Паштет из соловьиных язычков
– Ай! – взревел Марк, и тело его выгнулось дугой.
Но цепкие руки ангелов не дали ему вырваться.
– Лежи! – сказал Марку прежний голос. – Еще одна порция. Та была от пневмонии, а эта от кокии. Колется в другую половину жопы. Главное во всей операции – не перепутать половины и порции.
Ангелы дружно заржали, а Марк испытал вторую часть терапии, от которой его опять выгнуло колесом. Ему захотелось вскочить и убить терапевта, но руки врачевателей держали его крепко и потому он просто потерял сознание.
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на нарах. Тело его было укутано шкурами. Принюхавшись, Марк обнаружил, что шкуры продезинфецированы, поскольку воняли карболкой. Перевернувшись набок, он понял, что время суток сейчас ночь и лунный свет, свободно проникая в пещеру, освещает Изю, сидящего на табурете.
Рука ангела упиралась локтем в стол и поддерживала ладонью спящую голову.
– Изя! – тихо позвал Марк.
Израиль Кноппер, встрепенувшись, ответил:
– А?
– На чем это ты сидишь?
– На табурете, – ответил Изя, протирая пальцами глаза. – Я его принес, потому что здесь больше сидеть не на чем. Я твоя сиделка. Или сиделец. Как правильно говорится?
– А зачем?
– Чтоб не умер раньше времени.
– А когда время умирать?
– Не знаю.
Марк, поворочавшись, попытался сесть на нарах, но это у него не получилось, так как зад болел сильно.
– Ом-м! – простонал он, возвращаясь в прежнее положение.
– Ты лежи, лежи, – скороговоркой сказал Изя. – Скоро все пройдет. Ты выздоровеешь и опять все станет нормально. Кстати, кушать хочешь? Я тут принес куриного бульона. Там даже ножка имеется!
Марк, крайне удивившись словам Изи, прислушался к ощущениям.
Есть, конечно, хотелось, но как-то слабо. И хотя куриная ножка рисовалась воображением как крайне заманчивая штука, Марк, вспомнив о своем решении покончить жизнь через голодание, решил проявить твердость характера.
– Я больше ничего не буду есть, – заявил он. – Объявляю голодовку с конечным смертельным исходом!
– Вот спасибо за это! – воскликнул Изя, подвигая к себе высокую глиняную миску, стоявшую на столе.
И не успел Марк опомниться, как Изя ловко выпил из миски бульон, а затем с не меньшей ловкостью обглодал солидную куриную ногу. Сложив тщательно обсосанные косточки в миску, он сытно отрыгнул и заявил:
– Вот спасибо тебе! Давно такой вкуснятины не ел. Куриный бульон полагается только больным. Что ангелам, что очищаемым. А болеют тут крайне редко.
Марк удивленно спросил:
– Но почему? Ведь вырастить курицу гораздо проще, чем соловья! И мяса от нее больше получишь. Почему у вас это такая большая редкость?
– Пути господни неисповедимы, – довольным голосом произнес Изя.
– Судя по тому, как ты принял известие о моей голодовке, тебе плевать, умру я или нет, – констатировал Марк, начиная злиться.
– О нет! – замахал руками Изя. – Не умрешь. Каждый из очищаемых, начиная голодовку, думает, что у него это получится. Все они заблуждаются. А пока они заблуждаются, пропадает пища, доставляемая им. Ладно там свекла какая-нибудь. Но куриный бульон! Никакая ангельская душа не вытерпит, глядя на то, как портится такой деликатес! И я не исключение.
– Погоди! – прервал его Марк. – С чего ты взял, что у меня не получится?
– Из опыта, – махнул рукой Изя, с огорчением заглядывая в пустую миску. – Сначала тебя подвергнут дубинации. И, может даже, неоднократно. Задница заживает быстро. Ну, а если не поможет, вставят в рот кишку и станут заливать туда бульон. А если и это не поможет (бывало, находились такие упорные, которые тут же извергали из себя эту благость), будут вливать в организм витамины. Клизмой. Трехлитровой. Три раза в день. С пробкой, чтобы успевало усвоиться.
