Клеймо вечности

Тени начали двигаться. Они окутали жреца, его крики заполнили храм, но никто не пришёл ему на помощь. Его тело дрожало, как будто каждая его клетка пыталась сбежать от невыносимой боли. Я видел, как его глаза закатились, как кровь стекала с губ, когда он пытался вымолвить последние слова молитвы. Но дух, который он призвал, не был богом. Он был существом гораздо более древним и зловещим.

Смерть жреца была быстра, но мучительная. Тени поглотили его плоть, а дух, вырвавшийся из другого мира, продолжал охотиться на тех, кто оказался рядом. Люди, случайно вошедшие в храм, падали замертво, как мухи, от одного лишь прикосновения этой силы. Время внутри здания начало искажаться. То, что происходило, не поддавалось ни человеческому пониманию, ни законам физики.

Но я знал, что это было неизбежно. Сила, заключённая в таких артефактах, как я, никогда не могла быть по-настоящему покорена. Люди всегда стремятся к большему, чем могут контролировать, и каждый раз я вижу одно и то же. Они призывают силы, с которыми не могут справиться, и эти силы уничтожают их.

Прошли века. Тени, породившие смерть в храме, рассеялись, оставив за собой только пустоту. Но я продолжал существовать. Меня нашли новые люди, уверенные в том, что нашли древний артефакт, который принесёт им славу и могущество. Время стерло все воспоминания о том, что произошло с Ашур-намиром, и теперь этот храм был забыт. Новые жрецы и правители Вавилона касались меня, но никто из них не знал о проклятии, которое я хранил.

Каждый раз, когда меня находили, я становился свидетелем новых трагедий. Люди не меняются. Их жажда власти, их страх перед неизвестным – всё это повторяется вновь и вновь.

Спустя несколько веков после смерти Ашур-намира меня вновь нашли. Я оказался в руках нового правителя, который не понимал ни смысла моих символов, ни их истинной природы. Он считал меня просто символом власти, но даже не подозревал, что внутри меня всё ещё бродит тень древнего духа, который однажды почти разрушил этот мир.

Каждую ночь я наблюдал, как правитель Вавилона проводит ритуалы, пытаясь вызвать силы, которых он не может понять. Он полагал, что может подчинить себе духов, как и его предшественники. Но я знал, что его судьба уже предрешена.

И вот, в одну из ночей я почувствовал, как снова начинается ритуал. Голос нового жреца был полон уверенности, но его судьба была такой же, как у тех, кто приходил до него. Тени начали двигаться, холодный ветер пронзил храм, и тьма, скрытая за завесой мира, начала проявляться. Правитель, как и Ашур-намир, вскоре понял, что контроль над древними силами – иллюзия.

В ту ночь тьма вернулась. Но на этот раз она была сильнее, как будто время усилило её мощь. Правитель закричал, и его голос утонул в шорохе тёмных сил. Храм снова стал свидетелем ужаса, когда тени начали сжимать его тело, как живое существо. Его крики долго эхом отражались от стен, но никто не пришёл на помощь.

Когда тени исчезли, оставив храм в полном безмолвии, меня снова нашли другие. Вавилон пал. Люди, которые когда-то были великими, исчезли, но я всё ещё был здесь. Я продолжаю своё существование, наблюдая за тем, как мир меняется, но остаётся таким же.

Время ничего не меняет. Люди приходят и уходят, их желания всегда одинаковы. И каждый раз они повторяют одни и те же ошибки. Я видел это в прошлом и увижу снова в будущем.

Глава 3: Парнас

Ранее я был глиняным диском Вавилона, но теперь меня высекли из камня Парнаса. В моём теле была врезана тонкая золотая гравировка, изображающая око бога Аполлона. Хотя мои внешние формы менялись, золото, скрытое в этих линиях, продолжало удерживать ту самую древнюю силу, что связывает меня с миром богов и смертных.

Мир Древней Греции всегда был полон загадок и мистики. Люди, жившие в тени Олимпа, верили, что судьбы их написаны на небесах, а воля богов – неоспоримый закон. Я снова оказался в центре этого мира, в сердце его священной загадки – в Дельфах. Храм Аполлона, возвышающийся на горе Парнас, был местом паломничества для тех, кто искал ответы, руководство или просто уверенность в своем будущем.

Тысячи ног касались этой земли, поднимаясь по крутым склонам, устремляясь к священным воротам. Сыновья и дочери Эллады, правители и простолюдины, воины и торговцы – все они жаждали одного: знать свою судьбу. Здесь, среди храмов и статуй, находилась Пифия, жрица Аполлона, чей голос считали голосом самого бога.

