Как изменить философию к лучшему. Попытка заглянуть в будущее

Не менее критично относится к обозначенной беде и Хайдеггер:

«Философия гонима страхом потерять престиж и уважение, если она не будет наукой… Люди подходят к мысли с негодной для неё меркой. Мерить ею – всё равно что пытаться понять природу и способности рыбы судя по тому, сколько времени она в состоянии прожить на суше. Давно уже, слишком давно мысль сидит на сухой отмели. Уместно ли тогда называть „иррационализмом“ попытки снова вернуть мысль её стихии?». ([2], стр. 193).

Философское наукообразие оказывает своего рода минерализующее воздействие на живые, по сути, открытия мыслителей прошлого. Эти открытия превращаются в некие артефакты, в клише, которыми удобно пользоваться, не совершая вместе с автором непростого путешествия в неизведанные ещё смысловые лабиринты. Жонглируя этими клише в своих рассужденческих целях, можно забыть о той творческой отваге, которая требуется сегодня от тебя, чтобы совершать собственные открытия, рискуя потерпеть неудачу.

Эта беда философии вредна не сама по себе, а тем, что пригашает её стремление к дерзновенным поискам и находкам, которые прежде всего и имеют ценность для развития человека и человечества.

1.3. Все ли философы – мыслители?

Считать ли конкретного философа мыслителем зависит от того, кого так называть. С философским профессионализмом проще: его принято удостоверять дипломами, званиями, публикациями, индексами цитируемости и т.п., а вот «мыслитель» понятие расплывчатое, с точки зрения философского сообщества. Можно считать, что мыслитель – просто почётное звание для авторитета, упроченного в общественном мнении. Но даже в этом понимании не каждый философ-по-профессии окажется мыслителем. Если же считать (и это естественнее), что мыслитель – это человек-прожектор, высвечивающий для себя и для человечества наиболее важные постижения… Увы, тогда доля философов, к которым это применимо, вообще окажется довольно мала.

Стилистика подражания науке соблазняет философов, не расположенных к прорывному мировоззренческому мышлению, делать карьеру в философской области за счёт использования методов, принятых в науке. Такие методы, вполне пригодные для научных исследований, если применить их к анализу не самых главных проблем человеческой жизни (потому что самые главные таким путём не решить), если подкрепить выводы ссылками на авторитетные источники, а также соблюдать другие правила игры, выглядят достаточно респектабельно. Они могут успешно вписываться в «научно-философскую» деятельность, несмотря на отсутствие особых поводов называть того, кто их использует, самобытным мыслителем.

Быть философом и не быть мыслителем – в этом нет ничего парадоксального или унизительного. Философ может быть систематизатором, популяризатором, историком, педагогом, психологом, не обязательно выходя на прорывные для философского мышления открытия. Каждый на своём месте может способствовать развитию философии.

Однако, если говорить о философии как сфере культуры человечества, то она нуждается, прежде всего, именно в мыслителях, способных на проницательную интуицию, на свободное осмысливание жизни и на мужественное отстаивание того, что считаешь подлинно истинным. Именно мыслитель будет наилучшим примером стремления к философскому постижению мира. Именно мыслителей философия должна воспитывать и поддерживать в первую очередь.

1.4. Все ли мыслители – философы?

Парадоксальная беда сегодняшней философии в том, что она пренебрежительно относится ко многим мыслителям, которых гораздо больше, чем принято думать. Так было всегда. Надо ли напоминать про шлифовщика линз Спинозу, про сапожника Бёме, про великих писателей, мыслящих ситуациями и персонажами, про великих поэтов, мыслящих образами?.. Но для теперешней философии важнее не сегодняшние мыслители, а их принадлежность к узаконенным философским авторитетам.