Всё будет правильно

Карма

Хозяйка кармы, она как окончательный регулировщик.

За окном мела метель и завывал пронзительный ветер. Родители сказали, что этот месяц называется «февраль». А дедушка сказал, что на древнем языке этот месяц называется «лютый», это значит буйный и злой. «Совсем не такой приветливый, как на картинках в сказке „Двенадцать месяцев“», – подумала Полина, кутаясь в своей утренней кроватке. Из-за темноты, пурги и бубнежа родителей на кухне вставать совсем не хотелось.

Наконец в спальню заглянул папа и пропел утреннюю побудку:

– Вставай, вставай, штанишки надевай…

«Вэ-э-э, дурацкая песенка», – зарылась ещё глубже под одеяло Полина.

Папа присел рядом с кроваткой, взял дочку за руку и напомнил:

– Ты помнишь, что сегодня мы едем в аквапарк?

Стеклянная бутылка, в которой Полина утром себя обнаружила, стала немножко смягчаться. Сквозь узкое горлышко подуло настроением, и послышались бубенцы разудалой тройки, приближавшиеся из дальнего завьюженного леса. Захотелось стать ещё меньше и свернуться в папиных ладонях целиком. Раздневалось.

По дороге в аквапарк папина машина остановилась в пробке. Папа сидел за рулём, мама сидела впереди на пассажирском кресле, а Полина сзади в защитном кресле для детей. Машина стояла в пробке, значит, и вся семья стояла, хотя все сидели в креслах.

– Глухая пробка, – заключил папа, – а главное, на последнем перекрёстке перед бассейном.

– Папа, а почему она глухая? – поинтересовалась Полина.

– Потому что ничего не слышит.

– Карма такая, – предложила иное объяснение мама.

– Карма? – услышала новое слово Полина. – А что такое карма?

– Карма – это когда получаешь по заслугам. Хорошее заслужил – получаешь хорошее. Плохое что-то сделал – получаешь наказание, – пояснила мама.

– А от кого получаешь? – пыталась разобраться Полинка.

– От Хозяйки Кармы.

Хозяйка представилась Полине строгой злой тёткой. Неизвестно почему. Может, потому, что хорошее всегда скромно и в тени, а плохое всегда выпячивается.

Полина смотрела по сторонам и пыталась представить, за что наказаны все эти люди, так же стоящие в пробке. Пассажиры в троллейбусе за то, что постоянно завидовали и обижались на тех, кто в машинах. Водитель Камаза с полным кузовом битого кирпича, потому что вёз что-то не то и не туда. Мальчик в соседнем авто, сидевший в таком же детском кресле, из-за своих родителей, которые так громко ругались, что слышно было даже сквозь закрытые стёкла. Они начали бубнить ещё утром на кухне о том, чей чай слаще и чья горчица горше. Они продолжили в машине, и горчица заполнила зеленовато-жёлтыми соплями весь салон и стала выдавливаться сквозь щели прямо на асфальт.

– Папа, мама, никогда не ругайтесь, – как будто подумала или как будто громко прозвенела Полина.

Папа с мамой переглянулись. Папа, не отрывая взгляда от дороги, протянул руку назад и погладил Полину по коленке. Мама взяла за руку.

– Ох, ты наша умница!

Регулировщица, регулировавшая движение на последнем перекрёстке, вся в форменном облачении: тёмно-синяя куртка, белые сапоги, белые рукавицы и кожаная портупея с кожаными хлястиками и блестящими кнопками, сама в красном берете – указала полосатой волшебной полочкой прямо на папин автомобиль. Машина чуть покачнулась, поднялась над пробкой, над троллейбусом, Камазом и удивлённым мальчиком в соседнем автомобиле и поплыла.

«Нет, она не злая, – подумала Полина, – она справедливая».

– Малыш, просыпайся, – папа уже отстегнул Полину от детского кресла и аккуратно пытался извлечь из машины, – вот он, аквапарк, мы приехали.

Относительность

«Да-а, всё движется, шевелится, крутится, – подумала Полина, – пусть бы даже дедушка называл это колебаниями или вибрацией, но вот Земля?..» Полина подёргала решетку балконного ограждения, потолкала плечом стену дома, ничего не изменилось.

