За кулисами театра военных действий II

– Домой. Туда, где войны нет.

– Так она везде!

– Если ты на меня обопрёшься, мне будет намного легче. Что у тебя такое тяжёлое в ранце?

– Только самое необходимое капралу для жизни, – наконец-то улыбнулся Жан.

На перроне ждали долго. Ещё успели увидеть, как с ближайших домов стали снимать бельгийские флаги. Свежий ветерок мешал рабочим, играл с полотнищами. А по главной улице скакал эскадрон озабоченных, усталых французов. Воняло какой-то кислятиной, гарью и конским навозом.

– Дождались союзничков! – презрительно сплюнул Жан. – Они и не собираются защищать нашу страну! Думают нас, как дураков, можно без мыла побрить…

Пыхтя, подошёл небольшой состав. Он был переполнен. Всю дорогу им пришлось стоять в тамбуре, пробиться в вагон невозможно. В Мехелене сошли с поезда и уже через десять минут оказались дома. Всю дорогу Жан молчал. Беатрис чувствовала, что у него начинается жар, держится из последних сил, едва не теряет сознание.

– Ещё шажок, ещё чуть-чуть, – приговаривала она, таща его по лестнице на второй этаж.

С трудом уложила на кровать, стащила с него грязные ботинки. Принесла снизу кувшин вина, сыра. Обтёрла лицо Жана мокрым полотенцем.

– Вот так лучше. Отдыхай. Поживём здесь, пока не кончится война. Время пройдёт быстро, скоро не будет ни войн, ни убийств…

– Беа, ты смеёшься? Знаешь, чем живёт любая власть с тех пор, как существует мир? – в запале он вскочил с кровати. – Именно войнами и убийствами! Это война сжигает в пепел наши сердца!

– Ты говоришь совсем, как Тиль Уленшпигель!

– А ты помнишь, что ты мне сказала вначале?

– Нет.

– Не помнишь, какое было слово?

– Нет.

– Ты мне сказала: «Да». Вначале было слово «да»!

– А потом?

– А что может быть потом, после такого хорошего слова? Да – это счастье, это любовь. Что с нами будет потом, не важно. Есть ты, и есть сейчас. «Потом» не будет…

– Но я католичка, я не должна…

– У любви один Бог – она сама. Иди ко мне!

Беатрис подошла ближе, обняла его.

– Ох, Жан!..

Война ведь. За окном, правда, не стреляют, но война же.

– Господи, что я делаю?! Святая Магдалина, спаси! – беззвучно прошептала она…

Посреди ночи оба одновременно вдруг проснулись.

– Что?! Рука затекла?

– Нет, – выдохнул он сонно. – Испугался, что ты ушла. Темно…

– Зажечь свечу?

– Не надо. Просто посиди со мной. Расскажи мне сказку… Про кутьку…

– Про Тиля Уленшпигеля? Про его собаку?

– Нет, про нас. Про нашу землю, про жизнь после войны…

Триса пересела поудобнее, положила его голову себе на колени.

– Это будет сказка, самая добрая из всех написанных, самая правдивая, – начала она, гладя Жана по жёстким волосам. – В некоем царстве, маленьком государстве жили-были король со своей королевой. Жили они в благородном спокойствии души, погруженные в повседневные заботы своего народа. Но однажды явился дьявол, и на землю их государства вторглись бесчисленные легионы демонов, они стали уничтожать всё на своём пути. Храбрый король призвал народ защитить честь и независимость страны. Бои шли тяжёлые. Но каждый житель сражался героически, и они победили врага. И был парад в столице. По мостовой главной улицы шагала армия, и впереди шли король с королевой. Крики радости, слёзы у всех на глазах. Дальше сложилось всё мирно и счастливо. А в королевской семье родились дети: мальчик Жан и девочка Беатрис. Вот и сказочке конец. Спи!..

Жан спал.

Когда он утром проснулся, Беатрис сидела у окна и штопала его китель.

– Доброе утро! Я пришила новую пуговицу. Давай помогу одеться, умывайся, и пойдём вниз завтракать.

– Умываться, целоваться, только потом завтракать! – засмеялся Жан и пошёл к ней.

Она держала наготове китель. А он баловался, как ребёнок, не давая ей засунуть здоровую руку в рукав. Но оба вдруг замерли, услышав громкое ржанье под окном.

Через всю улицу, заполнив даже тротуары, в центр города въезжала кайзеровская кавалерия. Первыми шли эскадроны улан с пиками наперевес. За ними – плотные серо-зелёные колонны гладко выбритых солдат в начищенных сапогах; штыки их винтовок сверкали на утреннем солнце. Затем снова появилась кавалерия – гусары с султанами на высоких киверах. Подковы лошадиных копыт непрестанно цокали по мостовой, казалось, они способны затоптать всё, что встретится на пути. За конницей тянулись тяжелые артиллерийские орудия, фургоны с боеприпасами, самокатчики на велосипедах, полевые кухни…

Не смолкая, звучали победные марши. Военный оркестр подошёл к дому Беатрис, остановился прямо под окном спальни. Рвали медь духовые, барабаны грохотали, мечтая порвать перепонки. Пронзительно, словно дикие кошки, раздирающие добычу, вскрикивали флейты. Словно фоном этой преисподней, неумолчно шаркали сотни ног.

– Две недели я не слышал вообще никакой музыки, – с удивительным спокойствием сказал Жан. – Всегда любил марши, а в чужом исполнении они совсем не заходят в душу.

– Боже праведный, почему их так много?!

– Это значит, что Брюссель пал, они идут на Антверпен.

– Может, пронесёт?

– Вряд ли, они сейчас будут устраиваться по домам. Глянь, на ратуше часы переводят на берлинское время…

– Жан, я боюсь!

– Беа, страшна не смерть, а то, что будет вместо неё. Ты лучше закрой дверь.

На первом этаже зазвенела разбитая посуда, раздались радостные вопли ворвавшихся в дом германцев. Видимо, они нашли на кухне вино. Сапоги застучали по ступенькам старой лестницы, на второй этаж поднималась целая толпа.

– Ты со мной? – Жан почему-то был очень спокоен.