Не жалея сил, Моррис убеждал индейцев, что королева Виктория возглавляет королевскую семью, которая тысячу лет правит половиной мира и будет править вечно. Он называл ее Великой Белой Матерью. По словам Морриса, королева просила передать индейцам, что она желает своим «белым детям» и своим «краснокожим детям» жить в мире и согласии, «как братья», уважая образ жизни друг друга. Она обещала, что договор будет длиться вечно, «пока встает солнце, текут реки и растет трава».
От имени королевы вице-губернатор вручил британский флаг и медаль договора каждому вождю и каждому старейшине, участвовавшему в подписании договора. Медаль выглядела очень внушительно. Она была тяжелой и едва помещалась в ладони взрослого мужчины. Ее можно было повесить на шею, продев шнур в специальное ушко. На одной стороне медали были выгравированы слова «Victoria Regina»8 и бюст королевы Виктории – молодой женщины в короне, с жемчужным ожерельем и украшениями из драгоценных камней. На обратной стороне медали по окружности были выгравированы слова: «Договор №6» и дата: «1876». В центре была очень наглядно изображена церемония заключения договора: двое мужчин, стоя лицом к лицу, пожимали друг другу руки, как равный равному. Слева стоял бородатый белый человек, похожий на вице-губернатора, в высокой шапке, увенчанной перьями страуса, а справа – индейский вождь с обнаженным торсом и рельефной мускулатурой. Длинные прямые волосы вождя украшали девять орлиных перьев; поверх штанов из оленьей кожи, отороченных бахромой, был надет фартук из орлиных перьев. Томагавк – символ разногласий и войны – был зарыт в землю между представителями сторон. За спиной вождя стояли несколько типи, которые символизировали Совет договора. На шкурах, покрывавших самое большое типи, были видны изображения бизонов и птиц. Позади типи из-за горизонта вставало солнце, текла река и росла трава, олицетворяя данное королевой обещание о том, что договор будет длиться вечно.
– Мы не хотели Великой Белой Матери, мы не считали себя детьми, – ворчал Ловкий Охотник всякий раз, когда рассказывал историю о заключении договора. Он не удивлялся, что белый человек называет кри «краснокожими», – он объяснял это странностями его мышления.
Чистый Голос знал, что, несмотря на протесты деда, многим кри нравились рассуждения королевы. Когда она называла себя приемной матерью, многие участники Совета понимали это как метафору, с помощью которой королева выражает заботу об индейцах. По их мнению, королева хотела подчеркнуть, что договор – это не обезличенная сделка между народом равнин и политиками или чиновниками, которые сегодня здесь, а завтра – их и след простыл. Договор – это соглашение между семьями, которое должно переходить от поколения к поколению и сохранять свою силу вечно. Эта идея звучала, как вариация белого человека на излюбленную тему индейцев кри – усыновление. Обычай принимать в семью чужих детей испокон века служил испытанным средством поддержания мира между племенами и народами.
Но Большой Медведь, имя которого на языке кри звучало как Мистахимасква9, отказывался принимать королевские дары, которые преподносились лично влиятельным вождям. Эти дары напоминали ему старый индейский способ охоты на лис.
– Прежде чем установить ловушку, – говорил он, – мы разбрасываем вокруг кусочки мяса. А когда лиса подходит, бьем ее по голове. Британцы должны прекратить свои медовые речи и прислать на переговоры настоящих вождей, как подобает мужчинам.
Осторожность Большого Медведя произрастала из его видений. В этих видениях из земли струями била кровь, и белый человек вешал индейцев. Большой Медведь верил, что с помощью этих видений духи предостерегают его народ от опрометчивого шага, каковым он считал заключение договора. Вождь хотел знать, получат ли «белые дети» от королевы власть вешать своих «краснокожих братьев».
Большому Медведю было уже за пятьдесят. Он был вождем и главой общины с двадцати пяти лет и пользовался непререкаемым авторитетом у людей равнин – как шаман, как воин и как охотник. Будучи старшим вождем кри в прериях, он, прежде всего, заботился о том, чтобы защитить свой народ. Его собственная община насчитывала полторы тысячи человек, и у него были сторонники в других общинах кри, а также среди племен стоуни и ассинибойнов. Сеть его дипломатических контактов охватывала Конфедерацию черноногих, живших на юге современной Альберты на границе с Монтаной, и даже племена, обитавшие за Магической Линией, в том числе народ сиу вождя Сидящего Быка в Дакоте.
