Цикличность

Я опешил. И внимательно присмотревшись к девушке, увидел, что под теплой шубой, накинутой на плечи, на ней надето красивое бежевое платье с вставками из зеленых и голубых лент. Одеяние невесты. Простолюдинки севера при помощи этого платья оповещают жениха о том, что готовы принять его предложение. После того как жених официально попросит руки девушки у ее отца и сделает ей официальное предложение, она вынимает из платья все зеленые ленты. А в день свадьбы из платья достают все синие ленты. Последнюю синюю ленту, которая будет повязана на голове невесты, должен снять жених во время брачной ночи.

Традиция эта была очень крепкой. Она беспрекословно соблюдалась на севере и в некоторых западных уездах. Но, возможно, только в Братстве сохранились сведения об изначальном ее смысле. Благородный Скип, культ которого главенствовал на севере, согласно легендам был великим воином и защитником севера. Однажды ему не повезло, в огне сгорела его плащаница. В ней был оберег Скипа от темных сил. Без нее Скип быстро начал чахнуть. Наконец, одна невеста, что готовилась пойти под венец, отрезала от своего подвенечного платья маленький зеленый лоскуток и отдала ее Скипу. Ее примеру последовали все невесты севера. Их искреннее желание помочь наделило материю чудодейственной силой, и вскоре у Скипа была новая плащаница, в которой он вновь встал на защиту севера. Понятно, что легенда невероятно приукрашала заурядные реальные события, и никто не помнит, что на самом деле произошло в те далекие дни.

А вот у синих ленточек история была куда более мирской. Не так давно на севере имело широкое хождение право первой ночи, когда вельможа имел право первым возлечь с любой невестой. Сначала это было правом, но со временем дошло до того, что это стало официальной обязанностью вельмож. И те были вовсе не в восторге, что им приходится обхаживать всех местных невест, какими бы те не были.

Так было до тех пор, пока однажды один господин вместо этого попросил у невесты синюю ленту. Скорее всего, он просто попросил то, что первое попалось ему на глаза в комнате, где они с девушкой уединились. Оттуда и пошел этот обряд. Уже не осталось ни права первой ночи, ни властных вельмож, да и Король Севера теперь был лишь вассалом Столицы, где правили «белые». Но традиция осталась в том виде, в котором существовала сотни лет.

Но, это все лирика. Сам факт того, что Джесс успел настолько охмурить девушку, что та уже готова пойти с ним под венец, поначалу очень сильно меня озадачил. А ведь если она надела платье, и Джесс не сделает предложение, то на девушку падет позор. Ох, и наворотил Джесс дров. Точнее наворотил то я, если быть честным, но Джессу надо что-то делать с этим платьем. Точнее с девушкой, мозг которой я повредил в благих целях.

И тут меня осенило. Вот же оно – решение проблемы! Джессу стоит вернуться в мир. Он долго прожил среди обычных людей. И, верное дело, ему милее ссоры с суженой по поводу новой сковородки, чем странствия не пойми где, непонятно зачем.

На самом деле чудотворец не может вернуться к мирской рутине. Чудотворцы, члены Братства и судьи служат клятве до самой смерти. Но что если Джесс «погиб» во время беспорядков в Митарре. Что если он, скажем, не выдержал потери учителя и в ту судную ночь бросился в ущелье со стены, или был заколот сбрендившим от кошмара конюхом. Это очень легко провести по бумагам. Никто не хватиться подмастерья. Лишь толстый архивный том пополнится короткой записью: «Джесс, подмастерье. 842г. Терриал – 862г. Митарр». Эта короткая надпись будет там следующей за трехстраничным словоблудием озаглавленным: «Веллес Мировски, Великий мастер-чудотворец. 810г. Столица – 862г. Митарр».

Джесс – мирянин. Он испытывает тягу к обычным радостям. Даже то, что он так легко поддался своим чувствам к девушке, говорит о том, что он вовсе и не расстался с обычной жизнью.

Что ж, так тому и быть! Пускай займется тут чем-нибудь полезным. Например, станет помогать клирикам. Кто-то ведь должен носить горшки и стирать бинты. Или, например, наймется охранять местных купцов, он парень крепкий, сдюжит. Так или иначе, мне в моем дальнейшем странствии он был не нужен. Свое обещание Веллесу я выполнил сполна.

Я, наконец, вышел из раздумий и внимательно посмотрел на девушку. Все серьезно. Отец невесты, конечно, сначала будет против. Северянин скорее отдаст свою дочь за выгребную яму, чем за чудотворца. Но платье уже надето, отсчет пошел. Со временем мозг девушки восстановится, «любовь» пройдет, и эта семья возможно распадется. Такое бывает сплошь и рядом без какого-либо участия чудес. Хотя, может, лет через двадцать я приеду в Митарр по делам, и меня встретят три Джесса-младших, наследники крупного купеческого дома, глава которого в юности «баловался» чудесами.