– Хватит! – крикнул Марк и схватился зубами за край одной из шкур.
В рот сразу же набилась хорошая порция шерсти, и почувствовался горький вкус карболки. Марк выплюнул шерсть и спросил с упреком:
– А раньше объяснить это нельзя было? До того, как ты сожрал бульон.
– Ах! – всплеснул руками Изя. – Я подумал, что мои объяснения не изменят твоей позиции! Я считал тебя человеком упорным.
– Я, может быть, и упорный, – сказал Марк, – но далеко не дурак.
– Ну, извини, – развел руками Изя. – Не расстраивайся. Пока ты болеешь, куриный бульон положен тебе раз в день. А утром сюда принесут манную кашу, сваренную на молоке. Сладенькую – как в детстве! А в обед – вареную картошку с говяжьей печенью.
Изя восторженно облизнулся и добавил:
– Трехразовое питание! Так что потерпи немножко.
– И где мой обед? – удивился Марк.
– Извини еще раз, – попросил вежливо Изя и скосил глаза.
Они замолчали оба. Марк задумчиво смотрел на Изю, а тот виновато потирал руки.
Наконец Марк спросил:
– Что, несладкая жизнь у ангелов?
– Жаловаться не приходится, – мрачно сказал Изя и отвернул голову. – Да и некому.
– Так кто из нас находится в аду?
Изя, оживившись, фыркнул и ответил:
– У иудеев вообще никакого ада нет. А у христиан и мусульман только суеверия. Еще папа Иоанн Двадцать Второй в четырнадцатом веке издал буллу о том, что ада не существует, потому как в Священном Писании о нем не упоминается. Его, правда, заставили перед смертью покаяться, но в уме никто и никогда этому папе не отказывал. То же самое относится и к раю. Что такое рай? Место, где будет хорошо. Тебе хорошо здесь?
– Нет, – сказал Марк.
– А где тебе хорошо?
Марк задумался, припоминая время, которое он провел, будучи обычным человеком. В любой, даже самой короткой череде событий, которая случалась с ним в земном мире, были радости и горести, но воспринимались они целой картиной, называемой жизнью, и жизнь эта была сладостна и желанна, особенно в сравнении с его нынешним существованием.
– Там, – ответил Марк, глядя мимо Изи на луну, заполнившую своим светом вход в пещеру.
– Вот там и находится рай, – заявил Изя.
– Ад тогда где? – поинтересовался Марк, продолжая глядеть на луну.
– Я же сказал – ада не существует!
Марк молчал. Он чувствовал себя уставшим, как будто разгрузил вагон угля.
– Я, наверное, посплю, – сказал он Изе.
– Да-да, конечно! – воскликнул тот, вскакивая с табурета.
Изя подошел к нарам и заботливо укрыл Марка шкурами.
– Спи и потей, – посоветовал он. – С потом выйдет вся болезнь.
– А ты как? – спросил Марк, отползая к стенке.
– А я на табурете посижу, – бодро ответил Изя.
– Ложись рядом, – сказал Марк. – Говорят – в ногах правды нет. Я уверен, что то же самое относится и к заднице, полирующей табурет. Нары широкие. Как будто на двоих созданы. Ложись.
– Спасибо! – согласился Изя.
Он моментально улегся на нары, не сняв при этом костюм и туфли.
– Ты бы разделся, что ли, – предложил Изе Марк, накрывая его одной из шкур.
– Зачем это? – напряженно поинтересовался Изя.
– Да не бойся! – слабым голосом рассмеялся Марк. – Я не гомик, хоть и голый. А даже если и гомик – сил все равно нет. Спи спокойно, ангельская морда.
– Спасибо, – ответил Изя. – А ты, случайно, не храпишь?
– Нет, – ответил Марк. – Но если и храплю, то негромко. Потому что болею.
– Ну и хорошо, – сказал Изя, подсовывая под голову кулак.