Вице-губернатор нарочно созвал Совет договора, когда Большой Медведь и большинство сочувствовавших ему вождей и старейшин отправились охотиться на бизонов – далеко от места проведения Совета. Ловкий Охотник был одним из тех, кто послал гонцов, чтобы разыскать и предупредить старшего вождя. Большой Медведь выехал немедленно и гнал мустанга что было силы, но прибыл в лагерь только на следующий день после того, как договор был подписан.
Большой Медведь отказался вписать свое имя. Он сказал, что не имеет ничего против самой идеи соглашения, но считает, что договор должен быть заключен со всеми коренными народами прерий. Наши народы, говорил вождь, должны действовать сообща; только тогда они будут представлять собой реальную политическую силу.
Большой Медведь выступал против тактики «разделяй и властвуй», которую применял белый человек, предпочитавший иметь дело с небольшими группами индейцев. Особенно вождю не нравилось условие договора, согласно которому каждая индейская община должна была поселиться на островке земли, отделенном от других общин многими милями, в окружении ферм и городов белого человека, которые тот собирался построить в будущем. Большой Медведь говорил, что индейским народам следует выделить гораздо большую территорию, на которой разные общины и племена будут проживать по соседству друг с другом. Такое образование явилось бы, в сущности, «страной индейцев» – конфедерацией индейских народов.
Ожидая прибытия Большого Медведя, противники договора выдвинули других ораторов, одним из которых был Питикваханапивийин – Тот-Кто-Строит-Загоны10. Ему было тридцать четыре года, и в то время он еще был не вождем, а только главой общины Красного Фазана. Он получил свое имя благодаря мастерству, с которым сооружал загоны, куда охотники загоняли бизонов. Тот-Кто-Строит-Загоны и его брат Желтое Одеяло были сыновьями шамана племени стоуни. Братья осиротели в детстве и были усыновлены и воспитаны племенем кри. Слава Того-Кто-Строит-Загоны зиждилась на его высоких моральных качествах, остром уме и ораторских способностях, которые проявлялись, когда он говорил от имени народов равнин. Его авторитет среди индейских племен еще больше укрепился, когда его повторно усыновил Воронья Лапа – вождь могущественного народа черноногих, который годом позже подписал Договор №7.
Тот-Кто-Строит-Загоны пытался объяснить вице-губернатору, что сама идея о том, что исконные земли племени могут быть отданы иноземной королеве, непонятна и неприемлема для кри. То, что кри испокон века жили на этой земле, не означало, что они могут дарить или продавать ее. Земля была их матерью. Тот-Кто-Строит-Загоны отверг предложение королевы, вынуждавшее кри удалиться в маленькие резервации и заняться фермерским хозяйством.
– Это наша земля! Это не кусок пеммикана11, который можно разрезать, а потом скармливать нам маленькими кусочками. Земля – наша, и мы возьмем от нее, все, что нам нужно.
Пока Тот-Кто-Строит-Загоны убеждал вице-губернатора пойти на уступки, стараясь выиграть время до прибытия Большого Медведя, торговцы выставили напоказ товары и ходили с ними от одного типи к другому.
– Эти замечательные вещи могут хоть сегодня стать вашими, – кричали они. – Как только ваши вожди подпишут договор, королева немедленно выдаст каждому из вас по пять долларов, и вы сможете купить их.
Британские и французские христианские миссионеры тоже не сидели сложа руки. В течение нескольких лет они настойчиво убеждали влиятельные индейские семьи, что договор даст им неоспоримые преимущества, и преподносили от имени Короны подарки наиболее авторитетным вождям и старейшинам кри. Немаловажную роль сыграли и переводчики-метисы из переговорной команды вице-губернатора. Их заверения имели большой вес, поскольку они были наполовину индейцами, а наполовину белыми и могли говорить на языках всех участников встречи.