– Не-ет, дедушка, дом стоит на земле и никуда не двигается и не колеблется, – засомневалась Полина, вернувшись в кабинет.

– Дом и вправду никуда не двигается относительно Земли, – улыбнулся дедушка.

– Да, конечно, он же стоит на фундаменте, – развела руками Полина, она уже слышала, что фундамент – это что-то очень устойчивое и фундаментальное.

– Но вместе с Землёй он крутится, – настаивал дедушка, таинственно подняв указательный палец.

– Как это, «вместе с Землёй»? – недоумевала девочка.

– А вот давай посмотрим на такой модели, – предложил дедушка и поставил на стол глобус. – Вот здесь Москва, – дедушка воткнул в глобус булавку, поставил рядом со столом длинноногую напольную лампу со смешным названием «торшер» и включил её.

Когда в кабинете выключили весь остальной свет, то оказалось, что глобус освещается торшером только с одной стороны. С противоположной от света стороны на глобусе было темно, как ночью.

– Теперь представь себе понарошку, что ты сидишь на этой булавке, которая воткнута в то место, где мы сейчас с тобой есть, – предложил дедушка.

Полинка ухватилась руками за булавку, подтянулась, как на лесенке, что на детской площадке, потом забралась на булавку, как на лошадку, и свесила по обе стороны ноги в тапочках.

– Что ты видишь перед собой, Полин? – спросил дедушка.

– Я вижу прямо перед собой лампочку торшера, – ответила.

– Ну вот, значит, у тебя сейчас полдень, – заключил дедушка и повернул глобус влево так, чтобы булавка с Полиной оказались на границе света и тени. – А сейчас что у тебя?

– Сейчас у меня солнышко улетело вправо, и наступил вечер, потому что лампочку я вижу только наполовину, – поделилась наблюдательница результатами наблюдений.

– Правильно, это Земля повернулась относительно Солнца, но булавка так и осталась на том же месте, куда мы её воткнули своим фундаментом, – закончил пояснения дедушка. – Можешь её подёргать или потолкать глобус плечом.

Полина подёргала булавку под собой и попинала глобус ножками в тапочках.

– Да-да, я поняла, что значит быть неподвижным относительно Земли и вращаться вместе с Землёй относительно Солнца, – обрадовалась она, – ну давай, поехали дальше.

– А дальше наступит ночь, – поддержал игру дедушка и повернул глобус ещё так, чтобы солнце оказалось за спиной у Полины, – теперь ты должна увидеть звёзды.

– Дедушка, я теперь вижу только книги во всю стену твоего кабинета, – засмеялась Полина.

– У каждой звезды есть своя книга, нужно только уметь её прочитать, – задумчиво произнёс дедушка, как бы разговаривая сам собой, – хотя, с другой стороны, ты права: каждая хорошая книга – это тоже звезда.

– Дедушка, дедушка, а где же луна? – продолжила игру девочка.

– Верно, есть же ещё и луна, – согласился экспериментатор.

Затем он достал из ящика стола круглое зеркало, приподнял над глобусом и повернул так, чтобы отражённый от зеркала луч света попадал на Полину, оседлавшую булавку.

– Это неправильная луна, – замахала руками Полина, закрываясь от яркого лучика, – на ней не хватает рожиц, которые я видела на настоящей луне.

– Поправим, – согласился дедушка и приложил к зеркалу прозрачную бумажку, на которой он нарисовал фломастером лунные рожицы.

– …

Маятники

…матрица задачи укрыта матрицей кармы, поэтому, если вы хотите добраться до задачи, вам придётся сначала разобраться с кармой…

В оранжевом домике, где живут бабушка и дедушка Полины, есть чердак. Ну, это такое пустое пространство с наклонившимися стенами под самой крышей дома. Позднее дедушка утеплил это пространство, покрасил изнутри белой краской, оббил жёлтыми деревянными дощечками и проложил туда удобную винтовую лесенку. Получилась комната, которую бабушка называла мансардой, а дедушка кабинетом. Потому что туда дедушка втащил ещё большой письменный стол, много деревянных полочек и тумбочек, на которых поселились множество разных диковинок, привезённых дедушкой из разных стран. И если бабушка говорила дедушке: «Ну, ты странный какой», Полина догадывалась, что это из-за того, что дедушка посетил много стран.