Так тому и быть. Я любезно сообщил дочери торговца о том, где прячется Джесс. В подробностях сообщил, что произошло и как сейчас тяжело ее любимому. Пока я все это рассказывал, то нанес ей дополнительное повреждение мозга, для более точного результата. А потом выдал грандиозный и горестный поэтический этюд о тяжелой жизни Джесса, который заставил рыжеволосую девушку со слезами на глазах отправиться туда, где не ждал ее Джесс. Она бежала на крыльях любви, рыдая и подметая снег подвенечным платьем.

Для всех нас – это самый лучший вариант развития событий. Джесс не входит в мои планы, не входит в планы братства. Возможно, он и сам сейчас не хотел бы входить в чьи либо планы. Но есть та, что готова его утешить. Подарить столь необходимое ему милосердие.

13. Роккар

«Я считаю, что человек, как вид, может существовать лишь до тех пор, пока он движется, преодолевая трудности на своем пути. Неважно движется ли он в верном направлении или усилия прикладываемые им абсолютно бесплотны. Главное – сам факт движения, стремления и достижения. Как только мы остановимся, как только мы сядем в кресло и удовлетворенно скажем, что мы всем удовлетворены – это будет смертью человечества. В ту секунду начнется наш путь в забвение. Мы будем деградировать до тех пор, пока в какой-то момент уже обретенные нами знания перестанут восприниматься следующими поколениями лишь как плацдарм. Ту секунду, когда люди перестанут искать новую истину, а согласятся с существующей можно считать моментом смерти человечества. Я вижу, что мы медленно к этому идем. Люди больше не хотят прорываться на запад, прорубаясь сквозь дремучие леса. Больше не осталось безумцев что, отплывая из Оберна, берут курс строго на юг, веря в мечту и полагаясь лишь на надежду. С этой точки зрения Хворь на востоке и Великий неурожай на западе – это дар. Эти напасти породили поколение смельчаков, которые готовы найти себе истину, за которую они хотели бы умереть. Но, мою точку зрения поддерживают далеко не все. Орден Чудотворцев благоденствует слишком долго. Все чаще я слышу мнения о том, что не стоит воплощать в жизнь план по экспансии на юг. Многие чудотворцы закостенели и считают, что нынешние границы Страны надо стремиться сохранить, а не расширить. Мое мнение не популярно, и, скорее всего, мое упорство и станет причиной моей смерти. Я уже замечаю признаки того, что мой конец близок. И я спокойно приму смерть с надеждой на то, что где-то в мире еще остались люди, которые продолжат попытки пробить незыблемые стены».

Ульф Петерсон. Глава Ордена Чудотворцев 847-858. Личный дневник.

859 год со дня Возрождения. Северные земли. Окресности Утейла.

Кобыла упиралась, как могла. Кит, покрытый с ног до головы грязью, что есть мочи хлестал кнутом бедное животное. Но, ничего не выходило, телега намертво села в грязи. Я с удовольствием почесался, слушая как Кит проклинает дальнюю родню нашей клячи. Все тело зудит от укусов. На севере всегда так. Весной, вместе с теплой и мокрой погодой ты получаешь множество замечательных подарков природы в виде кусачих тварей. Ничего, это наименьшая из всех проблем, с которыми мы теперь столкнулись.

С тех пор как мы перехватили обоз, прошел почти целый год. В тот день мы перебили всех адептов, что сопровождали обоз. Затем переоделись в одежду адептов, посадили детей в повозку и просто отправились наудачу по дороге, ведущей к Утейла. Братство нередко прибегает к сомнительным методам во имя достижения своих целей. Но, даже по нашим меркам, это было крайне авантюрное предприятие.

Для маскировки, мне пришлось побриться налысо и отпустить щетину, чтобы скрыть следы использования чудес на моем теле. Благо я в своей жизни не очень-то полагаюсь на чудеса, и они оставили не слишком заметные следы на теле и лице, а воспаление глаз вполне можно было списать на рецидив давней болезни века. Моим же людям для маскировки было достаточно переодеться. Правда, лица наемников были куда шире, чем у голодающих адептов, но это скорее детали.

Нам несказанно повезло уже в самом начале пути. Уже на второй день мы набрели на маленький лагерь адептов. Накануне вечером его разорили и подожгли солдаты столичной армии. Ночью мы видели зарево этого пожара, и решили поутру подойти к лагерю, попробовать прибиться к уцелевшим.