– Спокойной ночи, – тихо сказал Марк. – А ты не заразишься от меня этой… как ее там… пневмококией?
– Нет, я ей уже переболел, – ответил Изя, и так же тихо добавил, – спокойной ночи.
Они заснули, укрытые одной шкурой.
ПОРЦИЯ ШЕСТАЯ
Пока Марк болел, еды хватало обоим. Изя летал и приносил. Правда, он не забывал навещать и ангельскую столовую. Но через неделю это закончилось. Зато наговорились они всласть. И из этих разговоров Марк понял, что ничего хорошего ему не светит. Если, конечно, он не уйдет из жизни сразу.
Одежду, в которой он прибыл на площадку, у него забрали, а взамен оставили выцветшую серую тунику, воняющую дустом, и вьетнамские резиновые шлепанцы.
– Это что такое?! – орал он на Изю, когда обулся во вьетнамки в первый раз для того, чтобы сходить по нужде не босиком, а как культурный человек. – Хоть бы отельные тапки выдали! Я уж не говорю о теннисных туфлях. Это не обувь! Это прокладка для работы с электричеством!
– Да не кричи ты так, – вразумлял его Изя. – Какая тебе разница, в чем справлять нужду? Можно подумать, ты из пещеры выходишь каждый раз в высший свет, где все встречные обсуждают твой гардероб. Здесь кроме меня никого не бывает. Ну, Генрих Новицкий не в счет. А так я всегда готов засвидетельствовать, что ты выглядишь прилично. Особенно по сравнению с теми, кто живет в трещинах.
– Да пошел ты сам в трещину! – кричал Марк.
– Не советую ни тебе, ни мне, – здраво отвечал Изя.
А по вечерам они мирно беседовали, и Марк узнавал много нового о жизни в чистилище.
– Главное что? – спрашивал Изя. – Главное – покориться неизбежному наказанию. Вытерпеть. И все будет хорошо.
– Какому наказанию? – не уставал удивляться Марк. – За что? За то, что сделал мой отец? Вот и разбирайтесь с ним! Да и что он сделал? Обчистил строение, в которое люди сносили все, что у них плохо лежало? И правильно сделал! Если ты относишь что-либо ценное черт знает, или бог знает, куда, значит – оно тебе не нужно! Мой отец взял то, что не нужно было никому. За что его наказывать?
– Ты софистикой не занимайся, – советовал ему Изя. – Тут мораль какая? Не твое – не трогай! Вот что главное.
– Твое-мое… Я здесь при чем?
– При том, что захотел нарушить порядок, установленный Господом.
– Какой порядок?
– Твой отец должен был страдать. А ты – лишь довесок к его мучениям. Вот и страдал периодически.
– Я никогда не страдал, – отвечал Марк. – Только жил всегда, не доживая до сорока лет. И вечно мне голову оттяпывало чем-нибудь. То паровозными колесными парами, то какими-то мечами, рухнувшими со старой стойки на складе… А бывало, что и ядром отшибало.
Он ненадолго задумался и продолжил:
– Два раза. Первый, когда я высунулся из бойницы крепостной стены Монсегюра. Ах, да! Тогда мне оторвало башку камнем, пущенным катапультой. Зато второй раз вышло именно так, как я и говорил. Это было в Индии. Англичане привязали меня к пушке и выстрелили. Поскольку я был раджой, командовавшим повстанцами, меня привязали к пушке головой. А рядовых повстанцев – жопами. Англичане всегда разбирались в рангах.
– Вот видишь, – отвечал ему на это Изя, – нет в тебе смирения. Да пойми ты, бестолковый: раз попал, то попал! И все! Веди себя тихо и тебя простят, может быть.
– Когда?
– Когда-нибудь.
– А я не желаю когда-нибудь! – кричал в запальчивости Марк. – Я желаю сейчас! Да и вообще. За что меня прощать?!
– За все, – отвечал Изя, вздыхая и укутывая Марка шкурами. – Спи и ни о чем не думай.
