Точка зрения

Каторга для путаны

Юность моя прошла в небольшом курортном и портовом городе Туапсе. Родители отправили меня в техникум и были уверены, что их послушный мальчик будет прилежно получать образование.

Пятнадцатилетние пацаны, оторвавшись от надзора родителей, мы «зажигали» по полной. Денег, конечно, катастрофически не хватало. Мои «кореша», выросшие на черноморском курорте, вся жизнь которого была построена на обслуживании отдыхающих и обработке иностранных судов, были парнями разбитными. Они легко знакомились на улицах с девушками, и даже говорили, что у них что-то там получалось, они могли запросто попросить у иностранца закурить, они знали все порядки портового города, в общем, «были в теме». Они и предложили лёгкий выход из финансовой пропасти.

Мы стали заниматься фарцовкой. Дел-то всего: купить у иностранного моряка товар и продать отдыхающим втридорога. Конечно, «фарцовка» – это громко сказано. Мы выпрашивали у иностранцев жвачку, сигареты, цветные шариковые ручки (всё это было тогда страшным дефицитом) и затем предлагали курортникам.

Мне, приехавшему из кубанской станицы, где все заработки давались тяжёлым физическим трудом, и где бабушек, торговавших на базаре пучками укропа и семечками, называли позорным словом «спекулянтки», этот промысел давался трудно. Как, зная три слова по-английски, подойти к греческому или итальянскому моряку? А если удалось что-то купить, как предложить товар советскому человеку? А вдруг он поднимет скандал, или просто позовёт милицию? Не часто, но иногда у меня получалось. И тогда «навар» временно тушил мою совесть. Выручка за одну сделку могла достигать десяти рублей! А в те времена на рубль можно было купить бутылку вина или два дня полноценно питаться в студенческой столовой.

Наш «бизнес» неизбежно пересекался с местным криминалом. На набережной, недалеко от порта было кафе «Радуга», предназначенное специально для иностранцев. Там вечно «паслись» настоящие взрослые фарцовщики и валютные проститутки, называемые романтическим словом «путаны». Несмотря на явную конкуренцию, у них существовал свой кодекс чести, они выручали друг друга в трудных ситуациях, предупреждали о планируемых облавах «оперов». Мы не были для них серьёзными соперниками, наверно поэтому нас приняли в путано-фарцовочное сообщество.

Путаны были компанейскими девчонками. Правда, все они были старше нас, но с ними было легко. Мне особенно нравилась высокая, стройная, с рыжими волосами Галюха. У неё были лучистые зелёные глаза, и она зажигательно смеялась. Галюха всем нашим нравилась. Когда мы оказывались «на мели», а это случалось часто, мы тащились к «Радуге» и как бы невзначай встречали Галюху. Она мигом «раскалывала» нас.

– Что, мальчики, снова кризис?

Это капиталистическое слово увязывалось в нашем сознании с проблемами западных стран, но никак не подходило для обозначения нашего положения. Но мы с умным видом кивали и поддакивали. Галюха заливисто смеялась и вела нас к «своему» столику в кафе. Поила, кормила, и никогда не заикалась о наших долгах. Своя в доску была Галюха!

Со временем я то ли повзрослел, то ли поумнел, но нашел честную работу, хоть и трудную, и с «делами» завязал.

Прошло три года. Я уже работал в гидрографическом отряде Каспийской флотилии. Летом 1971 года наше судно зашло в портпункт Бекдаш на туркменском побережье Каспия. Не на каждой карте отыщешь этот посёлок на краю пустыни у самого залива Кара-Богаз-Гол. Чуть южнее находится, пожалуй, единственный в мире морской водопад. Вода в заливе так быстро испаряется, что его уровень постоянно ниже уровня моря, из которого морская вода стекает водопадом. Из-за испарения берега залива состоят целиком из морской соли.

Два десятка парней вырвались на берег в поисках приключений. Но – неудача! Старые бараки на голом песке, жара неимоверная, в магазине вино только одного сорта, туркменское, с осадком песка в бутылке на два пальца. Пришлось пить такое. К концу дня всё равно «захорошело».

Вечером, видимо в честь прихода судна, в посёлке устроили танцы. На асфальтированном пятаке диаметром десять метров топтались несколько школьниц, да в стороне стояли кучкой пожилые, как нам казалось, женщины. Скука! Мы сидели в сторонке, пили противное вино.

– Мальчики, сигареткой не угостите? – подошла какая-то из местных.

Кто-то протянул пачку, дал прикурить. Огонь зажженной спички осветил рыжие волосы, знакомый профиль.