Хор льстивых речей и уговоров заглушал увещевания Того-Кто-Строит-Загоны. Одних опасений будущего вождя оказалось недостаточно, чтобы убедить остальных. В соответствии с обычаями коллективного управления кри вожди и главы общин вынуждены были заключить договор от имени всего племени. Но прежде чем подписать договор, Тот-Кто-Строит-Загоны упорно торговался, пытаясь заручиться обещанием королевы, что она выдаст каждой общине набор медикаментов и что в каждой общине будет своя школа, если того захотят ее члены. Опасаясь, что строительство поселений и другая деятельность белого человека уничтожит стада бизонов, Тот-Кто-Строит-Загоны настаивал на том, что королева должна оказывать помощь индейцам во время эпидемий и голода.
Опасения Того-Кто-Строит-Загоны насчет исчезновения бизонов оказались пророческими. К началу 1880-х, то есть даже раньше, чем он предполагал, большая часть бизонов была уничтожена. Миллионы животных были убиты в Соединенных Штатах охотниками-спортсменами, поставщиками мяса, а также егерями во время отстрелов, санкционированных правительством. Мелкие стада на севере Канады были распуганы и вытеснены со своих пастбищ многочисленными поселками, выраставшими как грибы после дождя при строительстве новой Канадской железной дороги. Нередко степные пожары, намеренно разожженные охотниками, гнали бизонов через Магическую Линию прямо на поджидавшие их ружья. Тех бизонов, которые еще оставались в Канаде, убивали в огромных количествах не только любители спортивной охоты, но и торговцы, для которых коммерческую ценность представляли только языки и шкуры животных.
Бизоны служили для кри основным источником пропитания. Из шкур животных жители равнин шили одежду. Рога и копыта шли на изготовление инструментов и хозяйственной утвари. Остальные части тела использовались для приготовления лекарств и для множества других практических нужд. Для того чтобы покрыть большое типи, нужны были шкуры пятнадцати, а то и восемнадцати бизонов. Эти шкуры растягивались на еловых шестах, из которых был сделан каркас. Еще около шести шкур требовалось, чтобы выстлать типи изнутри.
Когда бизоны исчезли, индейцам негде было взять шкуры, чтобы покрывать новые типи или латать старые. Те кри, которые переселились в резервации, начали, подобно белому человеку, строить хижины из бревен и дерна. Тот-Кто-Строит-Загоны был одним из первых, кто построил хижину для своей семьи. Используя свои знания и действуя методом проб и ошибок, он и другим членам племени помогал обустроить жилище.
Ловкий Охотник, по его собственным словам, восхищался многими вещами, которые делал Тот-Кто-Строит-Загоны, но отказался следовать его примеру и переселяться в хижину. После того как умерла его жена, он стал из года в год переносить свое типи на традиционные места охотничьих стоянок. Там он обычно находил несколько единомышленников, и их типи образовывали круг. В самые холодные зимние месяцы он ставил типи в сотне ярдов от хижины сына, Того-Кто-Стоит-Прямо, а рядом сооружал парильню. Когда мороз схватывал землю и дул особенно жестокий ветер, Ловкий Охотник уходил из типи и ночевал в хижине сына. Обычно он ложился на кровать, расположенную в нижнем ярусе под полкой Чистого Голоса. В этих случаях Чистый Голос делил верхнюю полку с Пловцом.
Братья часто навещали Ловкого Охотника, где бы ни стояло его типи, и оставались у него по нескольку часов, а то и дней. Дед давал им уроки верховой езды, охоты и целительства, обучал танцам и песнопениям, рассказывал племенные истории кри. Он сажал их рядом с собой, когда вместе с другими старейшинами курил трубку. Так же как взрослые, мальчики передавали по кругу тлеющий пучок сладкой травы и, пользуясь орлиным крылом как веером, рассеивали ароматный дым над головами сидящих.
Чистый Голос всегда чувствовал себя легко и вольготно в типи деда. Днем, когда нижние края шкур были приподняты, здесь было тенисто и прохладно. Ночью звезды смотрели на мальчика с неба через открытый дымовой клапан, и ему казалось, что целая вселенная изливает благодать на маленький кружок земли, на котором ему было уютно и спокойно от ощущения близости к своей семье и своему племени.
