Оржицкие «фермопилы» Костенка

В течение ночи на 24 сентября и весь день в разных местах то и дело вспыхивали перестрелки. Отдельные группы красноармейцев и командиров все еще надеялись вырваться из окружения и выйти к своим, чтобы продолжать борьбу. Так, в частности, был обстрелян из винтовок расчет стоявшего на окраине с. Красеновка немецкого противотанкового орудия.

В 7.00 сформированный в 239-й дивизии передовой отряд выступил маршем и в 12.00 вышел в район северо-западнее с. Лукомье, и после отдыха продолжил движение. Ему повезло, на всем пути ему ни разу не попались группы красноармейцев, хотя зачистка была в самом разгаре.

Казалось бы, отступающие войска Юго-Западного фронта должны были бы просто снести своей массой растянутые по фронту соединения 2-й ТГ, но нет: организованное сопротивление советских войск длилось не очень долго, и генерал-полковник Г. Гудериан снова готовит своих танкистов к наступлению на восток, на этот раз к своей заветной цели – Москве.

Ф. фон Бок отмечал:

«Танковая группа Гудериана будет готова атаковать 30 сентября»

25—26 СЕНТЯБРЯ

Часть войск с военными обозами и ранеными так и не смогли выйти из окружения. Они сражались до последней капли крови до 26 сентября.

Понятно, что мощная танковая группировка опытного и, безусловно, смелого генерала фон Хубе при поддержке гитлеровской авиации и непрерывного артогня «размели» их всех буквально в кровавую пыль, разбрасывая их с трудом собранные силы… Но сказано было: мертвые срама не имеют. Особенно те, что приняли героическую смерть, а не позорную…

Выдержки из дневника немецкого офицера:

«…Это картина ужаса. Я еще никогда не видел ничего подобного. Человеческие трупы и трупы лошадей, смешанные с машинами и устройствами различного рода. Санитарные транспорты – с медицинским инструментом. Тяжелые зенитки, пушки, гаубицы, танки, грузовики, легковушки – частично застрявшие в болоте, частично въехавшие в дома и деревья, свалившиеся с обрыва…».

Уцелевшие в боях, тяжелораненые, искалеченные бойцы и командиры различных частей Красной Армии еще в течение нескольких дней сопротивлялись и выходили небольшими группами из окружения.

«Дорогой смерти» обессиленные бойцы продвигались по маршруту: Оржица – Онишки – Ивахненков -Вороненцы – Духово – Куреньки – Снитин – Ахтырка.

В селе Новоселовка (с. Воронинцы) двое пастухов Безрогих Иван Лукич и Облап Иван Павлович стали проводниками для кавалеристов, проведя их ночью мимо немецких заслонов в направлении с. Духового к с. Богодаровка.

Здесь же у местной жительницы Деревянко Евдокии Иосифовны оставили раненого командира кавалерийской дивизии полковника Бацкалевича Александра Ивановича вместе с медсестрой и ординарцем. Жизнь командира была спасена.

Из Оржицкого окружения вышли также командиры: 41 артполка майор И.К.Сидорчук, 69 ксп майор Гобзев, 136 сп подполковник М.А.Верьовкин.

Одна из таких групп прорывалась через Заригский лес. Постоянно встречая немецкие заслоны, отряд настойчиво продвигался на Восток. Теряя в боях бойцов и нанося ощутимый урон врагу, отряд вышел в расположение частей Красной Армии.

Бойцы и командиры 26-й А еще в течение многих дней будут выходить из окружения мелкими группами с оружием, документами и орденами. В составе одной из последних групп окажется женщина, военный фельдшер. Будет преодолен крайне запутанный 600-километровый маршрут, которым группа выходила из окружения.

Бои в последних очагах сопротивления продолжались до конца сентября 1941 года.

После ликвидации нескольких попыток прорыва и основных очагов обороны немцы стали методично уничтожать оказывающие сопротивление разрозненные группы советских войск.

Так закончилась трагедия на левобережном Приднепровье. Но еще долго после этого, на всем обширном пространстве, где недавно кипела битва, валялись неубранные трупы, повсюду – в полях и в болотах, на огородах и в придорожных зарослях – под осенним дождем в грязи стонали, умоляя о помощи или о смерти, тяжелораненые люди, которых гитлеровцы безжалостно обрекли на медленную и мучительную смерть.