– Галюха, ты, что ли?

– Витёк?

– Галюха! Вот это встреча! Ты что тут делаешь?

– А я здесь на местном курорте. Отдыхаю! – захохотала своим восхитительным смехом Галюха.

– Ну, ты нашла место, где отдыхать, – принял я за чистую монету её ответ.

– А здесь загар лучше пристаёт. И соли целебные, – снова отшутилась она.

Выпили. Пошли танцевать. При свете единственного фонаря я разглядывал Галюху. Нет, не любовался, любоваться было нечем. Почти дочерна загорелое лицо, частые морщинки, кожа грубая, с трещинками, волосы по-прежнему рыжие, но реже стали, кожу на голове видно. Только глаза такие же зелёные, как прежде. А руки! Какие ужасные, корявые у неё руки!

– Что, постарела? – как всегда «расколола» меня Галюха. – Тут не забалуешь…

– Так почему ты здесь? Что тебя занесло в эту дыру?

– Жизнь, Витёк, жизнь… Ошибка резидента! – опять захохотала она.

– Давай ещё выпьем?

– Нет, мне нельзя.

– Тогда пойдём на мой пароход.

– Извини, Витёк, не могу. Мне пора. Утром на работу.

– А что за работа?

– Честно? Мешки солью затариваем и на машины грузим. Да ничего, поживём ещё! – и снова заливистый смех.

Я проводил её по вязкому песку до барака. Отдал пачку сигарет – всё что было.

– Счастливо тебе, Витёк! Будешь в Туапсе, привет нашим передавай, кого увидишь…

Я пообещал, хотя возвращаться в Туапсе не собирался.

Какое-то смутно-тревожное впечатление оставила эта встреча. На первой же вахте я поделился со штурманом.

– А ты что, не знал? – искренне удивился он. – Здесь же всесоюзная ссылка б… дей! Правда, гениально придумано? Пять лет на этом «курорте», и потом за неё даже русский рубля не даст, не то, что иностранец.

Действительно, гениально. И правильно, и поделом им, путанам. Но Галюху мне почему-то было жалко…

2011 г.

Как рыба судно спасла

Спасатель «Гелиос» стоял в боевом дежурстве уже дней двадцать. Сход личного состава на берег был запрещён. Команда дурела от скуки. Во избежание самовольных отлучек в ближайший магазин или недозволенного допуска на судно лиц женского пола, трап был убран, а судно вытянуто на якоре и кормовых швартовых так, что до причала метров десять. Стоять в прямой видимости городских прелестей – тоска!

Капитан развлекал команду ежедневными учебными тревогами, которые всё больше вызывали раздражение команды. Боцману уже с трудом удавалось придумать, что бы ещё на судне покрасить. Хуже нет для команды, чем вынужденное безделье.

На спасатели подбирались люди деятельные, энергичные, любящие риск, трудную работу ради успеха. Все были профессионалами в своем деле, у каждого за плечами не одна спасательная операция. Вот и просиживали часами в кают-компании, резались в домино или нарды и вспоминали:

– А помнишь, того чудика вылавливали в Охотском море?

– А тогда, когда «Суздаль» тушили…

Мечтали, чтобы что-нибудь случилось. В экипаже даже бытовала кощунственная поговорка: чужое горе – наша радость. Кроме настоящего дела, спасение аварийного судна сулило экипажу ещё и солидную премию.

И вдруг – тревога! Боевая тревога всегда бывает вдруг. Пока выбирали якорь, старпом – командир аварийной группы обрисовал ситуацию. Оказалось, пассажирский катер сел на мель недалеко от поселка Большой Камень. Ну, разве это авария! Но, хоть какое-то развлечение.

Пока старый спасатель «добежал» до места аварии, прошло больше часа. За это время обстановка усложнилась. Катеру удалось самостоятельно сняться с мели и отойти на глубокое место. Но отрылась течь, мощности откачивающих насосов не хватало и теперь судно тонуло.

Когда мы пришвартовались к терпящему бедствие судну, его главная палуба была вровень с водой. Чудом успели. Хорошо, что шторма не было. Пассажиров и экипаж упрашивать не пришлось – мигом на нашем борту оказались. Ну, а мы, аварийная группа – туда, на спасаемый объект.

Честно говоря, ощущения тревожные – судно вот-вот под воду уйдёт, а мы в амуниции, с «железом» – топоры, ломы, фонари, тросы и погружные насосы по девяносто килограмм весом. Но для того и шли мы в спасатели. Глаза боятся, а руки сами действуют – не зря нас старпом тренировками мучил. Насосы запустили, вода в помещениях на убыль пошла.

