Под Мюнхеном, где мы сражались.
И встретились тут неспроста —
Ведь иногда ещё братались
В затишьях. Хлебом, табаком
Делились часто. Так и жили.
Неписанный войны закон.
А впрочем – жили, не тужили.
А н т о н
Не буду спорить – это он.
Стоит у нас в библиотеке.
Я был им, право, восхищён,
В твоей нашедши картотеке.
А л е к с е й В о р о п а е в
Я это понял. Ты читал
Его завет полупрощальный
Изложенный как мадригал
В «Мобилизации тотальной»
С признанием любви к войне,
Как будто к женщине любимой.
Нет, это всё же не по мне.
И просто не вообразимо.
Легко сказать – в семнадцать лет
Сбежать из школы – а ведь он,
Сбежал тогда, презрев запрет,
Прям в «Иностранный легион».
А н т о н
А кто просился к Ковпаку?
И тоже ведь в семнадцать лет!
Чтоб дать отпор тому врагу?
Дедуля, это ж твой завет!
А л е к с е й В о р о п а е в
Сдаюсь. О чём тут говорить…
Возможно, что-то я не понял.
Судьбы таинственную нить
Не в силах разорвать препоны,
Что возникают на пути.
Неведомы её законы,
Нам не дано их обойти.
Д м и т р и й
Да что гадать. Ведь это парки.
Сначала Нона тянет прядь.
Она крепка, хотя неярка.
Основой ей дано стоять.
Кудель потом на веретёно
Мотает Децима. В конце ж
Богиня Морта отвлечённо
С ножом в руке кладёт рубеж
Всему что стало жизнью нашей.
Он может быть совсем нелеп.
Красив, геройски ярок, страшен.