На полках стояли пирамиды и каменные грибы, викинги и терракотовые воины, фигуры странных существ с шестью руками и хоботом вместо носа. Ещё там была большая коллекция колокольчиков и целое стадо слонов, прогуливавшихся вокруг глобуса. Сначала самого большого папу-слона Полина едва могла поднять двумя руками, потом могла легко, потом играла им одной рукой, а маленький слонёнок-сыночек вообще умещался в ладошке. Но это не потому, что слоны уменьшались, а потому что Полина подрастала.

А ещё у дедушки была одна странная живая игрушка. Это были два маятника в виде конусов из жёлто-серого металла, называвшегося латунь. Один маятник был большой, длиннее ладошки, и висел он на длинном шнурке, подвешенном к потолку мансарды. Второй был маленький, не больше пальчика, и подвешен он был на более короткую нить, которая была продета в специальную дырочку в самом кончике большого маятника. Так получалось, что маленький маятник висел на большом.

Когда Полина была ещё маленькой, она не дотягивалась до маятников и просила дедушку их раскачать. Тогда дедушка показывал с маятниками разные фокусы. Например, можно было отклонить маленький маятник и отпустить его, и он весело раскачивался туда-сюда. Это беспокоило большой маятник, и он, немного ворча, тоже начинал немного шевелиться. А если далеко отклонить большой маятник, то он бодро вовлекал за собой маленький, против чего тот, похоже, не возражал. Ещё смешнее получалось, если большой маятник отклонить влево, а маленький вообще поперёк. Тогда они оба закручивали восьмёрки и карусели. Впрочем, всегда заканчивалось тем, что большой побеждал и вовлекал маленький маятник в свою ритмику колебаний.

Потом Полина подросла и уже сама могла дотянуться до нижнего маятника. Потом подросла ещё и смогла дотянуться и до верхнего. И каждый раз, взбегая на мансарду, Полина оживляла маятники, пока, наконец, не спросила:

– Дедуля, а зачем тебе здесь эти маятники?

– Ну наконец-то! – обрадовался дедушка, как будто уже давно ждал этого вопроса. – Эти маятники моделируют всю нашу жизнь, – ответил он.

– Как это, «моделируют»? – удивилась Полина.

– Моделируют – это значит на простом примере показывают главное правило, которое одинаково работает во всей сложной жизни: и в природе, и у людей, и даже у всей нашей планеты Земля, – пояснил дедушка.

– Что же это за правило такое? – допытывалась любопытная.

– Правило состоит в том, что всё-всё-всё в нашем мире колеблется, – продолжил дедушка, – и если колебания намного быстрее, чем у этих маятников, то такое колебание называют вибрацией, или ритмом, а если ещё быстрее, то током, или лучом. И главное в этом правиле то, что всё в мире отклоняется от своего равновесия, доходит до крайней точки, поворачивается и, проскакивая точку равновесия, улетает в противоположную сторону, потом опять поворачивает, потом опять и опять, каждый раз проскакивая точку своего начала. То же самое и при вращении, здесь тоже каждая точка пролетает и пролетает точку своего начала. Пока есть качание, вращение, вибрация – есть жизнь.

– А-а, это было в мультике, когда маятник остановился, – вспомнила Полина, – тогда все в городе замерли, и близнецы Йо и Йо побежали и раскачивали маятник на городских часах, и все опять оживились.

– Вот-вот, – согласился дедушка, – куда ни кинь, а вся наша жизнь состоит из колебаний множества больших и маленьких маятников. И даже сердце у людей стучит как маятник, поэтому ни в коем случае нельзя, чтобы эти колебания остановились.

Полина выбежала на балкон, с которого они с бабушкой наблюдали радугу, и решила проверить утверждение дедушки. Ветки берёзы замахали Полине свои приветы, ромашки тоже дружно кланялись белыми причёсками, бабочка быстро-быстро бякала разноцветными крылышками, и воробей…

– Ну, это понятно, – согласилась наблюдательная, – всё везде как-то колеблется, и даже сердце я уже слышала, а тогда зачем тебе два маятника?

