Бэтман Аполло

Только пела не мертвая голова, а эстрадный певец с завязанными глазами. Он стоял у самого края пропасти рядом с двумя страхующими его охранниками.

Певец выглядел креативно, но странно. На нем был парчовый пиджак в стразах, радугах и звездах – и такие же шорты. Его борода сложной стрижки отливала невыносимым химическим цветом. Брюшко под пиджаком было слишком заметным, а ноги – слишком тонкими для такого большого тела. Можно было подумать, он надел шорты, чтобы его вид вызывал жалость и его не убили в конце корпоратива. Но тогда ему надо было сбрить бороду.

– Позови меня с собой,
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь завтра в бой,
Чтобы Путин не порочил…

Слушателей было немного – небольшая группа на краю бездны. Их лица были торжественны и скорбны. Они были одеты во все черное – просто, изысканно и дорого. Слишком дорого для того, чтобы какой-нибудь gossip-колумнист мог оскорбить их пониманием этого обстоятельства. Цветовое однообразие их туалетов нарушалось только крохотными искрами другого цвета – запонкой, петличной розеткой или галстучной булавкой. Большинство было в годах – кроме одного в первом ряду.

Это был молодой человек лет около двадцати. Хоть он тоже был во всем черном, по виду он отличался от остальных. Трудно было даже сказать, что на нем – то ли странный комбинезон с капюшоном, то ли плотно обтягивающие тело штаны и куртка. Приглядевшись, можно было заметить в мочке его уха маленький бриллиант. Его кожа была бледной, будто ее намазали белилами. А поднятые гелем волосы – возможно, по контрасту – казались слишком уж темными, словно их выкрасили радикальной черной краской. Пожалуй, он походил на новую модификацию эмо-хипстера, слишком еще свежую, чтобы у нее успело появиться свое отдельное название в культуре. Но что-то в его глазах заставляло поежиться – и понять, что это просто маскировка.

В общем, как вы уже поняли, это был я.

Мужик в шортах еще пел – и некоторые из его слов доходили до моего сознания сквозь все ментальные блоки. Если я правильно разбирал, песня выражала протест. Впрочем, я не был уверен, что понимаю все тревожные смыслы в исходящем от него информационном луче – такое с человеческим искусством бывало у меня все чаще и чаще.

– Ну и завещание накатала, – вздохнул стоящий рядом со мной Мардук Семенович. – Третью мышь провожаю, а такое вижу в первый раз… Хорошо хоть глаза им завязали…

Энлиль Маратович заглянул в программку.

– Последний, кажется, – сказал он. – Пародист этот уже был?

Мардук Семенович кивнул.

– Значит, точно последний. Уф, слава тебе…

Как всегда, он корректно не договорил. Вампиры такого ранга следят за своей речью весьма тщательно.

Я опять не выдержал и посмотрел туда, куда глядеть мне не следовало совсем.

Под головой Иштар стоял утопающий в цветах гроб с обнаженным телом молодой девушки.

Это было удивительно красивое и совершенное тело – за одним лишь исключением: у него не было головы. Зато у Иштар, вознесенной высоко над пропастью и гробом, не было тела – и вместе они составляли какое-то жуткое противоестественное единство. Тело девушки казалось жертвой, которую вытребовала для себя эта ненасытная голова, уже мертвая, но все еще пожирающая живых…

С трудом я отвел взгляд – и опять дал себе слово больше не смотреть в ту сторону. Я знал эту девушку еще когда голова у нее была. И с ней она мне нравилась куда больше.

Поляна вокруг пропасти не видела такого нашествия давно – а может быть, вообще никогда. Обычно здесь можно было встретить только спешащего вниз вампира. И встретить его мог только другой вампир: с трех сторон пропасть окружали заборы рублевских поместий, принадлежащих членам нашего коммьюнити, так что случайный визитер попасть сюда не мог.

Сегодня, однако, все было иначе. Если бы я не знал, где нахожусь, я вряд ли опознал бы это место: можно было подумать, вампиры проиграли войну людям – и капитулировали.

Пропасть, ведущая к дому Великой Мыши, была полностью открыта – первый раз на моей памяти. Серо-зеленый рулон, в который была свернута маскировочная сеть, придавал происходящему какую-то предвоенную тревожность – словно я видел перед собой открытую для последнего пуска ракетную шахту. Мало того, часть забора была разобрана, чтобы открыть дорогу к провалу. Но самым диким во всем этом зрелище была даже не висящая над бездной голова, а синий автобус, проехавший сквозь проделанную в заборе дыру и остановившийся всего в нескольких метрах от пропасти.

