Пушкин и другие флотские. Морские рассказы

Мало приказ: «Следовать на боевую службу в Атлантику».

Тут встали на уши все. «Как на боевую?!» «Как в Атлантику?!» Однако никто к командующему флотом обратиться не посмел. Потому как надо честно признать: те реалии не для нас. Извольте сами де, товарищ командующий, убедиться.

В голой же данности – надо получать карты в Североморске. Произвести остатние дёргания и под марш духового оркестра отчалить в поход за славой!

Решающим пред тем часом ломаем с офицерами головы. Ничего путного, к досаде, в казённики[8 - Казённик – часть арт. ствола, в которой расположен затвор орудия.] наших умов не подаётся. Вдруг с лёта горящая мысль. Встаю, как на суде чести, и рублю по простоте: – Ребята, а как же мы с лодками будем работать?

Штабные даже плечами не повели, погружённые в молчанку. Захарыч на занятой позиции как можно ближе к себе, родному: «Ни за что не пойду. Увольняйте». Лермонтовским фаталистом хранит молчание старпом. Дескать, куда кривая вывезет, в том и общая чаша. По другим вижу – решительно никто наших приключений не хочет, но делать нечего. Раз так, продолжаю, подпустив корабельного подстёба: – Сразу надо походное построение продумать. Это я к тому, что нам нужен танкер с топливом, «водолей» на пару тысяч тонн и средний транспортник со съестным. Эскадренный ход привязать к нашим возможностям: 10 узлов при тихой погоде. Самостоятельные запасы не ах: дизелюхи на 25 суток хода со стоянками. Питьевой воды всего 10 тонн! Провизионка у нас, хоть в забитом варианте, через месяц опустеет. Нам же там, поди, полгода болтаться. Это без учёта переходов туда, обратно!

Погонные люди, чувствую, виртуально «чёрный квадрат» рассматривают. От них ни гу-гу. – И всё-таки, как же мы с лодками будем работать? У нас же гидроакустической станции нет!

Капразы вскочили резвее школяров по звонку на летние каникулы. – Чего?!! ГАС нету?! Всё! Всё! Пишем бумагу: в виду отсутствия на судне ГАС просим дать «Костроме» замену.

Рождённую в озарении бумажную драгоценность срочно под адмиральский росчерк пера. Ждём-с.

Через день телефонограмма с волшебным текстом: «Следовать в Северодвинск».

И мы туда на предельной подаче соляра в «болиндер»[9 - «Болиндер» (сленг) – пренебрежительное название старых дизелей.] как рванули!!!»

Прикол седьмой. Тиканье из мины

«Видено-слышано-заезжено: стоим мы в Североморске. Грузимся в оба трюма боезапасом. Имеем задачу весь сей шикарный ассортимент в Северодвинск доставить.

Докеры – не какие-то там мужики-бывальцы. Всего-навсего посиневший от холода молодняк – матросы срочной службы. Соотносительно штатским понятиям, бригадирами у них – старотипные мичмана. Значит, рослые, широкоскулые, непрошибаемые ничем. Они не просто отбывают палочку дня рукамиводителями. Увлечены серьёзней некуда: подают себя возглавителями трюмной укладки. Никто ребятушек, конечно, не подгоняет. И в том залог-страховка, что всё окончится отбытием в добрый час.

Вдруг по салобоновской оплошности роняется на паёлы нечто. Мина!!!

Хоть косой коси тех, кого этот замес до смерти бы напугал. Вдобавок – из нутра, где сотни килограмм ВВ[10 - взрывчатое вещество. каплей], затикало!!!

Возле и чуть поодаль сполна момент оценили. Я же начинал вникать, пока опосредовано. Смотрю – из первого трюма все брызнули. Даром что по скоб-трапу стартуют на палубу! Но и сколь резвости хватает, рвут прочь. Лица белые, глаза на единый стандарт блестят отдраенными полтинниками. Впереди матросиков, заражая личным примером, мчится мичман. Хвать его и, помогая опомниться, кричу: – В чём дело?! – Там мина тикает! – Боевая?! Учебная?!

– Понятья не имею. – Звони с вахты в штаб, – и выпустил мичмана как пулю из ствола. Топотом, криком, шумом заинтересовался капитан. – Эй, чего у вас? – В мине часовой механизм сработал! – Во как! Разбирайтесь. Пойду в каюту.

Лицо Захарыча такое, будто пустячными словами перекинулись.

Я же в ожидании недолгой развязки на палубе остался. В третьем посмертном «он», осознавать себя начинаю. Ага, тормознулась пожарная машина. С её подножки соскакивает бравый офицер в тельняшке. На плечах, по спешности выезда, китель наброшен. Нисколько не раздумывая, смело прыгает с причала на борт. – Показывай! Майнаемся в злополучный трюм, вроде падая. – Вон та! – А-а-а, – тянет каплей[11 - капитан-лейтенант] малокровно, – эт учебная.

Вопрошаю, переходя на ровное дыхание. – Почему тикает? – Сейчас якорь отстегнётся и всё.

В точь по евоному. «Чик-чик-чик» замер. Резкий щелчок. Задняя часть авиационной донной мины с обещанным мне эффектом отвалилась. Чертовка якобы подвсплыла в исходное, ожидая «свой» корабль. Героический минёр принялся отряхивать уроненный китель. – Ведите греться. Зима! Бр-р.

Ты не представляешь, до чего я его волевую дерзость оценил! Есть же такие не только бабы, но и мужики в русских селениях. А паче на нашем Северном флоте! Подобным действительно море по колено, океан до ремня. Если что, теми и спасёмся».

Прикол восьмой. Из серии Жуть

«Когда-то давно на одном острове в Белом море была резервная база. Периодически мы то завозили, то, напротив, забирали оттуда боезапас. С понятной лишь начальству логикой однажды встали там под погрузку.