Часа через два осушили, пойолы вскрыли, а днище – что решето, всё в мелких пробоинах. Небольшие отверстия клиньями забили, на те, что покрупнее, цементные ящики поставили. Пока мы возились, старпом в одном месте что-то интересное на днище нашел. Ковырялся, ковырялся – вдруг фонтан как даст, в самый подволок! А старпом стоит мокрый с ног до головы, улыбается и рыбу в руке держит.

Оказалось, крупного бычка присосало к пробоине, и он своим телом сдерживал поступление воды всё это время. Геройский бычок, хоть и не по своей воле. Не случись этого, пришлось бы нам пассажиров катера из воды вылавливать.

2010 г.

Хроника одного пожара

Недавно в новостях показали новый быстроходный катер МЧС. Бросилось в глаза название: «Сергей Тельнов».

А я ведь его знал! Вернее, видел.

Ясным морозным утром на палубе лежат два полуобнаженных тела. Над ними колдуют медики. Очень крупные, сильные мужские тела – не могу отвести от них взгляд. Женщина врач берёт огромный шприц и вводит толстую иглу в грудь. Жутко!

Рядом курят пожарники. Слышны обрывки фраз: «Тельнов… Не его дежурство, он поздравить приехал, а тут тревога…»

Вид мёртвого тела, необычные обстоятельства и фамилия отпечатались в сознании. Таким я видел его во второй раз.

А первый раз я видел звено пожарных, входящее в очаг пожара. Теперь двое из них на палубе…

Мысль написать рассказ пришла сразу: героический сюжет!

Забрался в интернет, отыскал интервью с вдовой Сергея Тельнова. Удивился неточностям. Мало того, что названо не то судно, на котором погиб пожарный. Далее там сказано: «Сергей Тельнов вместе с командиром 4-й пожарной части Александром Новолодским обследовали горящий трюм и без спецснаряжения попали в небольшое помещение, насыщенное окисью углерода. Тельнов успел сделать несколько шагов – упал, ударился и потерял сознание. На помощь товарищу кинулся Новолодский, но газ быстро сразил и его…». Но ведь я своими глазами видел, что пожарники были в полном снаряжении! Конечно, женщина могла и напутать, но, возможно, искажение правды намеренное, чтобы скрыть истинных виновных.

Нет, теперь рассказ я писать не буду – никаких «художеств»! Я напишу правду. Свидетелей тому событию было много. Но, вероятно, лишь у меня есть документальные, хоть и не полные, зато правдивые записи.

В ту пору я работал матросом на спасательном судне «Гелиос» Аварийно-спасательного отряда Дальневосточного пароходства во Владивостоке. И вёл дневник – просто записывал для себя, поскольку работа была необычная, связанная с риском и приключениями. Отыскал я эту записную книжку. Ниже курсивом привожу подлинные записи в хронологическом порядке, а современные комментарии – обычным шрифтом.

«31 декабря 1984 г. Понедельник. 14.30. Вот это Новый год!

Вчера в 18 часов снялись на рейд. В 21 час тревога! Пожар на плавбазе «Суздаль». Горит гофтара (картонные коробки) во втором трюме. В 10 вечера пришвартовались к «Суздалю», стоящему на рейде. Там уже спасатели «Суворовец» и другие, подошёл наш «Старательный». Мы в КИПах – к месту пожара. (КИП-8 – кислородный изолирующий прибор, обязательное оборудование всех пожарных того времени: на голове противогаз, за спиной железная коробка с лёгочным мешком, воздушным фильтром и кислородным баллоном).

Начальства – не протолкнёшься! Руководителей тьма, многие выпивши. Прибыла группа следователей. Капитан и стармех плавбазы кидаются в дым без КИПов с криками «За мной!», хватаются за сердце, дышат кислородом.

Я четыре раза ходил в задымлённые помещения. Обследовали, сверлили дырки в палубе, заливали туда воду, пустили углекислоту, затем пар. В пятом часу нас, промокших и промёрзших, израсходовавших все КИПы, отпустили в прорабскую, где в тепле мы сразу уснули.

Тем временем плавбазу пришвартовали к причалу рыбпорта. Там полно пожарных машин и ещё начальство. В 8 часов мы вернулись на своё судно, которое стало к тому же причалу и прямо в робе упали спать. В 12 часов подъём, обед. Получили новые КИПы.

