Из ниоткуда в никуда

– В мастерскую театра. Смотрела на репетицию, – честно призналась Женя. За последний год Арсений Юрьевич стал единственным близким человеком девушки во всем городе, поэтому ему она всегда говорила правду. Порой он действительно заменял ей отца. Бывало привозил ей домой лекарства, когда она сильно болела или подвозил до университета в холодную погоду. Но все же смотрел он на нее далеко не отцовским взглядом.

– Актрисой хочешь стать?

– Может быть.

– Что ж, уверен, что у тебя все получится. Только на учебу не забивай. У меня на тебя большие планы.

– Это какие?

– Во-первых, опубликовать твою работу в местном альманахе. Во-вторых, взять тебя с собой на недельную конференцию в Москву.

– Знаешь, Сень, я сомневаюсь, что смогу позволить себе перелет и проживание в столице, пускай и неделю. А у родителей как-то стыдно выпрашивать деньги. Они и так меня обеспечивают.

– Тебе не надо будет ни за что платить. Я сниму нам номер в гостинице на двоих.

Женя прекрасно понимала, к чему ведет эта поездка, потому всячески пыталась ее избежать.

– Мне нужно будет в эти числа уехать к родителям.

– Москва, Женя. Это важно для твоей будущей карьеры.

– Я знаю.

Когда Женя и Арсений Юрьевич подошли к мужскому туалету, их чуть не сшиб дверью второкурсник-стиляга. Одет он был по самой последней моде: в спортивное трико, запраленное в белые носки (при таком сочетании вся одежда выше торса уже не заслуживает никакого внимания). Стрижка тоже не отставала от современных трендов – коротко выбритые виски резко переходили в длинную копну волос на макушке, собранную в самурайский хвостик.

– Прошу прощения, – извинился студент, обходя преподавателя.

– Это что за хер румяный? – провожая молодого человека взглядом, спросил Асагумов.

– Сеня, он нормальный парень.

– Нормальный? Почему тогда как педик ряженный?

– Он хипстер, скорее всего. Это субкультура такая.

Арсений Юрьевич достал из кармана пачку и вытянул две сигареты – себе и студентке. Сама Женя была против курения, но отказать Асагумову не могла – это была своего рода традиция еще со второго курса. Для нее еженедельная порция никотина в легких была лишь символической платой за дружбу с писателем.

– Бред. Не существует такого понятия, как «субкультура». Это все равно, что говорить – есть люди и полулюди. – Асагумов затянулся и выпустил клубок дыма. – Вот процесс курения – это самая что ни на есть культура.

– Как и картошка – тоже культура.

– Диаметр советских папирос был семь-шестьдесят два, – словно прослушав колкое замечание Жени, подметил Асагумов. – Чтобы в случае чего можно было быстро перевести производство на выпуск патронов.

– Слушай, Сень, а ты не подпишешь мне книгу? – доставая из сумки ручку и экземпляр «Искусства онтологии», спросила Женя.

– Давай сюда, – оставив сигарету в зубах, сказал Асагумов и потянулся за экземпляром собственного творения.

– А можно с личным обращением?

– Любимой Женечке от Арсения?

– Не мне.

– А кому? – спросил Арсений Юрьевич и с любопытством посмотрел в глаза девушке.

– Знакомому.

– У тебя стали появляться знакомые?

– Отстань. Напиши просто: «Феликсу Флейману от Арсения Юрьевича, дружески».

– Феликс Флейман? Так зовут твоего нового парня?

– Он мне не парень. Я же сказала, что так, знакомый. Твой фанат, между прочим.

Асагумов ухмыльнулся и стал коряво выводить на форзаце продиктованную Женей фразу.

– Что краснеешь тогда?

– Хочу и краснею.

– Ты влюбилась, что ли? – наклонившись почти вплотную к пылающему лицу Жени, спросил писатель.

– Не смешно уже.

– Я не сторонник того, чтобы лезть в твою личную жизнь с советами, но: будь горда – не влюбляйся. Уважающая себя девушка влюбляет в себя, но сама никогда не унижается до такого дурацкого чувства.

– Видимо, по этой же причине у тебя самого никакого нет, – саркастично подчеркнула Женя.

– Я тебя предупредил. Дальше будет только хуже.

– Ладно-ладно. Мне пора идти.

– Магистерскую писать?

– В театральную труппу поступать.

Асагумов оскорбился, но из любви к Жене только рассмеялся, словно она произнесла хорошую шутку.

– Жду готовую работу сегодня, до конца дня. Поняла?

– Поняла, – ответила девушка и грустная вышла из уборной.