(Использованы фрагменты из рассказа «Госпиталь в Еремеевке» из книги С. С. Смирнова «Рассказы о неизвестных героях»).

Когда бой завершился, немцам открылась страшная картина смерти и разрушения, из воспоминаний немецкого солдата: «В Оржице русские согнали в одно место несколько тысяч автомашин и подожгли их. Черный дым поднимался к небосводу целыми днями. В кукурузных полях много русских покончили с собой, предпочитая смерть плену. В последнюю ночь русские уничтожали с криком и ревом свои последние запасы водки и устроили осветительными ракетами целый фейерверк. На следующий день „котел“ был ликвидирован. Взяты огромные массы военного снаряжения и лошадей. Полк доставил на сборные пункты 19000 военнопленных (о том, какую часть пленных составляли раненые, автор статьи намеренно умалчивает). На местах прорывов противник оставил полный хаос: сотни грузовых и легковых автомобилей были разбросаны на местности. Нередко люди в машинах были застигнуты огнем при попытке их покинуть и теперь высовывались из дверей сожженные, как черные мумии».

«Вокруг автомашин лежали тысячи мертвых тел, в полях – части женских тел, раздавленных танками, обрывки формы русского генерала, который, очевидно, скрылся в гражданской одежде».

Многие источники пишут, что, возможно, именно на участке 16-й танковой дивизии погиб генерал майор Усенко, но нам теперь уже известно, что он вышел из Оржицкого котла живым.

«Хотя ночи были уже холодными, теперь, днем, теплое солнце сияло над полем, усеянным трупами, и последние дни казались кошмарным сном».

Бои по очистке Киевского «котла» продолжались до 4 октября…

Когда бой затих, жители села Онишки похоронили погибших воинов. Среди них был и Ефим Иванович Терехин.

Когда Красная Армия изгнала фашистов (в 1943 году) и Онишки с Оржицей снова стали свободными, жители этих двух украинских сел бережно собрали останки погибших советских воинов и перезахоронили в братских могилах, что в самых центрах Онишок и Оржицы.

Такая же тяжелая обстановка сложилась для окруженных советских войск и в других местах. Однако везде находились смелые инициативные командиры, создавали отдельные отряды и группы численностью от нескольких десятков до нескольких тысяч человек и, возглавив их, пробивались из окружения.

Старший лейтенант Константин Голубев (офицер 159 сд) с разобщенных остатков подразделений и одиночных солдат сумел собрать боевую группу, которая под его командованием 4 октября самостоятельно вырвалась из окружения.

159 сд, которая в то время потеряла свое командование, была дезорганизована авиацией, абсолютно небоеспособная и требовала укомплектования. Для остатков дивизии наступили трудные месяцы отступления. Голубев рассказывал, как ночью войска отрывались от наседающего противника, занимали новый рубеж и, задерживая немцев, снова отходили методом подвижной обороны. 17 сентября вместе со всем Юго-Западным фронтом наш герой оказался в окружении. Произошло это под селом Оржица.

Очевидно, все же, произошло это под селом Кандибовка, так как в Оржицу 159 сд так и не дошла.

К. Голубев был грамотным и смелым офицером, к нему тянулись люди. С разобщенных остатков подразделений и одиночных солдат старший лейтенант Голубев сумел сколотить боевую группу, которая под его командованием 4 октября самостоятельно вырвалась из окружения.

Сейчас несложно представить, как относились в то время к окруженцам. Даже расследовали «дело» этой боевой группы. Но ничем ее бойцы себя не запятнали. К. Голубеву было сохранено воинское звание, а 27 октября он был назначен помощником начальника охраны тыла другой дивизии.

В сентябре и октябре 1941 года из окружения прорвалось еще много отрядов и групп советских войск и народных ополченцев. На 1 октября 1941 года, по неполным данным, из состава войск Юго-Западного фронта вышло из окружения 21000 человек, в том числе 10 генералов. Некоторые группы пополнили партизанские отряды. Среди них был и Аркадий Гайдар.

Артиллерист Н. В. Силкин (артмастер, 1-й формовочный артдивизион при штабе 21 й армии) вспоминал, что в городке Оржица 21/IX-1941 весь артдивизион был окружен немецкими войсками. При попытке выйти из окружения [они] были разбиты, после чего небольшими группами стали расходиться по разным направлениям, пытаясь выйти из окружения.