Телемах, молодой и амбициозный афинянин, шел теми же дорогами. Он был в расцвете сил: его крепкие руки свидетельствовали о годах, проведённых на войне, а уверенный взгляд говорил о человеке, который привык побеждать. Однако в его сердце зарождался страх. Телемах не был простым человеком – он был из богатого и влиятельного рода, но их положение было шатким. За долгие годы вражда с другими влиятельными семьями и войны истощили их ресурсы. Теперь ему нужна была воля богов, чтобы вернуть свою семью на вершину.

Когда он прибыл к подножию храма, храмовые жрецы уже ждали его. Телемах не был первым, кто приходил к оракулу с подобной просьбой, но каждая встреча с Пифией была событием, которое окутывалось завесой тайны. Перед тем как войти, Телемах сделал жертвоприношение. Две белоснежные козы, чьи жизни он принёс в дар, должны были задобрить Аполлона. Кровь текла по каменному жертвеннику, наполняя воздух запахом смерти и возносясь к богам вместе с его молитвой.

Телемаху казалось, что всё идет как надо. Но я чувствовал его страх. Это был страх не перед жрецами, не перед Пифией и даже не перед богами. Он боялся своей судьбы – того, что она могла не совпадать с его ожиданиями. Многих таких людей я уже видел. Каждый раз, когда они приходили к оракулу, их сердца были переполнены страхом, но они скрывали его за решимостью.

Пифия сидела в своем священном кресле, окружённая дымом из расщелин земли, пропитанным силами, которых никто не мог объяснить. Она была лишь проводником воли Аполлона, или чего-то более древнего, чего сами боги не могли контролировать. Её глаза были затуманены, а тело – расслабленным, как будто оно больше не принадлежало ей. Когда она заговорила, её голос был едва различим, но он казался исходящим не из её уст, а из самой земли.

– Что ты ищешь, сын Афин? – прошептала Пифия, не двигаясь.

Телемах не сразу нашел слова. Его губы слегка дрожали, и в этот момент я увидел, как его уверенность пошатнулась. Он сделал глубокий вдох и, наконец, сказал:

– Я хочу узнать, как спасти своё наследие. Как вернуть свою семью к прежней славе.

Эти слова эхом разнеслись по залу, как будто сами каменные стены храма слышали их и запомнили. Пифия долго молчала. Её лицо было неподвижным, но её пальцы медленно касались моей поверхности. Я чувствовал, как она погружалась в то, что находилось за пределами понимания людей. Дым начал клубиться вокруг её головы, и её тело задрожало.

Я знал, что сейчас придёт пророчество.

Когда Пифия заговорила снова, её голос был холодным, чуждым и глубоким. Он не был похож на человеческий, а словно исходил из самой бездны.

– Ты вернёшь золото, но потеряешь кровь. Ты станешь хозяином, но твоё имя будет забыто.

Эти слова эхом разнеслись по храму, они были короткими и жутко ясными. Телемах замер. Жрецы тут же начали записывать каждое слово на каменных табличках, таких, как я. Их руки быстро выбивали символы, переводя пророчество в форму, которая навсегда останется в истории.

Телемах не понимал. Он ожидал каких-то указаний, каких-то инструкций, но вместо этого получил загадку. Он пытался спросить ещё, но Пифия больше не говорила. Её глаза были закрыты, а тело казалось пустым, как оболочка, которая выполнила свою функцию и теперь ждала покоя.

В храме воцарилась тишина. Жрецы разошлись, забрав пророчество с собой, а Телемах остался стоять один перед холодным алтарём. Он ощущал, что что-то пошло не так. Я чувствовал, как в его сердце росла тревога.

На следующий день он покинул Дельфы, увозя с собой слова, которые, как он считал, изменят его жизнь. Но он не мог знать, что его судьба была уже решена в тот момент, когда он переступил порог храма.

Вернувшись в Афины, Телемах вскоре понял, что пророчество, данное ему в Дельфах, не принесло ясности. Он рассказывал о словах Пифии своим советникам, они спорили о значении этих слов. Каждый из них интерпретировал предсказание по-разному: кто-то говорил, что оно сулит ему богатство и власть, кто-то – что за этими словами кроется тень гибели.

Прошли месяцы, и дела Телемаха пошли в гору. Его семья сумела заключить несколько выгодных сделок, а торговля с Персией принесла значительные прибыли. Он действительно вернул своё золото, как и было предсказано. Его успехи на политической арене Афин укрепляли его положение, он даже стал главой одного из влиятельных советов города.

Но с каждым шагом его успехов приходил новый страх. Он не мог избавиться от предчувствия, что пророчество Пифии не было таким простым, каким казалось. В его жизни начали происходить странные события. Его младший брат погиб при загадочных обстоятельствах – упав с лестницы в их доме, хотя всегда был осторожен и никогда не поднимался на верхний этаж без слуг. Жена Телемаха заболела и вскоре умерла, оставив его в одиночестве. А после её смерти он стал замечать, как люди, которые когда-то его поддерживали, начали отворачиваться от него.

