Второй шанс: Начало. Снайпер. Счастливчик

Двигались больше часа. Болота не промерзали, приходилось осторожничать, обходить. Иногда где-то в стороне вспыхивала стрельба, но довольно вялая. Партизаны или окруженцы, их тут вроде много должно быть. Не знаю. Еще через час услышали уже что-то посерьезней, похоже, мы где-то близко к позициям, отчетливо слышится грохот артиллерии.

– Серег, это чего, фронт? – спросил Зимин.

– Наверное, слышишь хреначат как? – показал я рукой в направлении грохота.

– Да уж, вроде даже огонь видно, – добавил Вано.

– А много там фашистов? – задал вопрос дед.

– Не знаю, должно быть много. Мало бы сюда не дошло, – заключаю я.

Дальше двигались молча, тишину нарушал хруст ледяного наста под ногами да редкие матюги, когда кто-нибудь запинался. Странно, но никого еще не встретили, хотя мы уже явно близко. Я чего-то представлял, что будут какие-нибудь штабы, госпитали или еще что, а вокруг – никого.

Вскоре послышался гул моторов, казах поднял в небо взгляд и указал рукой.

– Немчура, наши таким количеством не летают.

Я тоже поднял голову и увидел медленно проплывающую в небе тучу из самолетов. Шли они, делая пологую дугу, куда-то на северо-запад.

– Наверное, Ленинград бомбить, – произнес Зимин.

– Может быть. Смотри как их много, – откуда-то в небо устремились трассы выстрелов, зенитки долбили, но явно не попадая. Да и сложно это.

– Суки, весь город разбомбят, – показал кулак в небо Круглов, – я был в Ленинграде до войны, такой красивый город.

– Это точно, – поддакнул я.

– Тише вы, – рыкнул на нас Мурат. – Влево, метров двести, – он указал направление. Приглядевшись, я увидел вдалеке движение и не одно.

– Похоже, начинаются тылы, – продолжил Мурат.

– Скорее всего, – кивнул я. – Давай, Мурат, проверь, только как всегда – тихо.

– Обижаешь, командир, – шепнул он и пополз вперед.

Мы залегли, осторожно поглядывая вокруг.

– Наши это, – доложил вернувшийся через пять минут, казах.

– Точно? – переспросил я.

– Да! Вряд ли немцы могут ТАК ругаться. Крыли какого-то Евсюка.

– Ну, так только наши могут. Сидите здесь, – приказал я бойцам, – если все нормально, свистну.

Махнув казаху следовать за мной, я преодолел открытый участок и оказался в тени деревьев. Да, ни фига не лето, на нас ватники, но от холода все равно сопли застывают, не долетая до земли.

Передо мной что-то чернело, приглядевшись, понял – воронка. Ни хрена это не тылы, это же линия обороны, была. Вон и остатки полузасыпанных окопов. Двинулся дальше, через несколько метров наткнулся на изувеченный труп. Судя по остаткам формы – наш боец. Рядом лежала винтовка с расщепленным прикладом. Передернуло, бля, под бомбежку попали. Господи, да сколько их тут? Вокруг, то тут, то там, виднелись фрагменты тел. Некоторые были целы, но со множественными осколочными ранениями. Спустившись в траншею, пополз дальше, прислушиваясь. Где-то в стороне рвались снаряды. Слышалась редкая стрельба. Вдруг мне в затылок что-то уперлось, и тут же я услышал голос:

– Товарищ старшина, вот, гада поймал. Мародерит или шпионит тут.

Второй голос раздался где-то в стороне.

– Тащи его сюда, третий уже за утро. Чего они все здесь лазают? – Второй голос был с хрипотцой, явно не молодого бойца.

– Вставай, курва! – меня чувствительно пнули в бок. Ватник толстый, смягчил удар, но я все же сжался. – Вставай, говорю, а то еще добавлю.

– Хотя бы спросил для приличия, кто я такой. А вы сразу пинаться, – недовольно пробормотал я и оглянулся, пытаясь рассмотреть казаха.

– Заткнись, сейчас доведу до старшины, он и спросит. Или шлепнет, как и других, – угрюмо проворчал мой конвоир.

Во дела, как встречаюсь с кем-то на фронте, обязательно бьют. Пока не буду нашим свистеть, а то, правда, шлепнут, не спросят, как зовут. Пройдя метров пятьдесят по траншее, увидел кучку бойцов. Сидели все вместе на дне окопа. Кто-то курил, кто-то дремал. При моем приближении поднялся один красноармеец.

– Наверное это и есть, старшина, – подумал я, глядя на человека лет пятидесяти, в каске и с ППШ в руках.

– Да сколько их еще там ползает? – спросил кто-то.

– Кто такой? – задал вопрос старшина.

– А вы кто, что можете задавать вопросы? – ответил я по-еврейски.

– Ты гля, какой борзый, – опять раздался чей-то голос, но старшина, не оценил шутку.

– Голованов, замолкни! – приказал он и повернулся ко мне. Внимательно оглядел меня и, видимо, что-то почуяв, ответил:

– Старшина Евсюк, – коротко пробормотал он, не вдаваясь в подробности.

– Младший лейтенант государственной безопасности Новиков, кто у вас за командира, старшина?

Все сразу подскочили, старшина выпрямился, а ствол, упиравшийся мне в спину, опустился. Я достал корочки и показал их старшине.

– Извините, товарищ лейтенант, – стал извиняться старшина, застегивая ворот на гимнастерке.

– Отставить, старшина, сядьте все, а то немцы увидят. За бдительность – хвалю, но ты, – я повернулся к бойцу, который меня поймал, – все-таки не пинайся, до выяснения. Вдруг какого генерала затопчешь, – и я усмехнулся.

– Виноват, – тихо сказал парень и уставился в землю.

– Ладно, проехали. Кто, говорю, главный у вас? – повторил я.

– Капитан Лобачев!

– Капитан?

– Да, командир батальона погиб, капитан и принял командование.

– Ясно, отведите меня к нему. Хотя, отставить. Старшина, я возьму у вас этого ретивого служаку? – указал я на своего пленителя. Тот опять стушевался.

– А куда, товарищ лейтенант, можно спросить?