Командование по тушению взяли на себя военные пожарники. Пожарные разгерметизировали трюм. Было всё вроде уже потушено, но вдруг вспыхнуло с ещё большей силой и вроде даже перекинулось на смежные помещения.

В 12.30 команда по плавбазе: «Женщинам покинуть судно!» Потянулись по трапу женщины с чемоданами в шубах, и просто кто в чём. Вынесли на носилках и погрузили в «скорую помощь» капитана плавбазы с сердечным приступом. Теперь на «Суздале» уже другой капитан. Сейчас уходит на горящее судно наша аварийная партия, которая будет работать до 00 часов. С ноля пойдёт вторая партия, в которой я. В 00 часов наступит Новый год!

18.00. Пришла на ужин первая аварийная партия. Те помещения, в которых мы работали ночью, уже выгорели. Очаг пожара локализовали и сдерживают. Похоже, что дело идёт к концу. Воды налили слишком много, и есть опасность переворачивания судна. Вчера была страшная неразбериха в командовании. Начальства слишком много, каждый командует своё, никто толком ничего не знает. Сегодня обстановка немного понятнее. Но ясно одно: если бы было меньше командиров, а лучше один, как наш старпом, мы потушили бы всё ещё вчера.

(Старпом Алышев Пётр Филиппович был смелым человеком, очень толковым организатором и всегда берёг людей. Позже он организовал аварийную группу (прототип современного отряда МЧС) во Владивостокской базе тралового флота и пригласил в неё меня. Я отработал там восемь лет. Но это уже другой рассказ.)

Усложняет обстановку ещё и то, что к горящему трюму примыкают топливные танки, в которых уже высокая температура. Спасательные суда охлаждают борта в районе танков, от бортов идёт пар.

1 января 1985 года. 13.30. Только что вернулись с аварийного судна, на которое ушли вчера в 23.30. Работали в трюме по очистке выгоревших помещений, тушили мелкие очаги пожара, затем герметизировали шахту твиндека второго трюма, откуда поступал дым. Все здорово отравились, особенно я и второй помощник Володя Кришталь. Голова болела до самого утра так, как никогда в жизни. К утру загерметизировали всё так, что не просачивался ни один дымок. Ночью мы работали очень спокойно, так как был всего один руководитель – новый капитан «Суздаля», и кроме нас никого не было.

С 8 до 10 часов дали нам отдохнуть. В это время собиралось начальство, чтобы решить, что делать дальше. В 10 часов прибыл пожарный полковник со свитой, выпил чашечку кофе, поданную услужливым адъютантом, – и это на виду у измученных людей. И скомандовал: «Вперёд!» – героическая команда! (Я отчетливо это помню. Было тихое морозное утро. Мы стояли на главной палубе, курили. На палубу вынесли кресло. Начальник уселся, ему поднесли кофе в маленькой чашке. Он был сердит, видимо, оторвали от праздничного стола. Попил, не спеша, и отдал приказ. Почему-то помнится, что погоны были генеральские. Но записано: «полковник»).

Пошли в разведку два офицера и рядовой в полном обмундировании и в КИПах. Через пять минут оттуда вывалился к нам на руки (мы были в верхнем твиндеке второго трюма, где и работали всю ночь) один офицер в полубессознательном состоянии и сообщил, что те двое без сознания в узком люке.

Что тут началось! Срочно отправили туда ещё звено КИПистов. У нас не оказалось годных КИПов, все израсходовали ночью (как оказалось, к нашему счастью). Пошло звено военных. Они вытащили одного пострадавшего, но остался один из них без сознания. Послали звено с «Суворовца». Вернули с большим трудом их старпома, отважного мужика. Ему сделали укол, реанимационные процедуры – откачали. И началось: туда трое, оттуда двое. Тысячи команд от всевозможного начальства! Из наших ходили старпом и артельщик. Старпом вывел напарника в крайнем состоянии всего через 7 минут.

Спасение растянулось почти на час. Вскрыли первый трюм, провентилировали, и с великим трудом подняли лебёдкой последних, бьющихся в страшных конвульсиях. Приехали машины реанимации и скорой помощи. Результат: два трупа прямо на палубе, несмотря на инъекции в сердце – один офицер и один с «Суворовца». Человек 4—5 увезли в реанимацию. Кроме того, начался пожар в первом трюме. Мы начали тушить, но нас сменили после 13 часов работы. Вот так мы встретили Новый год!

17.30. Поспать дали только час. Вызвали к следователю давать показания. Следователь говорит, что третий из спасённых при смерти. Только что увезли на скорой старпома с «Суворовца» – резко ухудшилось состояние. Сейчас во внутренние помещения «Суздаля» никого не пускают, разбираются.