Во снах и видениях Ловкому Охотнику являлись геометрические узоры и стилизованные образы Великого Духа Орла, Гром-птицы и Бизона. Проснувшись, он наносил их снаружи на покрытие типи, используя яркие природные красящие вещества. Над входом он повесил шаманскую сумку, в которой хранил священные предметы.
У Ловкого Охотника хранилась коллекция вещей, принадлежавших когда-то белому человеку. В их числе было заряжаемое со ствола ружье времен американской гражданской войны, с которым вождь сражался в битве при Кат-Найф-Хилл в 1885 году. Ружье помогло ему спасти свою семью от пушек британско-канадской армии. Впоследствии, когда Тот-Кто-Строит-Загоны вынужден был сдать все оружие британскому генералу, Ловкий Охотник завернул ружье в оленью шкуру и закопал в землю, рассудив, что оно может пригодиться в будущем. Еще в его коллекции был выцветший британский флаг, который ему вручили при подписании договора; одеяло Компании Гудзонова залива; карманные часы, давно не показывающие время; высокая шапка из стриженного бобра – слишком истрепанная, чтобы ее носить; жилетка из крашеной кожи и три медные пуговицы от солдатской униформы с чеканным профилем королевы Виктории.
Самыми ценными предметами в коллекции были фотографии вождей, участвовавших в заключении Договора №6, и, особенно, фотографии Большого Медведя и Того-Кто-Строит-Загоны, которых Ловкий Охотник называл своими братьями, хотя в действительности они были его друзьями. Фотографии хранились в большой жестяной коробке из-под печенья. Крышку коробки украшал портрет королевы Виктории, выполненный в цвете по фотографии. На боковых стенках были изображены замки Виндзор и Балморал с развевающимися над ними британскими флагами. На лугу рядом с Виндзорским замком паслось стадо оленей, а на холме у замка Балморал стоял благородный олень с развесистыми рогами.
– Это – форты, в которых живет королева, – объяснял внукам Ловкий Охотник. – Один из них стоит на реке в Виндзоре. Там королева хранит наш договор. Другой тоже стоит на реке – в лесах Шотландии.
– Шотландия! – Чистый Голос с удивлением вслушивался в звучание нового слова. – А где находится Шотландия?
– Это охотничьи угодья королевы в Англии, – отвечал Ловкий Охотник со знанием дела. – А форт – это ее охотничий домик.
– Разве матери охотятся? – спрашивал Чистый Голос недоверчиво.
– На благородных оленей, – глубокомысленно кивал Ловкий Охотник. – Она охотится на благородных оленей и рыжих лис. Это все, что у них осталось, после того как они поубивали всех своих бизонов, медведей и волков.
На жестяной коробке королева была изображена в свободно ниспадающем черном платье с белыми кружевными манжетами. Плоский головной убор из белого трикотажного материала спускался острым уголком на лоб и закрывал затылок и шею наподобие вуали.
– Она здесь не такая, какой была на моей медали договора, – говорил Ловкий Охотник. – На медали она была моложе. Ее лицо было гладким и красивым. И не было других цветов, кроме серебряного.
Чистый Голос много раз разглядывал портрет королевы на коробке из-под печенья. Полные щеки, острый крючковатый нос, круглые, навыкате, голубые глаза, бледная кожа с красноватыми пятнами на щеках и серебристые волосы. Она совсем не выглядела красавицей. Его удивляло, что такая маленькая старая женщина может быть такой могущественной. Все-таки белый человек пришел к нам из другого мира, думал он.
В детстве мир Чистого Голоса был ограничен пределами резервации Бизоний Ручей. Но ему все же доводилось видеть белого человека: время от времени в Бизоний Ручей наведывался индейский агент, чтобы выдать пособие в пять долларов по договору или провести какую-нибудь проверку; иногда заглядывал инструктор по ведению фермерского хозяйства, державший ферму неподалеку; священник из христианской миссии посещал резервацию, чтобы провести крестины, свадьбу или похороны и иногда отслужить мессу; изредка появлялись полицейские – верхом или в фургоне.