– Я не согласен! – орал Марк, сбрасывая с себя шкуры.
– Несогласными дороги мостят, – отвечал Изя, терпеливо укутывая разбушевавшегося Марка. – Спи, а то ангелов позову, чтобы тебе повторный укол сделали.
– И ты на это способен? – изумленно спрашивал Марк, видимо, уже считая Изю близким другом, не способным на подлость.
– Ох, как тебя плющит, – говорил Изя, продолжая укрывать его. – Спи, дай Бог вся болезнь улетучится…
И, наконец, это случилось.
Утром Марк перелез через сладко спавшего Изю, умылся холодной водой из ниши, слетал проведать знакомого суслика, (грызун не замедлил послать ему тревожный знак, дескать – жрать нечего), после чего нагло расселся на изиной табуретке и громко крикнул:
– Подъем!
Изя подлетел с нар подобно шарику для пинг-понга. Потирая глаза руками, он встал и посмотрел на Марка.
– Я выздоровел, – заявил Марк. – Дуй за завтраком.
Изя, пожав плечами, ответил:
– И очень жаль.
Он вышел из пещеры и унесся в небо.
Спустя полчаса ангел вернулся с миской, в которой был паштет из соловьиных язычков. Марк молча выпил его, а миску привычно швырнул в пропасть.
– Прощай до вечера, – сказал ему Изя.
– Куда ты? – спросил Марк.
– Раз ты выздоровел, необходимость в присутствии сиделки отпала. Да я и сам еще не завтракал.
Марк ничего не сказал. Он молча проводил улетающего ангела взглядом и приступил к действию.
На самом деле Марк не отступился от прежних планов. Последние дни болезни он потратил на размышления и пришел к выводу, что непростительно бездельничал, находясь в пещере. Дело было в том, что костюм, в котором Марк появился здесь, представлял собой дорогую и качественную вещь, сшитую из натурального хлопка. А раз это было так, в крепости материи сомневаться не приходилось.
Марк корил себя за то, что не использовал брюки костюма для производства из них веревки, способной выдержать вес тела висельника. Теперь костюма не было, зато имелась туника из какого-то странного материала. Сняв ее, Марк подергал ткань. Она немного тянулась, но на вид была достаточно прочной.
Используя зубы и руки, Марк нарвал из туники полосок и за час сплел из них тонкую двухметровую веревку. От туники остался совсем небольшой кусок, годный лишь для набедренной повязки, и Марк решил ее не надевать.
– Какая разница для повешенного – голый он или нет? – спросил он у себя и себе же ответил: – Никакой.
Подергав руками веревку (она тянулась, но не критически), Марк подошел к зубообразному выступу скалы на краешке обрыва, давно выбранному им, и привязал к нему конец веревки. Из второго конца он сделал петлю, надел ее себе на шею и затянул, как следует.
– Эх, жаль мыла нет! – с веселым сожалением произнес он. – Ну, прощай, Изя. С остальными прощаться не хочу, потому что все они сволочи.
С этими словами Марк сиганул с обрыва ногами вниз.
И веревка выдержала!
Более того – она затянулась и так рванула голову, что Марку на секунду показалось, будто шейные позвонки, хрустнув, сломались и сейчас наступит долгожданная смерть! Но не тут-то было.
Подлая веревка, вытянувшись до состояния струны, выстрелила в обратном направлении и Марк с грохотом приземлился на площадку! И здесь сквозь ощущение боли в шее и горле его посетило понимание простого факта, что он продолжает дышать! Ткань веревки была настолько эластична, что не перетягивала шею полностью!
Марк, рассвирепев, вскочил на ноги и что было сил двумя руками дернул веревку от себя. Шее стало немного больнее, но воздух все равно продолжил поступать в легкие.
– Гады! – прохрипел Марк, снова шагая в пропасть.
И так еще десять раз подряд!
Наконец, устав от бесполезности псевдовисельного мероприятия, Марк отвязал веревку, зашел в пещеру и устало рухнул на нары. Веревку он сунул в ворох шкур, а сам, вытянув ноги, уставился на вьетнамские шлепанцы, в которые был обут все это время.
