Три кровавые дуэли (у истоков крушения царской России)

– Что же? План наш безнадежно запоздал! Вот это я и предчувствовал – до осени события опередят наши решенья.

– События опередят?.. Борзые они, что ли? – желчно засмеялся Артамон Муравьёв. – У всякого события есть авторы… Es gibt mehr Hasen als Jager – говорят в таких случаях немцы. Зайцев всегда больше, чем охотников. Пока мы собираемся на охоту, мня себя егерями, на нас уже спускают псов… И до зимы непременно перехватают, говорю вам!..

Зависает долгая и нехорошая пауза. Грибоедов и Муравьёв-Апостол обмениваются длинными взглядами.

Трубецкой вздернул голову и трагически объявил:

– Да, опаздываем. Но виновен в этом Пестель с его сумасбродными идеями, раскалывающими нас. Как можно предлагать лишить земли помещиков, освобождая крестьян?!..

– Сергей, нам непременно следует переговорить с глазу на глаз, – с легкой улыбкой сказал Грибоедов. – Близки времена, когда охотников станет больше, чем зайцев…

Бестужев-Рюмин живо и стараясь быть убедительным, возразил:

– У нас не принято таиться, когда над нами общая судьба…

Муравьёв-Апостол ответил поручику жестко, всем корпусом повернувшись к нему:

– Нам нужны открытость и доверие… Но бывает, что переговорить наедине нужнее. Вы не доверяете нам tet-a-tet?..

* * *

Кабинет Трубецкого, куда уединились Грибоедов и Муравьёв-Апостол, выглядел гораздо привлекательнее. Они оказались в богато убранной комнате, где их будто поджидали два глубоких кресла, поставленные одно против другого. Они и расположились в них, ценя минуты и понимая, что их короткая по обстоятельствам беседа должна быть неспешной и бесстрастной, потому что они оказались на лезвии неожиданно обнаженного врагом ножа, врагом давним, привычным – и вот он обернулся к ним, оскалясь…

– Неужели мы и в самом деле опоздали, Саша? – важничая и с обиженной миной спросил Муравьёв-Апостол. – Нас вычислили? Предали? Или от страха задергались клевреты царского мундира?

– Есть верные известия, Серёжа, что действительно царь решил покончить с тайным обществом и все реформы похоронить в одной могиле с нами. У Артамона нюх надежен. Я послан к тебе Рылеевым, чтобы его поддержку передать твоим особым планам. Теперь надежда только на удар. И Якубович в Петергофе готовится отмстить царю… Но это не надежно. Подозреваю тут ловушку! Как только я услышал, что Витт да Киселёв и прочие крупные чины готовы с нами быть, – я понял, что нас втягивают в некую игру, подталкивают к выступленью…

Улыбаясь в тонкие усы, Муравьёв-Апостол смотрел теперь смело и азартно:

– Их тайная работа таинственнее нашей? Но у нас тысячи дорог и способов, а у них – только наш след!

Грибоедов не согласился с бравадой:

– Охотники и подлецы в призвании, они и Павла удушили, едва в нём здравый смысл забрезжил. Травить всё, что хоть чем-то угрожает трону, – это их жизнь, их цель и смысл. А мы разобщены, мы ищем, мы мечтаем о лучшей доле для народа, но трудимся ничтожно мало…

– Мрачная картина… Но говори, говори, поэт наш главный, я хочу знать твой образ мыслей. Твой стих силен, но у поэтов слово с делом не в ладах. Потом и я скажу тебе свое…

– Серж, мы не видались десять лет и даже боле, но я по-прежнему в тебе уверен, как в себе. Те идеалы юности не угасают в нас, наоборот, нашел я им великое обоснованье, в веках накопленное мудрыми людьми и кровью неисчислимых жертв скрепленное как камень. Республика – соборная и вечевая – вот что отвечает натуре русского, его достоинству! Сколько бы народ явил добра, будь он предоставлен сам себе и управляем лучшими людьми по выбору… За эти идеалы я готов отдать всего себя. Мое призвание – поэзия и музыка, но их бросаю на алтарь рассвета!