Чистый Голос видел родителей матери и других ее родственников всего четыре раза в жизни. Они жили в резервации Того-Кто-Строит-Загоны в одном дне пути верхом от Бизоньего Ручья. Конные полицейские не позволяли кри путешествовать без письменного разрешения индейского агента. Агент следил за всем, что делалось в резервации. Он не одобрял, когда члены разных общин навещали друг друга, даже если они состояли в близком родстве.
Тот-Кто-Стоит-Прямо освоил фермерское хозяйство, так же как все индейцы его поколения и даже лучше, чем большинство из них. Согласно договору поколение Ловкого Охотника имело право на единоразовое получение семян и инструментов, но это право не распространялось на поколение его сына. Однако Тот-Кто-Стоит-Прямо вырастил стадо в сто тридцать пять голов, в числе которых были сорок пять овец, принадлежавших отцу. Кроме того, у него в хозяйстве было две лошади, две дойные коровы и несколько кур. Тот-Кто-Стоит-Прямо все время старался увеличить урожай сена, ячменя, овса, картофеля и новых импортных сортов репы, завезенных белым человеком взамен диких сортов. Он всегда хотел узнать как можно больше о технологиях, которые белый человек использовал для ведения сельского хозяйства и управления фермой. Он восхищался знаниями и умениями белого человека, но продолжал жить в соответствии с обычаями и духовными ценностями кри.
Чистый Голос и Пловец начали пасти овец, когда им исполнилось, соответственно, восемь и шесть лет от роду. Это была не единственная их помощь семье. Иногда они вместе со своими дядьями и двоюродными братьями ходили проверять капканы и рыболовные сети. В этих случаях их работа состояла в том, чтобы собирать хворост для растопки бивуачного костра по вечерам и нести домой улов. Кроме того, они вместе с матерью и сестрами собирали ягоды, орехи, корни и лекарственные растения. Мальчики помогали доить коров, чистить лошадей, сушить и коптить мясо и рыбу, готовить пеммикан, скоблить и растягивать шкуры, сушить шерсть, сажать и выкапывать урожай овощей. Они научились штопать одежду, шить мокасины и куртки из шкур, вышивать бисером, замачивать лен, плести корзины и мастерить домашнюю утварь из тростника и березовой коры. Чем ответственнее была работа, тем с большей готовностью Чистый Голос и Пловец брались за нее. Работа могла быть тяжелой, обременительной и скучной, но в их возрасте она являлась еще и привилегией, за которую братья боролись, устраивая дружеские состязания.
Жизнь Чистого Голоса была похожа на жизнь любого мальчика кри в ту пору. Отсчет времени велся не по часам или календарю, а по семейным событиям и племенным ритуалам. У индейцев не было книг, газет, радио, кино и телефонов, и хотя богослужебные книги, которые попадались на глаза Чистому Голосу во время редких посещений миссионерской церкви, вызывали у него любопытство, он не мог сказать ни слова ни по-английски, ни по-французски, не говоря уже о церковной латыни, на которой вели службы священники.
Он не читал и не писал на языке кри, потому что этот язык не существовал в письменной форме. Очень немногие кри – в основном наиболее усердные новообращенные христиане – научились писать и читать по складам на языке миссионеров. Но основным средством общения по-прежнему оставалось устное слово. Родовые и племенные легенды, подробные отчеты о важных событиях в истории племени, таких как заключение договора, сохранялись в коллективной памяти и бережно передавались от поколения к поколению. Устная традиция заслуживала доверия, потому что кри верили, что каждый, кто говорил в Совете перед лицом Великого Духа, обязан был говорить правду. Кроме того, эти истории знал каждый член племени. Если рассказчик неправильно передавал мельчайшую подробность, слушатели сразу же поправляли его.
Тот-Кто-Стоит-Прямо постоянно втолковывал сыновьям, как важно уметь хорошо говорить. Он объяснял, что для того чтобы стать хорошим рассказчиком или оратором, каждый из них должен, прежде всего, научиться слушать, не перебивая. Если же человеку есть, что сказать, то он должен помнить, что имеет такое же право быть выслушанным, какое он предоставил другим. Когда придет его очередь говорить, он должен изложить свои мысли прямо, с полной убежденностью, и, сказав все, что хотел, замолчать. Отец одобрительно относился к тому, что братья обсуждали между собой те же серьезные вопросы, что и старейшины на совете общины. Он всегда внимательно выслушивал каждое слово, показывая, как важны для него их мнения.
