Фаталист

– Тамошние красавицы не отличаются дружелюбием, особенно по отношению к тем, кто превосходит их.

– Лиговские весьма достойные люди, как мне кажется, хотя не без московского провинциализма.

– Вы никого у них не видали сегодня?

– Был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но, кажется, больная. Среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет лица чахоточный, а на правой щеке черная родинка. Очень выразительное лицо.

– Родинка! – пробормотал сквозь зубы Григорий Александрович. – Неужели?

Доктор посмотрел на него торжествующе.

– Она вам знакома!

– Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в вашем портрете одну женщину, которую любил прежде. Не говорите ей обо мне ни слова, а если спросит, отзовитесь обо мне дурно.

– Как угодно! – сказал Вернер, пожав плечами. – Возможно, вы встретите в Пятигорске еще кого-то из своих… друзей. Должен ли я и им характеризовать вас с невыгодной стороны?

– У меня нет друзей, – сказал Григорий Александрович спокойно.

– Отчего же? – удивился Вернер.

– Я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги! – добавил Григорий Александрович уж и вовсе цинично и сам почувствовал, что перегнул: прозвучало, словно рисовка. Впрочем, неважно: Вернеру должно понравиться, он ведь и сам явно метит в циники.

– Я, собственно, зашел, чтобы ехать к Раевичу, – переключился доктор, достав из жилетного кармана часы и взглянув на стрелки. – Уже половина пятого.

Григорий Александрович пружинисто поднялся.

– Что ж, едем! Не будем опаздывать.

* * *

Дом, снятый Раевичем, был хорошо освещен – в окнах обоих этажей двигались черные силуэты гостей. Экипажей было мало: большинство прибыло пешком, поскольку проживало неподалеку.

Григорий Александрович и Вернер поднялись на крыльцо, отдали свои пальто хмурому швейцару с сержантскими усами и прошли в залу, где гости пили шампанское и коньяк и где стояли ломберные столы.

За одним из них, в глубине комнаты, сидел сам Раевич. И снова, оглядев его фигуру, Печорин подумал, что вся эта респектабельность – окладистая борода «а-ля рус», волосы кружком, цепь и голубой жилет – лишь маска, скрывающая истинную сущность банкомета.

При появлении доктора и Печорина Раевич поднял глаза и вперился изучающим взглядом в Григория Александровича. Выражение лица у него было спокойное, даже самоуверенное.

Печорин подошел и поздоровался.

– Играете? – осведомился Раевич после представлений. – Или так, смотрите?

– Играю, – ответил Григорий Александрович.

– Сейчас места нет, но если желаете… – начал было хозяин, однако Григорий Александрович вежливо прервал его:

– Не беспокойтесь, я пока пригляжусь, а как освободится место, так и присоединюсь.

– Как угодно, – кивнул Раевич. – Впрочем, есть и другие столы.

Он отвел взгляд и словно потерял интерес к новому гостю.

Григорий Александрович отошел в сторону, а Вернер направился к столам, где были подносы с бокалами.

Печорин рассматривал присутствующих и в особенности игроков.

Справа от Раевича сидел драгунский капитан развязного вида в пестрой жилетке и пенсне, которое поминутно поправлял без видимой необходимости. Григорий Александрович сразу сделал вывод, что это – один из приятелей хозяина дома. Рядом с ним расположился Грушницкий, который поздоровался с Печориным кивком и более никак свое знакомство с новоприбывшим не обнаружил. Впрочем, он уже несколько раз бросил на Григория Александровича быстрый взгляд и даже подмигнул, что Печорин проигнорировал.