2 января. 12.10. Отмолотили 12 часов на «Суздале». Ночь прошла относительно спокойно. Выгружали из первого трюма пустые бочки и бумажные мешки. Всю ночь. В КИПах. В сплошном пару и дыму. Несколько человек отравились, у нескольких отказали КИПы, но всех удалось вовремя вытащить наверх.

Опускали нас в трюм в люльке лебёдкой. Потом люльку поднимали, и спускали грузовую сетку, грузили её, выбирали наверх, затем спускали люльку и забирали людей. Однажды выключилось электропитание лебёдки, когда у группы со «Старательного» заканчивался кислород. Пришлось выводить их другой группе по скобтрапам через второй трюм и через вторую надстройку. Я изрядно отравился – до сих пор ужасно болит голова. Но, в общем, всё благополучно.

Утром, около 10 часов прибыл «штаб спасательной операции», в том числе тот вчерашний полковник – виновник смерти людей. Ему уже пора сидеть в камере, а он ходит со своей свитой и руководит. Он зам. начальника краевого управления пожарной охраны. Они решили заливать очаг пеной – гениально! Наш старпом предлагал сделать это в первый час пожара.

Стали известны результаты вскрытия одного из погибших – опухоль мозга. Что же там за газ такой? Вот почему у нас у всех так болят головы.

18.00. Только что пришёл старпом и объявил, что трюм залили пеной. Пожар потушен, остались мелкие очаги. Победа! Но какой ценой! Погибшие, столько подорвавших здоровье людей. Идиоты! Почему не применить пену в первые же часы пожара? Обидно! А ведь это начальство получит самые большие благодарности и премии.

3 января. 4 часа утра. Вот и всё. Пожар потушен.

Вчера в 21 час старпом объявил, что ночью будет работа, идут добровольцы. Вызвались всего пятеро: 3-й помощник Кришталь Володя, матрос Ярослав Клунник, 3-й электромеханик Володя Летвиненко, 2-й радист Олег Минин и я. Маловато для аварийной партии. Пришлось старпому остальных назначать приказом.

Пошли в 2 часа. Была ещё группа со «Старательного». Я пошёл в первой партии с двумя со «Старательного». Спустили нас во второй твиндек второго трюма, где и был основной пожар. Стыдно сказать, какой там был пожар. Сгорела бумажная тара в левой половине трюма. В правой же лежат соштабелёванные картонки, даже не обгоревшие. В переднем левом углу сгорела изоляция и деревянная обшивка на переборках. Пожар, который можно было потушить за два часа. Ремонта там, в трюме, на 3—4 дня. Больше поломали и насверлили в соседних помещениях во время «героического» тушения.

И ради этого двое погибли, трое в тяжёлом состоянии, десятки людей отравились. У большинства из нас головные боли и боль в груди под сердцем. Инфаркт у бывшего капитана плавбазы. Сколько нервов, сил, техники, материалов! И всё из-за тупоголовых… (остальные эпитеты опускаю) руководителей!

Хорошая была практика. Интересно было наблюдать за людьми в такой обстановке. Кто трусит, кто мародёрничает, кто – лишь бы отработать, а кто-то честно пашет. Все проявляются, как в хорошем проявителе. Думаю, старпом умышленно придумал отбор «добровольцев» именно в качестве «проявителя». Он ведь знал, что уже нет почти никакой опасности.

12.30. Документы на спасение подписаны. Нам обещают премию по два оклада. Это хорошо бы! Пришёл приказ из отдела кадров: меня срочно переводят на спасатель «Старательный», теперь он будет находиться в постоянной готовности к любой аварийной ситуации».

Тогда долго обсуждали гибель людей. Помню, что чаще вспоминали Тельнова. Говорили, что его любили в пожарной части, что был он настоящим другом, что в случае опасности всегда шёл первым. Что в тот день он не дежурил, пришёл поздравить друзей с наступающим Новым годом, а по тревоге взял своё снаряжение и вместе со всеми сел в пожарную машину…

И вот что подумалось. Кто теперь припомнит имя того полковника, который без всякой необходимости послал людей в загазованное углекислотой помещение?

А Сергея Тельнова помнят! Он посмертно награждён орденом Красной Звезды, его имя носят пожарная часть, в которой он служил, и новейшее спасательное судно. Сергею Тельнову сооружён единственный в Приморском крае памятник пожарному.

И своим отцом гордятся две дочери.

2011 г.

Деткам-пятилеткам