ЖЕРДЕВ. Пятьдесят копеек?
АНДРЕЙ. Рублей!
ШАРАПОВ. И ты сунул?!
АНДРЕЙ. Что я, больной? Мы с кентом под фирму скосили: фильтры надели, он по-английски ля-ля. Так и прошли…
КОНОВ. Ты прав. Если мы действительно хотим понять, что к чему, пора говорить все. А если так, Наташка тут, конечно, не при чем. Во-первых, это ты ее у него увел, а не он у тебя. А главное – ничего такого он про нее не сказал.
НОВАЦКИЙ. Как это не сказал?
КОНОВ. Не заводись. Представь, что это ты, а не он, был в Москве, пока мы сюда добирались и устраивались. Приехал и видишь, что твоя девчонка ходит с другим. И тебе об этом с подначкой: «А Наташка-то – видел?..»
ЖЕРДЕВ. Что-то ребят нет. И Новацкого. Дискотека кончилась.
ПУНЯ. А он с Наташкой, наверное…
ЧЕБОТАРЕВ (укладываясь спать). Во-во, обсуждают международное положение.
АНДРЕЙ. Да что вы пристали ко мне с Наташкой? Она мне давно надоела, не знал, как от нее отделаться!.. Сидим мы, значит, в баре, кадрится одна путана… И сиськи у нее маленькие!
ПУНЯ. У путаны?
АНДРЕЙ. У Наташки! У путаны-то как раз…
ШАРАПОВ. Может, уберем головешки? Новацкий сказал…
АНДРЕЙ. Иди ты со своим Новацким! Ночь на дворе!
ШАРАПОВ. Да и то, успеется… (Берет полотенце, вместе с Андреем, Жердевым и Пуней выходят. Гремит умывальник.)
НОВАЦКИЙ. Ты понял? Он не знал, как от нее отделаться!
КОНОВ. А что бы ты сказал на его месте? «Ах, я умираю от ревности и любви?»
НОВАЦКИЙ. Сиськи у нее, видите ли, маленькие!
КОНОВ. Но у нее же, в самом деле…
НОВАЦКИЙ. Не в этом дело! Как он, паскуда, посмел? И вообще.
КОНОВ. Вот это и было главным. «Вообще». Если бы из-за Наташки – вот… (Подошел к боксерскумубоксерскому мешку, ударил сразмаху.) И закрыли тему. А когда начинается вообще!..
НОВАЦКИЙ. Мы тут грязь месили, а он в Москве по барам таскался!
КОНОВ. Отец отпросил, он же у него – сам знаешь.
НОВАЦКИЙ. Чхать мне, кто у него отец! И на поле не больно-то выкладывается, так и норовит сачкануть!
КОНОВ. Вот-вот, а другие за него вкалывай, чтобы норма была.
НОВАЦКИЙ. Постель вечно не убрана, возле кровати грязь, а скажешь – так огрызается!
КОНОВ. К отцу на выселки через день ездит, обжирается. А мы тут – макароны на солидоле!
НОВАЦКИЙ. И сиськи, видите ли…
КОНОВ. И вообще!..
К раскладушкам возвращаются АНДРЕЙ, ПУНЯ, ЖЕРДЕВ и ШАРАПОВ. ЧЕБОТАРЕВ уже лежит, накрывшись с головой одеялом.
АНДРЕЙ. И тут она спрашивает: а ты знаешь, сколько это стоит? Стольник! Да не рублей – долларов!
ПУНЯ. Да ладно тебе – долларов!
АНДРЕЙ. Я тебе говорю! Об этом даже в газете писали. В «Московском комсомольце». Я специально газету сохранил, приедем домой – покажу…
НОВАЦКИЙ. Пошли!..
Новацкий и Конов входят в дом.
КОНОВ (Пуне). Поди-ка подыши свежим воздухом. Перед сном полезно. (Жердеву и Шарапову.) И вы тоже. А нам поговорить надо.
ЖЕРДЕВ. Какие разговоры, спать пора.
КОНОВ. Выспишься, какие твои годы! Ну-ка живо!
Пуня, Жердев и Шарапов выходят.
НОВАЦКИЙ. Вот что, Демидов. Сейчас ты встанешь и громко скажешь, что ты чмо. Понял?
АНДРЕЙ. Кому это я скажу? Тебе? А тогда громко зачем? Или ты глухой?
НОВАЦКИЙ. Громко и прочувствованно. Чтобы мы увидели, что это не просто слова, а ты действительно это понял. Повторяй: я чмо.
АНДРЕЙ. Повторить? Пожалуйста. Ты – чмо.
Конов щелкает выключателем, свет гаснет. Звук резких ударов, шум падающего тела, грохот перевернувшейся раскладушки.
ПУНЯ. Что там?
ШАРАПОВ. Не лезь, у них свои дела.
Свет зажигается.
НОВАЦКИЙ (рывком поднимает Демидова с пола). «Я – чмо!» Ну!
АНДРЕЙ. За что? (Конову.) Ты же у меня дома бывал, обедал у нас!