Он [в составе группы] в количестве 6 человек. 23/IX-41 г. из города Оржица пробирался к своим, русским. 25/IX-41 г. они зашли ночью к одному крестьянину с целью ночевки, который их накормил и уложил спать в сарай. В эту же ночь, когда они спали в сарае, пришли немцы и их (группу) в количестве 6 человек взяли в плен. Немцев было 13 человек, с ними вместе был и хозяин, у которого они остановились ночевать, освещал фонарем.

Сопротивление они не оказывали, их взяли сонных. При них было оружие: винтовки, пистолеты, автомат. Когда их из сарая вывели, то этой ночью вывезли на машинах в городок Хорол Полтавской обл., Где он находился 8 дней, после чего ночью из этого лагеря сбежал. Пробежав километров 25, был задержан немецкими войсками и направлен в лагерь военнопленных в городок Семеновка Полтавской области в октябре 1941 г. Пробыв в лагере несколько дней, его взяли поить лошадей. Воспользовавшись случаем, он снова бежал и пошел в направлении на восток. Силы его иссякли, и он решил поступить работать в один из колхозов в с. Федоровка Полтавской обл. Глава колхоза их повел в район якобы приписать в колхоз, а сам всех их (русских) сдал немцам.

М. Д. Зайденберг, санинструктор 114-го отдельного зенитного дивизиона. При отступлении в сентябре 1941 года на Полтавщине в районе села Оржица дивизион попал в окружение. К своим решили пробиваться, разделившись на группы. В ее группе было 11 человек. У городка Новые Санжары они неожиданно наткнулись на немцев. Группу советских военных, которая пряталась, кто то выдал, и они все попали в плен. Во дворе комендатуры пленных выстроили. После избиения и допросов их под вечер повели за околицу на расстрел. За мгновение до автоматных очередей мужчины закрыли ее, единственную в группе девушку. Мария пришла в сознание поздно ночью. Залитая кровью, она едва выбралась из-под трупов, чувствуя в теле острую боль. Фашистские пули все же «достали» ее, ранив в шею. Она шла, обессиленная, с кровавой раной. На ночь просилась в крестьянские дома, днем огибала немецкие посты. Ее спасение можно считать чудом, но на всю жизнь сохранились шрамы – следы пуль, и заблаговременно появилась седина.

Старший сержант Семен Бровтман, после ранения в ногу лечился в медсанбате, который разместился в городке Прилуки. А после того, как ему удалили осколок, эшелоном добрался до Оржицы на Полтавщине. Но здесь уже творился страшный кавардак. Не разобрать, где немцы, где наши. По шею в воде Бровтман перешел через речку Оржица и поспешил скрыться в густых зарослях конопли. И только собрался отдохнуть и просушить одежду, как увидел, что через поле густой цепью шли гитлеровцы, вылавливая уцелевших бойцов. Не избежал плена и Семен. Его и почти двести других красноармейцев погнали в деревню Онишки и поместили в зале колхозного клуба.

Вспоминает Максимова Вера Васильевна, военфельдшер, их послали по частям, и она попала в артдивизион. Тогда медработников в различные части направляли, их было очень много. И вот пошло-поехало, только она прибыла в часть, их выдвинули к передовой, немец как начал бомбить и штурмовать наши позиции, они все оттуда, как говорится, без оглядки бежали. Вскоре они попали в окружение под г. Оржица Полтавской области, выходили из него 10 дней. Что уж скрывать, немец настолько жал со своей техникой тогда, что им было очень далеко до немецкого уровня. При выходе из окружения попала она в группу из 12 человек: 2 командиры, один сержант, остальные рядовые, командовал ими ст. лейтенант Ульянов.

Шли по компасу, перебирались через овраги, форсировали реки Сула и Псел. Представьте, лодок никаких нет, у бойцов были плащ-палатки, они их наполняли соломой, по несколько человек садились и переплывали, и вот если Сула еще спокойная река, то Псел сумасшедшая, не переправишься через нее и все. Здесь пришлось так сделать: мостик был какой-то, по нему шла машина, и они под этой машиной зацепились и переехали, и сразу за ними шаткий мостик обвалился. А дальше было самое страшное, ведь передовая – это когда и немцы по тебе стреляют, и наши бьют, и вот надо было здесь пробраться.