– А это затем, чтобы показать, как влияют друг на друга два разных колебания, – пояснил. – Вот, например, представь себе, что ты это маленький маятник, а твои родители или мы с бабушкой – это большой маятник.

– Дедушка, – переспросила недоверчивая, – и теперь ты покажешь мне на этих двух маятниках, как вы на меня влияете, так?

– Так, – подтвердил дедушка, – смотри, вот ты хочешь дорисовать карнавал с принцессой Эльзой или пиццерию с пиццей «Маргаритой» – это твоя жизнь, твой ритм. А мы с бабушкой тянем тебя на завтрак, как большой маятник тянет за собой маленький маятник.

Полина потрогала свою макушку, как будто пытаясь найти там шнурочек, за который она привязана к взрослым. Шнурочек не нащупался, но ощущение, что тебя тянут за макушку, осталось. Потом Полина вспомнила, что если раскачать маленький маятник, то он постепенно вовлекает в качание и большой, и предположила:

– Значит, когда я вам говорю: «Пойдёмте на батут, пойдёмте на батут, пойдёмте на батут», я в конце концов вас раскачиваю, и мы идём?

– Ну, да, замечательный пример, – порадовался дедушка, – но при этом, заметь, хоть ты и чувствуешь, что взрослые тебя куда-то вовлекают, ты зря на нас обижаешься. Мы также живём в своём ритме повторений и также привязаны своим шнурочком к потолку, а потолок к дому, а дом вращается вместе с Землёй. Просто у взрослых есть часы, а в часах есть маятник, и он привязывает нас к расписаниям и графикам потолка, дома или планеты.

Полина подошла к дедушке, сидевшем в кресле, и погладила его по голове, как бы ища шнурочек, за который он привязан к расписанию, или как бы жалея его.

– А теперь представь себе, – неожиданно продолжил дедушка, – что маленький маятник, висящий внизу на короткой нити, – это задача твоей жизни, что-то самое главное, что тебе предстоит; тогда большой маятник – это обстоятельства, которые постоянно вовлекают тебя в какой-то свой ритм, отвлекают и сбивают тебя. И оказывается, что связь между маятниками такова, что чем больше неправильных движений будет у маленького маятника, тем тяжелее будет маятник большой. И дальше всё труднее и труднее будет вернуться к решению своей самой главной в жизни задачи.

– Дедуль, ну какая задача? Я люблю играть, а когда проголодаюсь – поем, устану – посплю.

– Верно, – согласился дедушка, – но так же живут и животные: играют, обустраивают жилище, добывают пропитание, а ещё и продолжают род и, когда устают, тоже спят… но есть же ещё что-то, что точно отличает тебя от животных.

– А-а-а-а, – после короткого раздумья догадалась Полина, – ты имеешь в виду моё любопытство. То, что я люблю всё узнавать. Про пузыри там, про радугу, про вращение Земли, про свет и антиматерию?

– Умница, – похвалил дедушка, – про антиматерию, правда, пока я не понял, но в целом действительно человек отличается от животного тем, что в процессе своей жизни он вырабатывает знания, которые сами потом изменяют образ его жизни. Вполне возможно, что именно благодаря любопытству. У животных это не так, они осваивают только навыки и не вырабатывают новых знаний.

– Ясно, ясно, – рассуждала вслух Полина. – Значит, правильные движения – это узнавание нового, а если я не занимаюсь узнаванием нового, то обстоятельства будут складываться вокруг меня всё более тяжёлые и всё больше будут препятствовать узнаванию, и верхний маятник становится всё тяжелее и всё увереннее тащит меня за собой?

– К сожалению, да. Пока ты маленькая, твои родители и бабушки с дедушками есть твои обстоятельства. И мы как раз и помогаем тебе в твоей главной задаче – в движении к знаниям. А потом, по мере твоего взросления, ты всё больше сама и сама. И чем больше ты узнаешь, тем меньше твоя жизнь будет похожа на жизнь просто животных.

Глава 3. Как правильно?