Крылом мелькнувшая

Вошли в обычный для Игарки деревянный дом, сравнительно из новых. На верхний второй этаж поднялись. Квартирка не чета хрущовкам – попросторнее. От стен из сосновых брусьев здоровье исходит. Мечта поэта достала банку с индийским дрянным эрзац-кофиём. За неимением в Союзе лучшего и такое шло на ура. Стали из чашечек горячим его тянуть. Вдруг оба засмущались.

– В самый раз анекдот рассказать, – потребовала дама сердца.

– Есть подходящий. Заходит Петька после Гражданской к Чапаеву: «Бедно живёшь, Василий Иванович. Часов и тех нет. Как время кумекаешь?» – «А вот это на что?» И подводит пытливого к рельсине, подвешенной к потолку. Вдарил по ней станиной от «Максима»: «Колись, контрики!» С двух сторон провопили: «Безобразие! Час ночи!»…

Он глазами ей на часы показал. Стрелки отмерили ровно столько. Больше рассмешила забавность совпадения.

Разруливая недомолвки, сказала простодушно наперёд: муженёк-де возомнил про лафу тем, кто штаны носит. Козлом сельским в центры подался.

Родная матушка юристом в суде. Повезло ей, живёт за настоящим мужиком – пилотом. Но он ей отчим. Запутанность семейная над всей Игаркой витает. Наверно, оттого, что подневольными людьми с поломанными судьбами строилась…[3 - Создание морского порта в Игарке и, соответственно, жилья в ней шифровалось: «Строительство № 503 МВД СССР». В 1949 году заместителем начальника строительства был назначен бывший министр морского флота А.А. Афанасьев, едва избежавший 20-летнего срока за доказанную связь с английской разведкой. (Ист.: Кремлёв С. Зачем убили Сталина? М.: ЯУЗА; ЭКСМО, 2009).]

Постелила ему на диване. Улыбнулась доброй феей, дверь за собой в другую комнату притворила.

Сна ни в одном глазу. Ворочался подожжённый запретным вроде бы чувством. Это походило на пытку. Будь что будет. Рисковым амурным поручиком очутился в опочиваленке. Сумеречный свет от окошка помогал ему. Хозяюшка боярышней лежала на высокой кровати. Оголённые плечи с прекрасной белокурой головкой являли впечатлительную картину. А он – он единственный ревнитель и обладатель!

Глаза, ещё более неотразимые, впрямь заглянули к нему в душу.

– Иди ко мне, не мучайся, это я тебя позвала.

Чувства пошли вразнос от объятий и первых жадных поцелуев.

Когда осмелился погладить обольстительные груди, как у эрмитажной вакханки, она застонала. Эти тихие звуки с прерывистым дыханием захватили его нетерпеливой страстностью. Он испытал вроде озноба. Правая рука заскользила по шёлку комбинации, спускаясь всё ниже, ниже. Там находилась последняя линия условностей стыда. Не по опыту – по наитию оттянул резинку трусиков. Вовсе теряя голову, с мягкой настойчивостью проник пальцами под их край.

Совершенная от природы молодая женщина задрожала воочию, не вынося подобного. Стала теребить, ласкать ручками, медовыми губами, всем трепетным, роскошным своим телом. Бархатная кожа сибирячки пахла молоком и дурманом духов. Сладкая мука раскрепостила её.

– О, победитель! Твоя, тво-я…

В начале седьмого прозвенел будильник. Проснуться было исключительно отрадно. Вновь восхититься Людочкой, целовать её. Окружающие вещи казались какими-то мило домашними. На стуле стопка чистого белья для глажки и та выглядела приятной знакомой. От завтрака отказался. Обменялись адресами с надеждою на милость Божью. Трогательно, чувствуя боль разлуки, прижались друг к другу. И, как не принадлежавшие более себе, помолчали…

На пустынной улице только пришёл в себя. Постарался глазами найти знакомые окошки. К вскипевшей радости, увидел Людика, взмах ручки, приставленную к стеклу ладошку. На том же немом языке ответил.

До чего мягко стелился путь! Первой звонкой струной гитары подтянуто настроение. Он уверился в неслучайности подарка судьбы.

С берега открылась грандиозная панорама. Кому такая по силам, кроме великого Творца?! Всего лишь протока покоила на своей глади столько разнотоннажных «купцов». Далее зеленел остров с крылатыми героическими бортами. За ним державной дорогой стремил чистые воды к Ледовитому океану батюшка-Енисей.