В итоге вышли из окружения под Ахтыркой в Харьковской области, их встретили, а они все были в крови и грязи. Из 12 человек их осталось только семь, других или так тяжело ранило, что нельзя ничего сделать, или убило. Из одежды на них что попало было, у кого лапти, у кого немецкие шинели, но встретили их нормально, к особисту не повели, а сразу направили по разным частям, кого в комсостав, кого в медсостав.

Чуйков Иван Васильевич родился в 1914 году в с. Зеркло, Шарликского района, Чкаловской области. Воевал в составе 275 сп 117-й сд, который попал в окружение в городке Оржица Полтавской области. В немецком плену находился с 20 сентября 1941 года. Затем был отправлен в Германию.

Капитан Е. Пискунов вспоминает, что, на их счастье, все обошлось благополучно. К вечеру они обсушились и с наступлением темноты начали собираться в дорогу. Когда они спустились с чердака в сени и зашли в дом, то изрядно своим неожиданным появлением перепугали хозяев дома. Они разделяли их испуг. Если бы немцы обнаружили их, то естественно хозяевам было бы несдобровать. Они были бы уничтожены. Они еще больше удивились, узнав, что бойцы всю ночь и день находились у них на чердаке. Постепенно страх их пропал. Они убедились, что это действительно советские бойцы и командиры, а не какие-то переодетые в обмундирование Красной армии провокаторы. Немцы и их холуи, такую мерзость использовали. Подсылали переодетых в красноармейскую форму провокаторов, чтобы определить лояльность местных жителей к Красной армии.

Разговор у них пошел душевный. Они их на дорогу накормили, чем могли, и даже дали с собой из своего скудного пайка хлеба и сала. После чего они двинулись в путь дальше в общем направлении на Харьков.

На своем пути встречали отдельные группы командиров и солдат, которые выходили из окружения. Одни из них были в форме, другие переодетые в гражданскую одежду. Переодетым в гражданскую одежду пробираться было легче. Они могли двигаться даже днем. Полевые войска немцев, упоенные временными успехами, в первое время не обращали внимания на движение отдельных гражданских лиц и групп. Пискунов со своей группой решили не прибегать к такой маскировке, двигались в форме и с оружием, в основном в ночное время.

К северу от города Полтавы, когда они днем двигались перелесками, встретили группу гражданских лиц из четырех человек, троих мужчин и одну женщину. Вид у них был довольно жалкий, потрепанная одежда, как правило, из домотканого материала, а обувь была еще хуже. У одного из них, который оказался старше всех, на ногах были одни галоши не первой свежести, подвязаные веревками. Они достаточно сильно их испугались, приняв за переодетых в красноармейскую форму немцев. Они, как указывает Пискунов, одетые были во все военное и имели оружие. Сели на обочине дороги и повели разговор, кто они и куда идут.

Ответ был довольно странным. «Идем, мол, из работ, на которые были мобилизованы для рытья окопов». Откровенного разговора все не получалось. Один из них, который был в одних галошах, выразил вслух мысль о том, что придет домой и в первую очередь закурит сигарету и выпьет 100 граммов водки. Ребята достали сигареты и угостили их, одновременно предложили им и выпить.

Они еще больше насторожились, откуда, мол, у них оказались сигареты, спирт и другие продукты. Чтобы развеять сомнения, что мы не те, за кого они нас принимают, предложили им пройти через населенный пункт, который был недалеко, и дать сигнал нам с окраины этого населенного пункта об отсутствии немцев.

Правда, надежды на этот сигнал был мало. Но мы ошиблись, они выполнили наше условие. Группа огородами вышла на окраину села, зашли в дом, в котором оказался один старик. Попросили у него дать что-нибудь закусить.

Дед достал огурцов и немного квашеной капусты и с неохотой процедил: «Больше ничего нет». У них сложилось мнение, что дед про себя, очевидно, думал: «Много вас тут шляется». Спасибо старику и за то, что дал – достали спирт, налили каждому по половине стакана и предложили выпить. После выпивки разговор пошел веселее. Они предъявили свои удостоверения личности и спросили встречных спутников: «Кто вы такие?» Дед наш настолько подобрел, что даже дал на дорогу сала, а есть выставил все, что было в печи.