Арсений Юрьевич все неправильно понял – Женя просила подписать книгу не потому, что влюбилась и хотела угодить едва ли знакомому ей парню, а просто из принципа, что она должна выполнить обещанное. Подсознательно может она и мечтала о продолжении общения с Флейманом, но не более того. Хотя и влюбиться скуки ради было бы неплохо.

Восстановив в памяти прошлонедельный маршрут, Женя медленно зашагала в сторону мастерской. Спешить девушке не хотелось – не по причине хорошей погоды, а в силу боязни, что ее выступление не понравится труппе. Единственное, что она смогла подготовить за несколько дней – это короткую хореографическую зарисовку, разученную еще в пору школьного увлечения бальными танцами.

Стоя на светофоре, Женя заметила знакомое лицо на противоположной стороне дороги. Это была маленькая рыженькая девушка из студенческого театра. Ее короткие, подстриженные в каре, волосы небрежно топорщились в разные стороны. Из раскрасневшихся глаз под круглой оправой очков неудержимо текли слезы. Слишком жаркий для весны пуховик с пышной расклешенной юбкой был весь забрызган грязью, а ниже подола виднелись разбитые в кровь колени.

«Упала, наверно, – собрав воедино картинку, подумала Женя. – Еще и плачет… Черт, а я даже не помню ее имени».

Загорелся зеленый сигнал светофора. Продолжая заливаться слезами, девушка так быстро проскочила мимо Жени, что та даже не успела никак отреагировать.

«Может догнать ее?» – промелькнула мысль в голове Жени, когда она уже пересекла по щиколотку затопленную дорогу и достигла противоположного берега тротуара. Зеленый тут же сменился красным, и расстояние между девушками стало сильно увеличиваться.

* * *

– Сейчас встретила на светофоре рыжую девушку из вашей труппы. Кажется, она была вся в слезах, – сообщила Женя Лиле тут же с порога.

– Соню? Не обращай на это внимание, – вздохнув, ответила руководитель труппы.

– Просто…

– Мы уже несколько месяцев эти сцены наблюдаем. Надоела уже. Лучше бы во время спектаклей так выкладывалась.

– Может у нее что-то серьезное случилось?

– Да кого там. Она от неразделенной любви страдает, к Петру.

– А Петр это?..

– Видишь того крупного, бородатого на диване? Это Петя. Приятно познакомиться.

– Точно.

– Он новенький, пришел к нам этой зимой. Соня на него сразу глаз положила. Я, конечно, понимаю, что красивый и все такое, но у него девушка вообще-то есть.

– В театре драма не только на сцене?

– Типа того. Хотя в чем-то он сам виноват – имел неосторожность как-то двояко ответить на ее признание. Оставил надежду. Вот сейчас и получает.

– Прискорбно.

– Ладно, не будем сплетничать. Ты проходи, садись на диван. Я принесу чаю.

В самой комнате сидело трое: собственно Петр, кудрявый парень в очках и девушка, кажется назвавшая себя в прошлый раз Кристиной. Молодые люди были явно настроены друг к другу враждебно – обменивались взаимными обвинениями и оскорблениями. Пришедшая уже к кульминации, Женя не поняла суть конфликта, но абсолютно точно догадалась, что он разгорелся после ухода Сони.

– … нахрена ты назвал ее «больной тварью»?

– А какое она право имела рыться в моем телефоне и читать переписку?

– Блин, да ты сам ей его дал.

– С чего ради?

– Таких ублюдков, как ты, вставляет унижение людей.

– Слишком много болтаешь, гад.

– За своим языком следи лучше.

– Эй, прекратили там быстро, – возмутилась Лиля, гневно крикнув прямо из кухни. – Соня сама во всем виновата. Ведет себя как блаженная.

– И ты, Лиля, его защищаешь? Да пошли вы, – психанул кудрявый парень и ушел в коридор.

– Дима, вернись, пожалуйста, – произнесла Кристина и отправилась следом за молодым человеком. Громко хлопнула входная дверь.

– Всем привет, как бы, – иронично поздоровалась Женя, когда в комнате никого не осталось, кроме Петра.

– Привет, – грустно ответил молодой человек, стыдливо отводя глаза в сторону окна. – Прости, что тебе пришлось это наблюдать.

– Ничего страшного. Я же в мастерской театра все-таки – была готова увидеть накал страстей.

– А ты?..

– Женя. Я приходила на прошлой неделе.

– Женя, значит? Кажется, припоминаю.

Женин собеседник словно хотел что-то еще добавить, но перегорел на полуслове и притих. На вид ему было не больше двадцати пяти, но, как оказалось позже, его возраст уже перевалил за тридцать. Это было незаметно, особенно из-за глаз – таких лишних, слишком добрых и наивных. В целом и нельзя было сказать, что он похож на актера. Скорее на лесника с горой мышц и пышной бородой.