Лагерь сгорел до основания. Но выжило около тридцати человек, что во время атаки успели спрятаться в лесу. Что ж, довольно многим повезло в минувшую ночь. И в этом чувствовалась рука Столицы. Ибо солдаты Утейла внимательно прочесывали окрестности и от них уйти никому не удавалось. Столичные же солдаты точно выполняли приказ, не более. На лагерь напали? Напали. Сожгли? Сожги. Молодцы, поехали домой.

Выжившие были очень напуганы. Среди уцелевших не было ни командира, ни старосты. Поэтому они без обиняков обрадовались нам и сопроводили в свое убежище. Мы рассказали им полную нестыковок историю о том, что мы потерялись в пути. Сказали им, что на нас в дороге напали войска из Столицы, командира и его подручных убили. А мы, прихватив груз, потихоньку сумели выйти сюда, но плутаем, ибо только командир знал куда надлежит доставить груз.

Они охотно проглотили историю о том, что от боевого отряда, сопровождавшего груз, остались только мы – простоватые ребята, которые даже не понимают, что им теперь делать. Они даже прониклись нашей «бедой». Мы, можно сказать, сдружились на почве общей трагедии. Адепты накормили нас горячей пищей, а мои люди подыграли им, вызвавшись добровольцами на посты у дороги.

И только когда мы попросили больше еды для того чтобы накормить тех, кого мы везем, адепты, наконец, соизволили залезть в повозку. Как только они увидели детишек, то меня, как временно исполняющего обязанности вожака отвели в сторонку.

– Это очень важные люди! – зачем-то сказал мне на ухо седой мужчина с бельмом вместо одного глаза.

– Я понимаю. Я не знаю, что мне теперь делать.

– Тише. Я тоже этого не знаю. – Он высморкался и утер руку о штаны.

– А кто знает?

– Иди вон на пепелище поспрошай! Тьфу… Знал только, что детей везти будут по дороге этой. Для большого дела, значит. Слух такой давно ходил, что все эти нападения на солдат как раз для того чтобы этот груз провести. Староста велел языками не молоть, а то отрубит. Когда он так говорит… значит, что слух правдив.

– А куда везти-то их надо?

– Да, пес с тобой! Если ты не знаешь, то почем мне знать?

– И что делать?

– Пердеть, да бегать! – старик рассмеялся от невероятной мощи собственного юмора. – Делаем так. Сейчас все пожрут, потом поспят. Утром дадим вам пару людей, поедете к «главным». Пускай они там разбираются.

– Может пару дней нам здесь переждать?

– О, хитрый какой, а кормить вас всех чем? У нас корешки, да кое-какие припасы. А вас вон сколько. Идите к «главным», пусть они с важным грузом занимаются.

Наутро нам дали пять человек охраны, во главе с огромным лысым детиной, и благословили в дорогу. От этой пятерки очень хотелось избавиться, и как можно скорее, но это было бы моей грубой ошибкой. Думаю, если наша чудесная сказка о счастливом спасении груза, с кучей пробелов и белых пятен, и могла убедить простых людей в лагере. То если пять человек просто «пропадут» в дороге, то тут уже возникнут вопросы. К тому же я полагал, что кто-то из тех адептов, что присоединился к нам в лагере, должен будет вернуться назад и доложить, что все в порядке. Что и произошло. На четвертый день пути двое бесследно исчезли. Я картинно забеспокоился, но лысый мужик сказал, что все в порядке, мол, все идет по плану.

Очевидно, этот здоровяк почувствовал благовидную возможность продвинуться наверх в иерархии адептов. Видно метил в командиры пепелища, ибо отстроить лагерь на том же месте у них получиться еще очень не скоро. Как бы то ни было, детина сходу показал, как в его понимании выглядит дисциплина, и кто здесь главный. Он начал наводить «железный порядок» в отряде, по крайнее мере стало очевидно, что именно так ему представляется строгая субординация. От его тумаков не увернулся никто, мы с Китом в том числе.

Мне было все равно, меня с самого детства учили не заострять на таких вещах внимание. А вот самолюбие Кита страдало, он то и дело срывал злобу на неодушевленных предметах, но пока сдерживался.

Кит был очень высокого происхождения, ему вообще не пристало преклоняться перед кем-то. Его дед был великим полководцем, он удержал Лимфис в руках чудотворцев во время мятежа Баронов. А его отец был прирожденным управленцем, слыли легенды, что любое его начинание по сей день приносило ему деньги, как бы безрассудно оно не выглядело со стороны. Но, одновременно с этим, Киту не повезло стать шестым сыном своего высокородного отца, и, кроме воинской карьеры или службы в Церкви Перерождения, ему ничего не светило. Он выбрал армию, а затем, против воли отца, нанялся на службу чудотворцам. Он был единственным членом отряда, с которым я разговаривал на «ты». Он был сильно помешан на долге и упрям как осел, но если бы я хотел с кем-то встреть смерть в бою бок о бок, то пускай это будет Кит.