Наиболее пожилой человек, у которого ноги были обуты в подвязанные галоши, встал и представился: «Командир 116-й сд, подполковник Виктор Буянов». Представились и другие. Один был начальником районного отдела милиции, второй – старшина, а женщина оказалась секретарем районного Совета депутатов трудящихся.

В дальнейшем они следовали вместе с группой Пискунова, пока не вышли из окружения. Недалеко от г. Полтавы форсировали реку Ворсклу и взяли направление на Харьков. Переправляться им пришлось через несколько рек, а именно, через реки Оржица, Псел, Хорол и Ворскла.

…Командиров из их дивизии вышло из окружения более 150 человек.

Буянов вышел из окружения фактически единолично, где же он «потерял» тысячи своих солдат?

Как вспоминал бывший начальник штаба 117-й сд капитан Обушенко Иван Федотович – он вышел из окружения, даже вынес с собой дивизийную печать 117-й сд. Эта печать очень и очень пригодилась. Во-первых, многим товарищам, которых он знал, особенно политработникам, выдал временные удостоверения.

Когда он вышел, конечно, не один, с ним были офицеры, то их поодиночке пропускала комиссия, в составе комиссии, как он помнит, был Серов. Обушенко показал и положил на стол им печать, а они сказали, взять с собой, она Вам еще пригодится. Так оно и было…

…У него даже была карта топографическая и дивизионная гербовая печать 117 сд. Он понимал, что товарищу бригадному комиссару Архангельскому, Данилову и другим товарищам было нелегко, а вообще всем, всем было тяжело…

Василий Степанович Михин, о дальнейших злоключениях его группы – рано утром из этого села пошли лесом. К полудню им стало видно, что это село горит. Видимо, немцы узнали о том, что случилось, и в отместку сожгли его.

Примерно в 16:00 разведка донесла ему, что немцы их преследуют. Минут через двадцать они уже были полностью окружены. Михин приказал окопаться и держать оборону. Подсчитали потери: одного взяли в плен, двое погибли, восемь человек были ранены.

Немцы в лес не пошли, они, видимо, боялись. Но лес ужасно простреливался из минометов и автоматов, изредка (немцы) бросали гранаты. Михина называли по фамилии, предлагали сдаться, сложить оружие. Обещали спасти жизнь и создать хорошие условия. Он на это отвечал выстрелами. Картина была непривлекательная. К вечеру, то есть до часов 17—18, он решил прорываться из этого окружения, потому что другого выхода не было. Они с боем бросились из леса в кукурузу. Здесь они почти были пойманы.

Михин приказал спасаться, кто как может. Сбор с северной стороны опушки, от них в шести-семи километрах. Таким образом, они разошлись на мелкие группы. Немцы стали прочесывать кукурузу, пшеницу и копны, поэтому они уже прекратили сопротивление. И вот ужасный случай. Михина, наверное, заметили, что он мелькнул в стоге. Кто-то проколол штыком через копну. Ему немного задело голову. Он не успел опомниться, как около стога остановился мотоцикл, видимо, у него что-то сломалось, и он слышал, как гремят ключами. Копался он (немец) минут 10—15, потом подошел к нему и сел как раз на его ногу.

Слышит: закурил. Затем встал и начал кричать «Ком-мир». Михин сразу понял, что эта сволочь почувствовала его ногу и зовет помощь, чтобы его забрать. Михин приготовил пистолет и решил последнюю пулю оставить для себя, но в руки этим заклятым врагам не даться. Прокопал дверцы, наблюдает, едет автомашина с группой автоматчиков. Подъехали, он (немец) в чем-то нашел общий язык с ними, погрузили мотоцикл и поехали. Вот уж тут Михин вздохнул. Мгновенно мелькнула мысль: значит, он будет жить, а жить так хочется.

Наступила темнота. Михин вылез из копны, пошел к опушке, куда приказывал всем собраться. Когда он пришел и увидел большинство своих людей, то невольно заплакал. Друзья его также плакали и вместе с тем радовались, что они снова вместе. В этот день у них убили еще два человека и шесть человек ранили. Ночью он сделал сбор и пришел к выводу, что днем им дальше идти невозможно. Надо пробиваться только ночью, а днем на рассвете останавливаться в удобных местах, прятаться до следующей ночи. Роты он ликвидировал, потому что людей значительно стало меньше.