– Надо же, – произнес он вслух. – Ни один не слетел.
В этой позе на закате его и застал Изя.
В руках ангел держал тарелку с десятком яиц и вареную свеклу. Положив еду на стол, он спросил:
– А почему ты голый?
– Я не голый, – хрипло ответил Марк, принимая сидячее положение и указывая пальцем на шлепанцы.
– Хрипишь? – Изя пристально вглядывался в Марка. – Неужели не долечился?
Марк пожал плечами. Но здесь глаза Изи привыкли к полумраку пещеры, и он разглядел на шее у Марка вспухшую от веревки кожу.
– Ах, вот оно что, – покачал он головой. – Тунике, я полагаю, пришел конец?
Марк кивнул утвердительно.
– Что ж ты теперь надевать на себя будешь?
– Вьетнамки, – ответил Марк. – Чудесная цивильная обувь.
– А сам будешь ходить голым, как павиан?
– Павианы тоже создания божии, – злобно ответил Марк.
– Но ты же не павиан. Ты человек!
– Человеки так не живут, – Марк обвел глазами стенки пещеры. – А люди – тем более. Люди живут в домах и квартирах со всеми удобствами, и под дождем не моются.
– Люди живут по-всякому, – не согласился с ним Изя. – Что, даже кусочка от туники не осталось?
Марк молча встал с нар, нашел остаток туники и повязал им бедра.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно заметил Изя. – Если забыть о некоторых принципах, можно превратиться в животное… Кстати, прошу к столу!
И он указал рукой на горку крокодильих яиц и свеклу.
– Да уж, – печально сказал Марк, усаживаясь на нары с зажатой в руке свеклой.
После недели больничного рациона свекла выглядела миниатюрной морской миной, способной взорваться в любую секунду. Сходство это проявлялось в первую очередь шипастым хвостом, которым заканчивался вареный овощ, а также бугристой поверхностью съедобной части.
Марк, посмотрев с отвращением на свой ужин, перевел взгляд на Изю, который уже уселся на табуретку и с удовольствием хрустел первым крокодильчиком.
– Посолить не желаешь? – осведомился Марк, задрав вверх правую руку.
– И так нормально, – ответил Изя, продолжая хрустеть.
– А это кошерная пища?
– Все, что дает здесь Господь верным слугам своим – кошерно.
– Вообще-то яйца даются не ангелам, а нам, грешникам.
– Но ты не ешь такую пищу, а Господь не карает меня за то, что ее ем я. Значит – все в порядке.
Изя было потянулся ко второму яйцу, но вдруг хлопнул себя по лбу, задрал смокинг и вытащил из заднего кармана брюк плоскую бутылку с замысловатой этикеткой, в которой болталась прозрачная жидкость.
– Чуть не забыл! – воскликнул он, ставя ее на стол.
– Что это? – удивленно спросил Марк.
– Водка! – с гордостью ответил Изя.
Марк осторожно взял бутылку в руку и щелкнул по ней ногтем. Бутылка издала глухой звук.
– Ага, как же, – ехидно произнес Изя. – Стеклянную бутылку тебе подавай! Чтоб ты разбил ее себе о голову и осколками перерезал шею. Пластика не хотел?
Марк молча разглядывал этикетку.
– Это на каком языке написано? – осведомился он.
– На иврите, – ответил Изя.
Иврита Марк не знал, потому спросил:
– Пейсаховка?
Изя поперхнулся вторым яйцом, которое уже начал есть.
– Какая пейсаховка?! – вскричал он. – Такого напитка не существует в природе. Его придумал зубоскал Гашек! Это обычная еврейская водка крепостью тридцать градусов.
– А почему не сорок? – удивился Марк.
– Потому что не русская, – возмущенно заявил Изя. – Тебе и тридцати градусов хватит. А если нет – я ее заберу!
– Я тебе заберу! – рыкнул на него Марк, быстро свинчивая пробку.