Наученный горьким опытом до кончиков седых волос, я наставляю распоряжающегося офицера: – Вы там, ради Бога, со взрывателями поаккуратней. Доставьте только к причальной площадке. Мы сами их в трюма переместим. Лады?» – Надо тебе для ясности сказать, – обращается уже ко мне Алексей, – к тамошнему боезапасу взрыватели прилагались отдельно в персональных коробках по несколько штук. В каждой штуковине, прикинь, гарантированная сила подорвать заряд.

Должно быть, с детства поперечный, остережению не внял.

– Нет, – возражает занозисто, – пошлю здоровенного берегового матроса. Он вам вручную взрыватели по трапу перенесёт. Так что, капитан, твои волнения напрасны.

Притопал гордый доверием впрямь редкостный верзила. Вник в задание и начал из кабины грузовика те деревянные коробки таскать. Ни абы как – исхитрился на манер библиотекарш, то есть полной стопкой. Даже разиня подметит: для эдакого и блоки пирамид – посильная мелкота. Под фараоновскую хрень, что ль, его сотворила с великим запозданием матушка-природа?

Время полного отлива близится. Наш без того низкий борт осел вровень с причалом. Непотеющий верзила подмечает: «Трап-то щас не надобен. Без него скорей и красивше». Балдою собственной нацеливаемый, делает пару гулливеровских шажищ. Одно на планширь фальшборта, другое на штабелёк окованных по краям железом трюмных лючин. Под напором «гадов» сорок седьмого размера та, что сверху, будто живая, двинулась коньковым ходом.

До коробок ли ему стало? Ни будь к себе дураком, швыряет разом всю стопку по ходу… в трюм. Ведь со свободными пакшами, как не быть потенции уберечь морденцию.

Уподобясь мячикам, взрыватели выбирают всегубительные траектории: кто куды желает. В односекундье с их разбросом падают задействованные в погрузке срочники. Прикинулся дополнительной лючиной и обутый в злосчастные «гады».

Торчат лишь два идиота: я и тот офицер, философически докуривающий сигарету. Скорострельная мысль: «Если смотрю, не подлетев кверху, тогда жив и другие здравствуют».

Чтоб не шагать по многим труса празднующим, обращаюсь с отеческим прояснением: – Ребята! Вы чего легли?! Рванёт – пол-острова не будет. От вас и дырявых штанин.

Рядом стоящий хлопнул в ладоши, потчуя словесным карвалоном. – Всё! Всё! Работаем дальше! Работаем!

Пока самые смелые буквой зю разгибались, мы уже в трюме.

Ё(!) – с продолжением! Разлетевшиеся взрыватели на серьёзнейших морских минах определились. Ни одна коробушка ажник упаковочного вида не спортила! Даром, что высота падения этак метра четыре.

Как тут полёта ангела над «Костромой» не ощутишь?! Да и от только что пережитого обоим не призадуматься».

Вполне могло прозвучать между ними такое: – Безотменно должно рвануть. – Ан, не случилось. Вот и будь тут атеистом – сытожил умягчавший напарник по торчанию.

Захотелось и капитану в том же духе вставить: – Кайся, брат.

Прикол девятый. Говорил же я тебе

От всего рассказываемого сам восхититься порываюсь: – Ну, ты и испытал, Алексей! Такому чуду был свидетель! – Коли по островному счёту, то двум – признаётся друг.

«Вдругорядь снаряды подвозят и подвозят. ЗИЛ-157 (воинский) – зверь-машина. Прёт и в гору и по целине, и по грязи с полным удовольствием. Так уж он задуман. Люди менее совершенны. Например, арсенальным издавна внушают: не перегружать!. Только почему-то в их умы препростое не проникает. Что в лоб им, что по лбу – сколько раз блестяще доказали.

Представь кинцо умилительное: лето, теплынь, благодать с тишиною. Лишь мы при своих обоюдоострых занятиях. Кому нужда до нас добраться, надо без выбора миновать крутой поворот. Вроде, как на войне получается. Но на что короли отечественных дорог? Тем боле при погонах СФ!

Вот гружённый снарядами зверюга выкатывает дугой и… падает. Нет, не так! Плавненько, плавненько, нехотя, нехотя ложится на бок. Резиновые лапти колёс крутиться ещё изволят. Дружно валят из кузова прочь зелёные артиллеристские ящики.

Ни у кого ни на копейку мандража. Судовой народ уже усвоил: наши припасы не рвутся. Во-первых, все беломорские острова – святые. Во-вторых, взрыватели умными людьми заранее свинчены.

Остаётся занятное живое кино досмотреть. Так-так. Замелькали очумелые кадры. В сторону неба открывается водительская дверца. Точно из башни танка КВ[12 - КВ – тяжёлый танк «Клим Ворошилов».] вылезает водила – матрос срочной службы. Костромские признают в нём разбитного красавца Серёгу. За десятки ходок примелькался как-никак.

За Серёгой, обязательным к рейсу сопроводительным приложением, оттуда же – офицер. Однако, видать, струхнувший вмёртвую. На мундире чёткие отпечатки подмёток того, кто вылез первым.

Армейский устав на какое-то время перестаёт срабатывать, ибо молодой орёт на офицера: – Ну, что! Говорил я тебе: негоже брать лишку! Учился фигне всякой, а в мастёвом ни хрена не рубишь!

Объект порицания, забыв свой немалый чин, бессловесен, как скульптура пленного партизана. Наконец Серёга миролюбиво смягчился. – Тьфу на тебя!

Не спеша идёт к нам попить флотского компота. После поместительной кружки интересуется: – Ну, как я в натуре и словесно замполита части оттоптал? – Классно!