– Даже теперь, когда успех твой очевиден, талант замечен всеми?.. – восхищенно, но с легкой иронией спросил Муравьёв-Апостол.

– Именно теперь! Я много лет прохладен был к тайным собраньям по углам, к угрозам самодержавью из-под ковра. Открыто действуя, накапливая опыт добрых дел, мы бы добились большего и даже избавления от рабства, чего так жаждал Николай Тургенев. Но где сейчас наш лучший экономист! Далече. Увы! Я убедился, что Романовы – пример классический тиранов примитивных, для которых цель одна – сохранение династии. Плюют они на тех, кто кормит их, они обманывают и убивают, опираясь на рабыню-церковь. Россия своего рассвета может не увидеть! Что делать мне, если я это вижу, слышу, кожей ощущаю?! И знаю: есть у нее один лишь шанс, и этот шанс – Ермолов. В союзе с ним способны мы хоть что-то изменить…

Муравьёв-Апостол выпрямился, напряженно всматриваясь в собеседника.

– Ты хочешь сказать… Даже если они пустили псов на нас и западню готовят, Ермолов планы их сломает, потому что он Ермолов?

– Ты умница, Серёжа, сразу понял! Ведь это очевидно, но все мешают сюда веру и недоверие к Ермолову, и прочие эмоции, тогда как иного шанса быть не может. Иначе нас переловят, как ушастых хитрецов. Не далее месяца я получил от Алексея Петровича уведомление на белоцерковский план: «Он мертв – я ваш»…

Глаза Муравьёва-Апостола загорелись, в них появилось нечто жесткое и в то же время пугающе страстное:

– Вот! Мы готовы, Саша! Царь оскалился, и мы ответим! Передай Ермолову, что мы готовы действовать уже сейчас! Белая Церковь! И в этом году! Это дело решенное!

Грибоедов в волнении встает, будто услышал долгожданную неслыханно прекрасную мелодию, а пехотный подполковник, некогда офицер лейб-гвардии Семёновского полка, спокойно открывал всё новые доводы, что его удар будет обязательно нанесен.

– Уже весной я убедился, что задержка выступления лишь ослабляет нас. Едва не на коленах я уговорил полковника Тизенгаузена не покидать заговор. Самые нужные уходят, видя нашу сырость. Мы столь разрослись, что не исключены и предательства. Южное общество сливается сейчас с Соединенными славянами, у которых с поляками тесные связи… И вот вести о Ермолове! О том, что царь задумал нас опередить… Совпадение? Это знак судьбы!

– Кто знает о твоем твердом решении, Серёжа?

– Никто. Но васильковцы, мой полк, готовы хоть сейчас. Трубецкому, Пестелю нельзя вполне доверять! У них «план действий», над которым они корпели долго, а когда соединились Дума и Директория, то передрались на радость жандармам. Такое ощущение у многих, что Трубецкой прибыл в Киев, чтобы ослабить Пестеля, – критикует каждый его шаг. Но и есть за что: в Тульчинской управе господство религиозных вольнодумцев и безбожников, а это порода не революционеров, а шакалов… Но возмущение в войсках всеобщее – достаточно спички!..

– Похищение?..

Муравьёв-Апостол бросил в ответ быстрый взгляд и тоже поднялся с кресел и прошелся.

– Нет! Всё будет совершено на месте, и думано об этом сотни раз…

Давние друзья пристально смотрят друг на друга.

– В караул в имение графини Браницкой пойдут офицеры, одетые солдатами: царь на отдыхе себя ничем не стесняет, любит легкое веселье… Момент надежный избавиться от гнуса, от правителей, не ведающих состраданья! Немчура ничтожная, они Христа забыли! (Приложив руку к сердцу.) Честно говоря, Александр Сергеевич, «республика» и прочие хорошие слова у нас имеют мало понимания среди солдат. Мы можем говорить о них часами, днями… Но умирать они готовы за Христовы заповеди! Простые и понятные – и так замытые. Одно держу сейчас на мушке – негодяев немцев! Они, они! Вся грязь Европы к нам! Они сюда бегут и здесь почуют от тамошних порядков, а для России законов не хотят. Династия – лишь по названью русская – им покровительствует! Темнота народа и бесправие – их воздух, а униженья – пища.