«Если сбрить бороду – за ней окажется малышок, – подумала Женя, злорадно смеясь про себя. – Такая детина с телом мужика».

– Ты чья-то подруга, поэтому сюда ходишь? – вдруг снова заговорил Петр.

– По правде сказать, я хотела вступить в вашу труппу.

– Даже так? – Петр выдержал паузу, точно бы надеялся услышать более развернутый ответ от Жени, но так его и не дождался. – А тебе оно точно нужно?

– Почему нет?

– Театр требует много жертв. Для начала – все свободное время. Поймешь это в первое же воскресенье, когда захочешь завершить все домашние дела – прибраться, постирать. Весь день на репетицию убьешь, а вернешься уже никакой.

– Подобным меня не напугаешь.

– А готова ли ты вкладывать свои же деньги: на декорации, костюмы, грим? Иногда за аренду сцены даже платить?

– Что ж, любое увлечение требует вложений.

– Еще здесь публика тяжелая. Среди актеров много эксцентричных и неуравновешенных личностей. Да ты и сама уже в этом убедилась.

– Если в театре так много минусов, то почему ты здесь?

– Я – актер по специальности.

– В студенческом театре?

– Нужно начинать с меньшего. Постепенно делать себе имя.

– Выходит, ты мечтаешь о великой славе?

– Я был бы рад играть даже в местном камерном театре. Что уж говорить про Питер и Москву.

– Может и я начну, а там кто знает – может и до столицы дойдет

Петр с улыбкой принял ответ Жени, хоть он и показался ему слишком несерьезным и наивным.

– Можно я еще кое что спрошу?

– Давай.

– Что у тебя на руке?

Актер удивлённо поднял запястье, словно бы не знал, что у него там находится. Толстый металлический браслет с рунами блеснул на свету и скатился по предплечью.

– Это? Сакральная атрибутика Асатру.

– Асатру?

– Вера в древних богов. Этот браслет, например, дань моему покровителю – Одину. Я не должен его снимать ни при каких обстоятельствах.

– Так ты увлекаешься скандинавской мифологией?

– Асатру – это религия, а не какая-то мифология.

– Ну, мифология – это и есть первозданная религия. Например, древние люди боялись молнии, потому обожествляли ее, приписывая ее появление Тору, Зевсу, Юпитеру и похожим ребятам.

– Может быть ты и права, но Асатру – это древнейшая из индоевропейских религий. Она существовала еще до появления буддизма, ислама и христианства.

– То есть вы отвергаете мировые религии?

– Почему сразу отвергаем? Мы ищем в них истинную основу, которую люди благополучно утратили и исказили.

– Хорошо, а в чем суть этого вашего учения? Чем оно лучше того же христианства.

– По Асатру: люди – это носители божественной сущности, через которую говорят Боги. Наша миссия – научиться слышать их голоса, найти с ними гармонию.

Женя представила, как Петр бегает по лесу с топором и орет сколько есть мощи: «Оди-и-ин». А тот ему отвечает: «Пе-е-етр». Забавно, да.

– Что обсуждаете? – спросила Лиля, вернувшись в комнату с подносом. На нем был чайник и сервиз на пять персон.

«Слава богу, ты вернулась», – подумала Женя, несколько утомившись от компании Петра. Хоть он и был интересным, но все же не лишенным странностей и заморочек.

– Да так, религию.

– Опять втираешь про асатру?

– Между прочим, она первая спросила.

– Кто бы тебе еще поверил?

– Это правда было познавательно, – вступилась Женя, хоть сама так и не считала. – Я не знала о их существовании раньше.

– Ну, ладно, мне на самом деле все равно. Я бы лучше послушала, что ты подготовила.

– В моем выступлении не будет слов. Только танец.

– Любопытно. Может оно и к лучшему. Пока в нашей группе никто хорошо не танцует.

– Мне показать прямо сейчас? Или дождемся остальных?

– Кто хотел – уже давно пришел. Так что начинай.

Не успела Женя встать, как раздался звонок. Гудел он протяжно и настойчиво.

– Простите, мне нужно ответить, – извинилась Лиля, поднося телефон к уху. – Алло (пауза). Данил, я тебя не понимаю (пауза). Успокойся и скажи понятно (пауза). Нет, это не правда!

Эмоции стекали по лицу Лили, словно воск по сгорающей свечке. Тревога сменилась страхом, который вмиг обратился ужасом. Она уже не слышала голос, доносившийся из динамика. Ее сознание всячески отказывалось верить произошедшему.

– Что случилось? – предчувствуя беду, спросил Петр.

– Соня… повесилась.