В нем сидели мужчины и женщины в париках, камзолах, вечерних платьях, черных фраках и сценических трико – в подтекающем на жаре гриме, с тщательно завязанными глазами. Их выводили по одному, чтобы они отработали свой номер на краю обрыва. Затем им помогали вернуться в автобус.

Полагаю, это был самый выгодный корпоратив в их жизни – но вряд ли они знали, перед кем поют, декламируют и пляшут. Вероятно, они считали, что это какое-то совместное заседание воров в законе, ФСБ и Межбанковского Комитета, участники которого не хотят, чтобы их видели вместе.

Если называть все вещи своими именами, так оно и было. Именно поэтому, меланхолично думал я, у вещей и нет своих имен – а только те, которые дают им хитрые и расчетливые халдеи.

– Где разбитые мечты
Облетают снова в силу высоты…

Мужик в шортах наконец допел свой номер. Раздался сдержанный аплодисмент, и я тоже два раза хлопнул в ладоши. Певец поклонился в никуда, и охранники повели его назад в автобус, следя, чтобы он не оступился.

– Отмучались, – пробормотал Энлиль Маратович, когда певцу помогли подняться в салон. – Вроде обошлось.

Как только он это сказал, я понял – сейчас произойдет что-то жуткое. Так бывает, когда смотришь фильм ужасов, испытываешь облегчение от завершения какой-нибудь пакостной ситуации – и тут же понимаешь, что перевести дух тебе дали не просто так.

Я, естественно, не ошибся.

Вокруг меня раздался дружный вздох ужаса. Что было, кстати, действительно страшно, поскольку произвели этот коллективный стон не какие-нибудь людишки, а матерые старые вампиры, которых напугать сложно. Поэтому я заранее напрягся очень сильно – и, увидев, что именно вызвало такое содрогание в наших рядах, испытал скорее облегчение, чем новую волну страха.

Голова Иштар открыла глаза.

Ничего особенно жуткого в этом не было. Просто в центре двух черных потекших клякс появились два мутно блестящих пятнышка. Каждый из стоящих у пропасти вампиров много раз видел эти мутные пятнышки и прежде. Бояться было нечего – тем более что рот Иштар оставался закрытым: подключать ее к воздушной помпе никто не планировал.

Проблема, однако, была в том, что Иштар смотрела не на нас. Она смотрела на водителя автобуса, куда только что погрузили последнего клоуна.

Я не видел водительского лица. Я видел грудь в черной форменной рубашке и побелевшие руки на руле. Водитель яростно дергался на месте, словно потеряв контроль над собственным телом – и машиной заодно. Казалось, автобусом управляла чья-то злая воля. Он медленно ехал в пропасть.

Сидящие в автобусе актеры в повязках ничего не подозревали до той секунды, когда водитель начал кричать. Но и тогда они не проявили особого беспокойства – видимо, перед корпоративом им велели сохранять спокойствие при любом развитии событий. Лишь когда автобус накренился на краю, несколько человек сорвали повязки с глаз – и закричали тоже. Но делать что-либо было поздно.

Задние колеса взмыли над обрывом, и автобус исчез в пропасти.

Все замерли.

Сперва слышен был затихающий многоголосый крик. Затем стало тихо. А потом, через невыносимо долгий промежуток времени, долетел глухой всплеск. Он был таким тихим, что мы, возможно, не заметили бы его совсем, если бы не вслушивались так тщательно.

Первым пришел в себя Энлиль Маратович. Он подошел к краю и заглянул вниз. Потом внимательно поглядел в небо.

– Я хочу знать, что произошло, – сказал он. – Где Озирис?

– Озирис болен, – ответил вампир по имени Локи. – Печень.

– А кто его сейчас замещает? Кто у нас ныряльщик?

Локи пожал плечами.

– Другого нет, – сказал он. – Кроме тебя. Ты же знаешь, Энлиль.

Энлиль Маратович оглядел присутствующих. Его лицо выглядело спокойным, только один глаз сделался уже другого.

– Вы на полном серьезе мне говорите, что у нас нет штатного ныряльщика? И если я хочу узнать, что случилось, я должен прыгать туда сам?

Ответом было молчание.

Энлиль Маратович еще раз обвел нас глазами.

– Ну хорошо, – проговорил он спокойно и даже благодушно. – Я так и сделаю. Я выясню сам. А потом поговорю об этой ситуации с Герой. То есть с Иштар Владимировной. Благо это совсем рядом…