Счастливых романтиков и вовсе не таковых на причале порядком. Разве это могло умалить пережитое? Для него – точно нет. В кармане форсистой куртки «Lee» лежал заветный листочек. Бережно стал извлекать его. Вытащились два. Каков сюрприз! Другой – Татьянин…

«Поной» щетинился стензелями[4 - стеньзеля – брёвна, поставленные вдоль фальшборта, которые предотвращают смещение каравана, т. е. палубного лесного груза.], обрастая палубным караваном. Сбывался верный признак отхода. Снова запечатается надолго всё, чем живёт душа. Да и рейс выпал из самых колодных – к арабам в Александрию.

Только ничего бесследно не обрывалось. За себя он уже решил. Просто ярко сгорел вечер и мелькнула крылом чайки ночь.

Потом окажется, так же мелькнёт и… жизнь.

Где те бичи?!

В эпоху перемен всё заторчало вверх тормашками. Страх отсидок пропал даже у робкого начальства. На передний смысловой ряд выдвинулось предерзостное воровство. И как пОчали-начали, в дотоль немыслимом государственном охвате, красть! Кто вращался на уровне кремлёвских звёзд и около, те – миллионами. Нет, не в рублях, а в модных баксах. Уровнем ниже – сотнями тысяч. «Свои люди» ежедневно пребывали в плюсе. Оттого страна разительно быстро нищала.

Совсем на низкой черте, изобретательно карабчили вещицы, имевшие продажный спрос. Местную историйку такого рода припомнит каждый, переживший то времечко. Вот и я сподобился застать забавную. Конечно, моя баичка-хохма вровень с паркетным полом родного «пентагона»[5 - пентагон – прозвище здания Управления.]. Иначе давно бы головушку открутили. Раз так мелко спасся, обязан поведать.

С коротенькой завязкою описать бы вскользь пароходских бичей. Взять и объединить их в один характерный пучок. Да сдать всех общим выпуклым портретом. На нём и я, кстати, затеряюсь без нынешнего просвета на макушке. Ибо никто из плавсостава не избегнул, в ожидании направления на судно, поторчать в резерве. Околачивались там и по другим незатейливым причинам.

Платили за почётный титул бича 70 % должностного оклада. Убавленная поддержка джинс, поневоле подталкивала к жёсткому бытию. Что примечательно, перестали своему положению удивляться. Вокруг такое же. При шоковой терапии, поочерёдно творимой Г. и Е., цены прямо-таки взлетели. Но и за копейки надо было отработать полный рабочий день. Куда изволят послать, – будь, бич, любезен. Среди зимы поручали, к примеру, смерзшийся уголёк подолбить ломиками у соломбальской котельной. Посколачивать чего-то там в семи пароходских детсадиках. По весне заняться обустройством пионерлагеря. По осени отряжали на картошку в подшефный колхоз Заостровский. Могли и на Соловки упечь изведать мытарств, каковские потом в снах закошмарят.

Короче, всюду требовались дешёвые (читай – дармовые) бичи. При таком-то спросе, мимо всякой логики, число подсобных возрастало и возрастало с перехлёстом, потому как.… Зачем объяснять витиевато? Сами, поди, догадались. Шёл распил! Суда тупо пропадали без возвращения, продавались с экипажами и без оных. Сдавались за тридевять земель в металлолом. Те детсадики, пионерский и подшефные колхозы вскорости безморочно ликвидировали. Опять-таки с тихушным барышом.

Несчастных моряков-бичей развелось уже с ужасающим перебором. И куда их всех деть?! Стали насильно выбрасывать за ворота пачками, целыми командами, сотнями. Не иначе на горькое пропадание или, барахтаясь, сами чего-нибудь предпримут. На худой конец, спереть по мелочи догадаются…

Были, так сказать, избранники судьбы. Оных закрепляли за службой АХО «пентагона». Взахлёб причин на 12-ти этажах: кое-что передвинуть, перенести, подкрасить, подправить. Посылали, как рассыльных с документами, в здание со множеством служб за базаром. Отправляли с казёнными проездными кого-то разыскать, ибо мобильных телефонов и в тогдашнем Китае голяк.

Во как идиллически продолжали течь дни. Отчасти потому, что страну буквально залили дешёвым забугорным спиртом Рояль. Сдаётся мне, не случайно сотворил Горбачёв антиалкогольную сушь. Чтоб потом народ до источников дорвался и… надолго забылся. У кого с деньгами совсем худенько, тем – палёная водка, травящая наповал. Стало быть, над многими опасно буйными, воткнулись упокоительные кресты.