Чистый Голос получил свое имя, когда ему было десять лет. В тот день старейшины собрались у типи Маленького Барсука – целителя и одного из сильнейших шаманов племени. Это был невысокий худощавый человек с высохшей левой рукой, но его румяные щеки и искрящиеся глаза говорили о большой жизненной силе. Чистый Голос был единственным ребенком среди собравшихся.
Маленький Барсук начал с того, что предложил трубку четырем сторонам света, а затем передал ее по кругу.
– Мы не можем обращаться непосредственно к Великому Духу. В конце концов, он пребывает не в каком-то конкретном человеке или месте, а является необъятной силой, которая наполняет всю вселенную, – говорил он самым естественным тоном, как делал это каждый раз, когда хотел чтобы Китчи Маниту подслушал его. Он выразил надежду, что Великий Дух обратит внимание на то, что старейшины раскурили трубку в его честь. Чистый Голос был уже немного знаком с традиционным «протоколом», которому следовали на таких встречах. Своей речью Маленький Барсук должен был выразить согласие и единодушие внутри общины, что он и сделал в тот день.
Маленький Барсук начал с воспоминаний о том, как в начале 1880-х годов – всего через шесть или семь лет после заключения договора – исчезли бизоны, и как в связи с этим выросла потребность народа кри в оленях, карибу, бобрах и других пушных зверях. Но они тоже стали попадаться все реже и реже, исчезая под натиском голодных индейцев и белых охотников. Впервые за всю историю племени, говорил шаман, равнинные кри были вынуждены выращивать овощи и злаки, чтобы обеспечить себе пропитание. Но у них было слишком мало знаний и опыта. Прошло еще двадцать лет, прежде чем белый человек показал индейцам, как сеять озимую пшеницу и выращивать овощи на сухих землях, и познакомил их с технологиями возделывания земли, пригодными для условий центрального и северного Саскачевана.
В течение двух или трех мучительных лет Ловкий Охотник и другие воины общины буквально боролись за выживание, пытаясь вырастить достаточное количество овощей, чтобы прокормить сородичей. Репа и картофель заражались болезнями и покрывались плесенью, а все, что от них оставалось, съедали мыши, прежде чем люди успевали собрать урожай.
– В первые годы мы постоянно – и чаще всего безуспешно – пытались выпросить у индейского агента инструменты, зерно, скот и другие необходимые вещи, которые королева обещала дать нам при заключении договора, – вспоминал Маленький Барсук. – А если мы их все-таки получали, то оказывалось, что все они находятся в непригодном для работы состоянии.
Он хорошо помнил, какими измученными и обессиленными были кри весной 1885 года после долгих пяти месяцев жестоких холодов. Одни похороны следовали за другими, их цепь казалась бесконечной. Нехватка шкур и мехов означала, что дети бегали в лохмотьях. Одеяла белого человека были в большой цене. Голод был унизителен. Он заставил индейцев съесть четырех волов, несколько лошадей и собак, принадлежавших племени. Охотники, привыкшие неделями жить в суровых условиях и странствовать за многие-многие мили на мустангах, исхудали, ослабли и ограничивались тем, что ползали между норами и ставили силки на сусликов или вытаскивали змей из-под камней. Маленький Барсук видел, как матери отрезали куски от старых шкур бизона, натянутых на типи, и варили из них суп для детей. Ползучий голод высасывал силы и подтачивал дух индейцев. Отчаяние одинаково туманило головы старикам и молодым. Некоторые не выдерживали напряжения и совершали безумные поступки или покидали общину.
Маленький Барсук замолчал, и в разговор вступил Ловкий Охотник:
– Этого-то и боялся Тот-Кто-Строит-Загоны, когда спрашивал на Совете договора, что будет с нами, если бизоны исчезнут прежде, чем мы научимся выращивать хорошие урожаи; и что будет, если на нас опять нападут болезни белого человека. Именно поэтому он просил королеву снабжать индейцев продовольствием, если дела их пойдут плохо.