25.9.41. Ночью форсировали реку. Хорошо ели. Спокойно. День отдыхали. Настроение у людей поднялся. Днем прятались в лесу, недалеко от села, на глазах у немцев. Ужасная картина: очень много наших пленных. Немцы целыми колоннами, людей по сто – сто пятьдесят гнали их неизвестно куда.

26.9.41. Форсировали реку. Недалеко от села был птицеводческий совхоз. По словам председателя, там было до четырех тысяч кур и, якобы, они еще цели. Их охраняли и кормили три – четыре бабушки и один дед.

Михин взял коня, мешки и трех автоматчиков. От села было 3—4 км. Вышел дедушка. Они ему сказали, что их сюда направил председатель колхоза. Он не возражал: «Берите, сколько вам надо, все равно немцы ежедневно берут». Они, недолго думая, вооружились палками и принялись за работу. И вот уже к концу их добычи, смотрят, а с другой стороны немцы тоже ловят кур. Михин подал команду: расстрелять немцев. Одного он убил сам, а второго младший техник-лейтенант Бондарь. Таким образом, у них было двойное достижение, и плюс к тому два мотоцикла. На одном он уехал, второй сожгли. В колхозе Михин и его бросил, потому что им было невозможно по дорогам ехать. Куры были зажарены и сварены. Ребята были очень довольны, что такой был удачный улов.

Из воспоминаний Н. Панченко (Талочка) – на одном из островов в Оржицком болоте, собралось человек сто – сто двадцать окруженцев, некоторые в одном белье и даже были совсем голые. Оружие – двенадцать винтовок, два автомата. Команду принял старший по званию пожилой майор.

Майор провел реорганизацию: назначил замполита, начальника особого отдела, продовольствия и другие хозяйственные службы. Личный состав разбил на две роты, а их – на отделения. Назначил командиров рот и отделений. Для придания бодрости заверил: «Кто будет отступать, буду расстреливать». Это он преувеличивал, патронов было очень мало и для боя, не только для расстрела.

Возможно, это была группа инженер-майора батальона аэродромного обслуживания Василия Степановича Михина. Очень похожи воспоминания, кроме того, не случайно, что у Талочки появился кожаный, с мехом внутри шлем, пожалуй, летный.

Михин закончил войну в Праге. Но до этого еще нужно было дожить.

Майор был деятельным, назначил людей вести постоянную разведку. Командирам рот приказал переписать всех по фамилиям. Сам взял разведку, пошел с ними, чтобы выбрать место для прорыва. Остров непрерывно обстреливали. Они просидели там двое суток. На небольшом военном совете решили идти на прорыв, вопрос о сдаче в плен даже не поднимался. Хотя такой вероятности никто не отметал. Даже не потому, что майор обещал расстрелять трусов несуществующими патронами. Кто не мог бороться, уже сдались, здесь на острове собрались те, кто надеялся пробиться к своим, и среди них Талочка.

По ночам стало холодно, но днем светило солнце – «бабье лето». Еды практически не было, ели грибы и верхушки елок, огонь не разжигали, опасаясь себя проявить, воды было более чем много. Лейтенант, как мог, помогал Талочке: разделил пополам совсем маленький кусочек шоколада, который завалялся в кармане. Днем спали под звуки не прекращающегося жидкого минометного обстрела. Падающая с неба минометная мина так жутко воет, что Талочке казалось, что вот-вот в следующую секунду мина попадет ей прямо в голову. К этому было трудно привыкнуть, как и к близкому разрыву снаряда, от которого Талочка вздрагивала всем телом. Закопали в общей яме документы, партийные билеты, поскольку все были уверены, что коммунистов и комсомольцев немцы расстреливают на месте. Талочка положила в яму и свой комсомольский билет.

Майор построил весь личный состав и объявил: «Мы окружены незначительной частью немецких войск, а потому нам нужно немедленно прорвать кольцо и уйти из этого острова. Во-первых, мы с голоду здесь умрем. Во-вторых, нас всех могут перебить. Задача такая. Поскольку оружия нет, надо морально подействовать на немцев. Поэтому приказываю всему личному составу кричать, сколько сил: „Ура!“ Я пойду впереди, первая и вторая рота левым и правым флангом за мной. От меня не отрываться. Следить за моим направлением. Кто струсит, приказываю расстреливать». Это он снова для большей бодрости сказал.