До того как наняться на службу чудотворцам, он успел набраться боевого опыта в регулярной армии и заработал немало боевых шрамов. Во время Хвори его забросили на восток, и он служил сначала на границе, стоя в гарнизоне Бархуза, а потом подавлял народные волнения из-за эпидемии в Хадилхате. Его отряд отправили в Терриал, но на запад они не успели пройти, им предстояло принять участие в сражение с северянами, что подходили к Столице в Кроваваом походе. На поле боя он оказался подле чудотворцев, что применяли чудеса и являлись первоочередной целью для атак северян. Именно там Кит лишился двух пальцев на левой руке и заработал шрам через весь подбородок. В том бою он сполна окропил себя боевой славой, но, выйдя из Госпиталя, Кит подал рапорт об увольнении из армии и нанялся наемником на службу чудотворцам.

Уж не знаю, что такого увидел Кит в том бою, и, если честно, мне это было не так уж интересно. Его отец был в гневе, но Кита не смутило даже лишение наследства. «Этому миру нужен порядок, а порядок – это чудотворцы» – так, коротко, он говорил о своем решении. За время службы Кит привык к тяготам и лишениям, но вот подчинятся кому-то – это уже было для него слишком. Лысый даже не подозревал, как близко он был к смерти каждый раз, когда делал Киту выговор на пустом месте подкреплённый тумаками.

А, тем временем, мы все же куда-то двигались. Постоянно получая по загривку, отряд медленно шел по тракту в сторону Утейла. Все изменилось на третий день с того момента как часть адептов оставила нас и вернулась восвояси. В какой-то, казалось бы случайный момент, детина скомандовал нам свернуть с дороги в лес, и с этой минуты две недели, подгоняемые ударами и ругательствами лысого, мы пробирались по болотам и чащам к какой-то мифической точке, известной только лысому. Лысый знал и примечал какие-то ориентиры на нашем пути. После того, как он замечал очередную вешку, знакомую только ему, он становился добрым и до конца дня никто из нас не был бит.

Я почти сразу потерял ориентацию в незнакомом лесу. И мог лишь держать направление по сторонам света. Кит, более искушенный в этом ремесле, потерял ориентир где-то на второй неделе. Ясно одно, мы точно шли в сторону Утейла, но забирали немного севернее.

Я был уверен, что в столь труднодоступном месте просто не может существовать нечто большее, чем стихийный лагерь беженцев, который будет до отказа заполнен бабами, детьми и расползающейся заразой.

Посему, когда я увидел то место, куда мы столь тяжело добирались, то, забыв о конспирации, выругался, невольно поставив наше предприятие под удар. Хотя многие наемники из нашего отряда не выдержали и выразили свое удивление. Лысый был глуповат, он почел это за почтенный трепет и с торжествующей улыбкой отвесил нам напутственный пендель, чтобы быстрее шли.

Оказалось, что у адептов прямо посреди леса, не очень-то далеко от Утейла, выстроен целый город. Да-да, полноценный, хорошо укрепленный город, без каких-либо скидок. Никто и не подозревал, что у поклонников старых богов вообще есть полноценные города. Более того, город был действительно хорошо и грамотно выстроен. На первый взгляд, он вполне мог выдержать долгую осаду.

Город был окружен полноценным оборонительным рвом. За рвом был насыпан высокий земляной вал, а на нем стоял частокол, сбитый из крепких еловых стволов. Местами я заметил части деревянной конструкции, которая являлась каркасом земляного вала, что исключало возможность его подкопа и разрушения от непогоды. К стене примыкали восемь деревянных башен, где непрерывно несли службу вооруженные адепты. Сооружение было воздвигнуто из тех материалов, что нашлись в ближайшем лесу, но сделано все с большим знанием военного искусства.

Внутри город был разделен на две части еще одной стеной. Она ограждала выстроенный на естественном холме внутренний город. Здесь стена была попроще, но наступающие на пути к ней вынуждены будут по дороге форсировать ледяной ручей, а затем ползком преодолевать высокий подъем.

Во внешнем городе, расположенном между двумя стенами, все постройки выглядели весьма неказистыми, но при этом никак не походили на убогие временные сооружения, что встречались нам у адептов ранее.

Я чувствовал себя обманутым. Меня терзала обида. Адепты ловко убедили нас в том, что у них нет ничего большего, чем грязные пристанища для оборванцев, ведь все те лагеря и поселки, что я встречал на севере до этого момента, были кое-как наскоро сбиты из того, что валялось под ногами. А тут полноценный, укреплённый город. Я с досадой думал о том, сколько еще хорошо скрытых городов можно найти в этой глуши. Не зря адепты выбрали ближний север. Ведь здесь мало людей, мало дорог, и, главное, судьи и «белые» в эти места почти не заглядывают.