– Мне показалось, что Константина Семёновича интересуют причины происшедшего, – ответил Саша. – Это было видно по его лицу.
– По лицу, по лицу, физиогномист нашёлся, скажи спасибо, что своё лицо целым унёс. Да-а-а, много ещё работы над тобой требуется, прежде чем в науку тебя ввести.
– Эропорт, – вдруг объявил водитель.
Они схватили свои дипломаты и выскочили наружу. Аэропорт вроде был на месте, такой же, как тот, где они приземлились неделю назад. Такой же покосившийся, серый от пыли сарай с надписью «Грозный». Но что-то было не так. Во все стороны, сколько хватало глаз, не было видно никаких самолётов, да и взлётной полосы тоже не было. Вместо этого под стеной сарая стоял остов вертолёта, а поодаль, на открытой местности, степенно пасся верблюд.
– Что-то не то, – сказал Саша.
Верблюд повернул голову и вдруг начал мочиться толстой параболической струей. Серая пыль под ним стала быстро темнеть.
– Сто-о-о-ой!!! – заорал Ложакин вслед набиравшему ход экспрессу.
– Так это жэ мэстный эропорт, – заливаясь смехом, разъяснил водитель. – Харашо, что бистро поняли, а то я б толко чэрез шэст часов вэрнулся! Ну садытес, садытес.
6. Головокружительное выдвижение
– Ну расскажи, расскажи, как ты один сам лично пошёл на врага, – министр встретил его крепким рукопожатием.
– Да что там, товарищ министр, люди у нас хорошие, отозвались с пониманием критической ситуации.
– Ладно, ладно, Константин Семёнович, – министр похлопал его левой рукой по правому плечу, – знаем, знаем мы вас, скромников… Теперь о деле, присядь. Ты, конечно знаешь, что генеральный директор Демьянов уходит по возрасту на покой? Министерству предстоят перемещения. Только в этот раз мы решили отказаться от обычной практики последовательной цепной передвижки кадров и назначить на место Демьянова одного из наших региональных директоров. За этим мы тебя и пригласили.
Министр сделал долгую паузу. У Волопаса вдруг начался тик в правом паху. Ситуация, кажется, начала разворачиваться фасадом к сияющим вершинам.
– Правильно, правильно догадываешься, Константин Семёнович, – продолжал министр, – после взвешивания кандидатур и тщательного отбора было решено остановить выбор на тебе.
Вихрь пронёсся в голове Волопаса: «Дача в Карелии, личная иномарка, загранкомандировки, кажется, ещё и вилла на Кавказе, дочь в ЛГУ пойдёт, и вообще – Ленинград! Никаких больше чеченцев с их кинжалами и взглядами исподлобья».
– Константин Семёнович, о чём задумался? – голос министра вдруг окрасился отеческим теплом. – Примешь ответственность?
– Приму, – выдохнул Волопас, – а задумался я, на кого подразделение оставлю.
– Похвально, похвально. Закончишь подробности с референтом, и перестань ногой дёргать, не к лицу, – министр вышел.
– Вы, надеюсь, понимаете, Константин Семёнович, – начал референт многозначительно, – что ваша кандидатура не была единственной. Кстати, как ваша диссертация продвигается? В вашем нынешнем чине уж хотя бы кандидатом наук быть необходимо.
7. Некролог
– Умер Каменский, – открыл Геннадий Алексеевич Ложакин экстренное собрание коллектива лаборатории многоосного упрочнения. – Приступ астмы в метро.
В дальнем ряду охнули, послышался сдержанный плач.
– Медицина не поспела. Хороший был человек, скрупулёзный. Нам всем будет его не хватать, – Ложакин поднял кружку с клюквянкой. – Помянем…
8. Золотоноша
Скорая помощь уже отъезжала, когда лаборантка Лисицина вышла из проходной первого корпуса, направляясь во второй. Сумка тяжело била по ногам, мешая идти. С такими казёнными мешками, неладно пошитыми из серого технического х/б, ходила половина объединения. В них носили всё, начиная с технического спирта и картошки с рынка и кончая деталями аппаратуры. Нескончаемым потоком весь рабочий день текли реки мешконош между корпусами, пересекая оживлённый Полюстровский проспект, ответвляясь частенько в сторону рынка. Сегодня, впрочем, груз у неё был особый, и если бы не авария, Людмила Сергеевна, не мешкая, направилась бы прямиком ко второй проходной.
Поперёк проспекта ощетинился останками бампера оранжевый КамАЗ, из-под левого крыла его виднелось то, что несколько минут назад было зелёными жигулями.
– Без ремней ездют, – оценил обстановку Палыч.
Лисицина протиснулась ближе к месту событий. На вспученном зелёном капоте лежало размочаленное ветровое стекло, обильно орошённое красным.
– Красный цвет – ходу нет, – добавил Палыч философски.
– Наших никого не задело? – донеслось из толпы.
– Не, только шофёра.
– И когда они светофор поставят, – сказала машинистка экструзионного пресса Феоктистова, – умучились под колёсами шнырять.
– Им чего, – отозвался старший лаборант Редвуд, – они на аудях катаются.
Похолодев, Людмила Сергеевна вдруг почувствовала, что за мешок тихонько тянут. Резко рванув мешок к груди, она оглянулась и с облечением увидела завсектором токсикологии Петра Николаевича
Малинина.
– Позвольте я вам помогу поднести, – попросил Малинин с улыбкой, – я всё равно на вашу сторону иду. Что ж вы химика с собою не захватили?
В другой руке он держал такой же точно мешок, доверху набитый консервными банками.
– Ничего, ничего, он лёгкий, – возразила Лисицина. – А вы, наверное, заказы несёте?
– Да, дамам помогаю, – блеснул улыбкой Малинин. – Что же это у вас там такое – лёгкое, да объёмистое, да с острыми углами?
– Деньги, – просто ответила она. За небольшую добавку к получке выполняла она функцию раздатчицы зарплаты.
Продолжая болтать, они обошли сидящего на тротуаре шофёра КамАЗа, выкручивающего кепку, и вошли в проходную.
– Кстати, вы знаете, что Каменский вовсе не от астмы умер, – спросил Малинин, – а от эмфиземы трахеи?
– Да что вы говорите, Пётр Николаевич, как же это?
– Да уж так, закономерно для работающего в близком контакте с полимерами. Уж я то знаю.
– В лаблаторию идёте, – поприветствовала их сотрудница ВОХРа Вероника, стоящая на вахте.
В тесном лифте они почему-то замолчали, сосредоточенно глядя на ползущие вниз огни. Пётр Николаевич неуверенно скользнул глазами по её плечу, опустил голову…
«Плата заработная. Отделы 3, 5, 11. Лаборатория 55. Итого 18392 рубля 11 копеек» – неожиданно для себя прочёл он на торчащем из мешка обрывке бумаги.
9. Научная тематика
– Александр Ильич, зайди ко мне.
Закрыв дверь кабинета, Ложакин присел на край стола.