О ту пору в местной архангельской локации приключилась незабвенная хохма. Именно в «пентагоне», точнее, на «адмиральском» этаже, что славился благостной тишиной и комфортом ни про всяких. Ещё бы! Там сидел сам Генеральный директор! Фасадные окна его огромного кабинетища выходили на обозримую панораму Двины. Для мыслительного процесса красовался массивный стол, будто у премьер-министра. По центру той надменной заводи возвышалось кресло. Резное! Несомненно, стильной дореволюционной работы именитого краснодеревщика.

Длинный ряд стульев попроще – для «копьеносцев» при совещательных должностях, тянулся вдоль правой стенки. На левой капитальной стене кабинета также почти непрерывные окна. В этом сосредоточии воздуха, света и позитива свою важную роль играл барственно-зелёный ковёр. Сия позволительная чину роскошь, ёще как(!) помогала полёту рулящих мыслей. К благому ускорению тех, не шаркать, а гордо ступать по истинно миллионерской диагонали.

Как здорово при этом осознавать, что за тобой не подкатят на казенном воронке. Не засыплют, при яркой лампе в глаза, топительными вопросами. Затем к лучшему припоминанию, не запрут в камере с ужасно голодными клопами. Вот что значит дожить до торжества демократии и рубиться по понятиям! Даже от исчезновения теплоходов, никакого тебе риска. Одна вальяжная приятность, раз выпало докараулить свой пост. Взошла-таки негаданная звезда после добросовестно отсиженных партсобраний, на которых вовсе небрезжилась. Очень хотелось возбудить в себе поэта и срифмовать, как-тось: «небрезжилась» с Брежневым.

«Ну, да работа на первом месте» – оборвал мыслительную лирику Генеральный. «Просмотрю-ка список закупаемых для береговых работничков вещей. За валюту как-никак. Ни хухры. Чего-нибудь да приглянется. Ага, холодильники Бош! Забью две штуки».

Обычнейший звоночек по внутренней связи от секретарши.

– К вам из АХО. Ковёр на чистку забрать.

– Пусть пройдут.

Через двойные двери входят четыре бича, явно оробевшего вида. Естественно, взгляды в пол. Гендиректор продолжает изучение важного документа. Здороваться – излишне. Всё же парни, как глухонемые, одними губами выдавливают «здрасте». И сразу начинают скатывать зелёного. За полминуты он уподобляется дулу царь-пушки. Подхватывают его не без напряга и обратным курсом, минуя двойные и секретарскую, в коридор. Топот, идущих в грузу, гасит замечательная триумфаторская дорожка. Распахивают дверь перед лифтами, ещё без всякой магнитки. Там с ношей уже по лестничным маршам до первого этажа. Далее чёрный ход, прямиком во дворик.

Опять "гену" стало нечем заняться. Давно известный способ: походить по диагонали, не сработал. Податливой мягкости под ногами не ощущалось, соответственно и полёта отрадных мыслей. Досадуя, заказал чая с датским печеньем. Шустренькая симпатичная секретарша Валентина вмиг его спроворила. Новую жестяную коробку вскрыла с теми кукисами в белых розеточках. Внесла на подносе и пропала пулей. Как иначе? Поток мыслительных минут начальствующего лица, бесценен.

Зам. по экономики принять по телефону просился. Отказал вполне резонно: «Нечего скукотень нагонять. Кончилась, по счастью, министерская отчётность. Сами правим!» Окрылённому надменным чувством, не хватает только привычного променада. Меж тем, около полутора часов сиднем. "Совсем разболтались! Пора вздрючить". Клавишу связи холёным пальцем втопил:

– Валентина, позвони в АХО. Кой чёрт они там мудят?!

Следующей минутой удивительный репит-ответ:

– Из АХО докладывают: «Никого к вам не посылали».

Короткая размыслительная пауза и страшный рык:

– Где те бичи?!

Ни вызванная начальница того отдела, ни опрошенный вахтёр малейшей зацепки в криминальное ЧП не воткнули. Та – «Не посылала». Тот – «Мимо не проходили».

Перед Валентиной выстроили до единого, занятых на сегодняшней барщине.

– Вроде, не эти. Точно! – отчеканила вострушка.

Нарисовался, как есть, стыдливый глухарь, не нуждавшийся в огласке. Каково-то почувствовалось Генеральному?!