Долгая пауза и очевидная борьба с комом в горле.

– Ты знаешь, как измывается уродец-немец в русской армии над русским солдатом на русской земле?! В Семёновском полку я Шварца, полкового нашего, едва не пристрелил, о чём и сожалею. Но нынешнего полкового – Граббе – вот этими руками задушу! И это будет в высшей степени по-христиански!

Грибоедов поднял руки в предостерегающем жесте:

– Надеюсь, ты не так наивен, чтобы считать это случайностью: Шварц, теперь Граббе – и все измывательства на твоих глазах… Какое бесовское развитие сюжета!

– Ты думаешь, что крысы поднялись до мести? – Муравьёв-Апостол надолго задумался. – Ты мне привез окончательную определенность. Я выступлю – и полк пойдет за мной: ты это твердо знай и передай Ермулле. Летом, начало осени – царю конец, как и терпенью нашему… Что еще нужно, какие заверенья генералу?

– Достоинств много у него, и всё же человек он старого покроя: Россию без монархии не видит. Сколько слов и сил потрачено, чтобы его блестящий ум принял как действие свои же мысли. И вот наш вывод: Закон важнее и нужнее мудрейшего царя! В 1812-м народ очнулся – и если ныне царей, царьков, бояр и бар, а пуще дворню не усмирить Законом и не уравнять с народом, он вечно будет горе мыкать, молиться и уповать на милость сверху.

Муравьёв-Апостол опять присел, но как-то неспокойно:

– Как я мечтаю обратиться к верующим солдатам – соединить православие с республикой!.. Я начал набрасывать «Катахезис православного», в нём будут непреложные истины, мое глубочайшее убеждение! Закон Человеческий без Закона Божьего невозможен. Человек слаб, ограничен и порочен, хитер и лицемерен. Даже лучшие умы не знают всё, не слышат всех, не видят дальше своего горизонта. Ведет нас только Слово Божье! И чем больше соблазнов устроить жизнь по человеческому разумению о счастье, тем сильнее заблужденье…

– Слово Божие – всего лишь исток, великий, но… Человеку, а не Богу устанавливать законы, единые для всех… – осторожно и мягко возразил Грибоедов.

– Нет-нет, ты послушай! Для меня это главное… – И подполковник читает по памяти: «Отчего русский народ и русское воинство так несчастны? – Оттого, что похитили у них свободу. Что же святой закон повелевает делать русскому народу и воинству? – Раскаяться в долгом раболепии и, ополчась против тиранства и нечестия, поклясться: да будет всем един Царь на небеси и на земли – Иисус Христос… Какое правление сходно с Законом Божиим? – Такое, где не будет царей, потому что Бог создал людей равными, и Христос избрал Апостолов из простого народа, а не из знати и царей. Отчего поют царям в церквах? – От нечестивого приказания их самих, для обмана народа!»

Грибоедов прошелся, сдерживая волнение:

– Серёжа, ты ждешь от православия и церкви исправленья – и нас, и общества, и веры… Так бы должно, и я согласен с каждым твоим словом… Но видишь ли, церковь сама в глубочайшем упадке, в рабской зависимости от власти. Получается замкнутый круг. И в том есть историческое величие момента – сделать первый шаг, дать обществу простейшее: образование, собственность, законы и свободу. Без них помутнения в мозгах не избежать и дорогу к Богу не найти! Раб – он и в церкви лицемерен, как и царь-тиран: слепая вера от коварства недалека!

С тихой улыбкой ответил Муравьёв-Апостол, и в ней была необычайной силы уверенность в собственной правоте:

– Этот момент, этот первый шаг и соединяет нас… Но республика на законе человеческом не устоит. Да, верить легче, чем думать, и слепая вера хуже воровства, но гордость разума, тщеславие ума не дают гармонии и избавленья от пороков. Только Церковь…