Каждую ночь, засыпая, он слышал шёпоты. Это были не просто страхи или галлюцинации – это были голоса тех, кого он потерял. Они говорили с ним о прошлом, упрекали его за смерть брата, за ошибки, которые он совершил в своей жизни.

Телемах начал терять рассудок. Он больше не мог различить, где заканчиваются его сны и начинается реальность. Однажды ночью он увидел, как его дом окутан странным светом. В этом свете он увидел фигуры – тени тех, кто ушёл. Они тянули к нему руки, звали его по имени, но когда он подошёл ближе, они исчезли.

Это было проклятие. Пророчество сбылось, но не так, как Телемах этого ожидал. Его золото вернулось, но с ним пришла смерть. Его имя было забыто в том смысле, что теперь оно ассоциировалось не с победами, а с трагедией.

Через год после визита в Дельфы Телемах был найден мёртвым в своём доме. Его слуги говорили, что в последние месяцы он почти не выходил из своей комнаты. Он медленно умирал, поглощённый своим страхом и паранойей. Тело его было изуродовано неизвестной болезнью, а в его руке сжата та самая табличка, на которой было выбито его пророчество.

Когда его похоронили, никто не пришёл попрощаться с ним. Телемах был одинок, забытый, как и предсказывала Пифия. Его дом был продан, имущество разделено, а о его жизни почти никто не вспоминал.

Я же остался в храме Аполлона. Каждый день новые люди приходили ко мне, касались меня и слушали пророчества, которые я помогал рождать. И каждый раз я видел, как их судьбы рушились, как и судьба Телемаха.

Судьба – это нечто большее, чем просто воля богов. Это тень, которая нависает над каждым человеком, и никто не может убежать от неё, даже тот, кто слышит голоса богов.

Я – лишь наблюдатель. И с каждой новой судьбой, с каждым новым пророчеством я всё глубже понимаю: люди никогда не поймут, что все ответы уже есть внутри них.

Глава 4: Арена Колизея

Я был каменной табличкой на Парнасе, но с течением веков моя форма вновь изменилась. Мастера Рима переплавили меня в металлический амулет, и хотя теперь моё тело было из другого материала, внутри меня осталась золотая пластина, которую невозможно было уничтожить. Она носила силу Марса, сохраняя связь с древним миром и вновь принося победу в боях, но с тенью проклятия.

Рим, величайший город того времени, был переполнен роскошью, амбициями и жаждой власти. Его жители жили в мире, где правили законы жестокости и власти. Колизей, великий амфитеатр, был местом, где люди, обращённые в рабство, становились частью великого зрелища – кровавых игр. Здесь победитель получал не только славу, но и, возможно, жизнь.

Мои дни в Риме проходили под гул тысяч голосов, скандировавших имена гладиаторов, требующих крови и развлечений. Я был незначительным артефактом, маленьким металлическим амулетом, передаваемым из рук в руки, незаметным, но всегда присутствующим. Меня считали символом удачи, оберегом, который приносит победу в бою.

Один за другим, гладиаторы надевали меня на шею или крепили к поясу перед тем, как выходить на арену. Они верили, что моя сила поможет им победить. Но они не знали правды. Каждый раз, когда один из них касался меня, я чувствовал, как их страх и жажда жизни переплетаются с чем-то тёмным и древним. Я не был источником удачи. Я был проводником древней силы, которая требовала крови в обмен на победу.

Мой первый гладиатор был юношей по имени Марцелл. Он был молод, силён, но сражался уже не первый раз. Его тело покрывали шрамы, а его душа – ожесточённость. Он не знал жизни вне арены и не хотел её. Для Марцелла, как и для других гладиаторов, жизнь была борьбой. Он принял меня в день, когда должен был выйти на бой против нескольких других гладиаторов.

Арена гудела от криков толпы. Каждый шаг Марцелла по песку казался отмеренным – он шёл к своей судьбе. Он не знал, что эта судьба уже была запечатана. Толпа ревела, а над головами кружили тени хищных птиц, ожидающих своей добычи. Марцелл сжал в руках меч и посмотрел на меня. Он верил, что я принесу ему удачу, но на самом деле я был символом смерти.

Сражение началось. Я чувствовал, как кровь капает на песок, как рёв толпы усиливается с каждым ударом. Каждый раз, когда Марцелл наносил удар, он всё больше отдалялся от человеческого. Его руки, казалось, двигались сами собой, а разум был затуманен. Он не видел ничего, кроме врагов перед собой. Но я видел больше. Я чувствовал, как его судьба переплетается с чем-то тёмным и старым.

Каждый его удар был точен, каждый шаг – смертельно опасен для его противников. Марцелл убил всех, кто стоял на его пути, и толпа закричала его имя. Но победа не принесла ему радости. Я чувствовал, как его сердце стучало всё сильнее, как страх заполнял его мысли. Он не мог понять, почему ему не стало легче. Его руки дрожали, а в голове звучали голоса, которых он не мог понять.