миг от души – шутит с кассиром, пересчитывает сдачу, подмигивает мне, разговаривает со знакомой, бесхитростно перечисляя покупки. И я понимаю, что дома она раз за разом будет вспоминать эти мгновения и радоваться им, как ребёнок.
Мы переходим в продуктовый отдел, и у самого входа я вижу аккуратно разложенные пачки с халвой. А рядом бумажка – акция. Халва всего лишь за полцены! Бабушка обрадованно берёт сразу пару пачек, и мы идём дальше. Закупив то, что нужно, подходим к кассе. Выкладываем из корзины продукты. Несколько пачек маргарина – для выпечки тонких пирогов, булка с маком – любимое лакомство бабушки, халва, десяток яиц. Кассир отрывает чек и протягивает его бабушке. Я, нагружённый покупками, жду её у выхода. Но бабушка не торопится:
– Ужо, ужо, погоди, я посчитаю. – Она, прищурясь, всматривается в цифры на чеке и ведёт подсчет. Бабушка всю жизнь проработала бухгалтером, и цифры – её любимый конёк.
– А ведь халву-то нам продали по полной цене! – недовольно говорит она.
Я беру чек, чтобы самому убедиться в ошибке, и вижу, что она права. Зову продавца и объясняю ситуацию. Продавец краснеет, оправдывается, снимает бумажку с акцией и исчезает. Мы возвращаем халву обратно и получаем деньги.
– Всё надо проверять! – назидательно говорит бабушка, когда мы выходим из магазина.
– Ну ты даёшь! – Я не могу сдержать восторга, а бабушка, довольная собой, добавляет:
– Ну ты даёшь стране угля! Мелкого, но много, – и радостно смеётся своей любимой поговорке.