Свекла уже не казалась ему столь отвратительной, поскольку стала восприниматься как закуска.
– Сколько здесь? – спросил Марк, взвешивая бутылку в руке.
– Триста семьдесят пять граммов, – сообщил Изя.
– Все не как у людей, – заявил Марк. – Нет, чтобы пятьсот налить, а еще лучше – семьсот. И в идеале – литр…
– Цистерну тебе подавай! – с негодованием заметил Изя. – Радуйся и этому! Организму, ослабленному болезнью, много не надо. Поэтому не стоит высасывать все за один присест. И про меня не забудь. Я бы мог и сам выпить, но помнил о тебе.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Марк и сделал небольшой глоток.
Водка вошла в его висельное горло колючкой, но быстро растеклась маленькими потоками по одной ей ведомым дорожкам, и Марк даже не стал закусывать, наслаждаясь сладкой болью давно забытого ощущения. Рука его поставила бутылку на стол, глаза закрылись, а нос перестал дышать.
Изя, с улыбкой наблюдавший за его лицом, сказал:
– Ты закуси. А то быстро опьянеешь.
– Сейчас, – сказал Марк, открывая глаза.
Он опять взял бутылку, сделал второй глоток, передал ее в руки Изи и откусил от свеклы здоровенный кусок сочной мякоти. Ангел также приложился к горлышку, поставил бутылку на стол и закусил все той же свеклой, протянутой ему Марком.
– Только не рассказывай, что водка положена очищаемым, – сказал Марк, щуря блаженно глаза.
– Нет, конечно, – ответил Изя. – На самом деле праздник был вчера. Какой праздник – я не знаю. Нам не сообщают. Но, видимо, большой, потому что архангелы перепились, как пьянчуги в день коронации какого-либо европейского государя, когда народ угощали вином бочками. Наши ангелы вчера тоже хорошо дали. А я был с тобой.
– И потому тебе ничего не досталось, – догадался Марк.
– Вот именно, – кивнул головой Изя. – Но я потребовал причитающуюся мне порцию. А также порцию яиц для тебя. И мне выдали! По всей видимости, у архангела, заведующего продовольственным складом, сильно болела голова, потому что он сунул мне вот эту бутылку и приказал заткнуться.
– Ты, Изя, молодец! – воскликнул Марк, хватая бутылку. – Спасибо тебе.
Ангел, потупив глаза, ответил:
– Не стоит благодарности.
Марк, присасываясь к горлышку, понял, что Изя падок к лести.
Они быстро выпили незначительное количество алкоголя, которое удалось добыть предприимчивому ангелу, доели свеклу и поговорили о жизни. Марк лежал на нарах, а Изя сидел на табурете. Изя рассказывал – Марк слушал.
Оказалось – Изя жил всего один раз. Может, он жил и больше, но совсем этого не помнил. А жизнь его прошла в маленьком хорватском городке, где он торговал мебелью и занимался незаконным ростовщичеством. Смерть Изи наступила еще до прихода фашистов к власти и потому носила чисто криминальный характер. Для сводки новостей, естественно.
На самом же деле все случилось непосредственно перед началом Второй мировой войны, когда в Хорватии сильно активизировались националисты-усташи, во всем поддерживавшие Гитлера и Муссолини. И нежелание Изи отдать кровно заработанные деньги было вызвано именно фактором неприятия нацизма, тень которого медленно, но верно накрывала Европу.
– Да, – говорил он, печально кивая головой. – У каждого еврея есть жилка, которая не позволяет ему легко расставаться с деньгами. Но не надо считать нас дураками. Кочерга ли, паяльник в заднице – плохая вещь. Но еще хуже, когда понимаешь, что этот паяльник все равно окажется в вышеуказанном месте, несмотря на то – отдашь ты деньги или нет. Потому будет гораздо лучше, если эти сволочи не увидят никаких денег. Они получат лишь моральную выгоду от моих страданий, а материальной не насладятся. Неполное удовлетворение – как прерванный оргазм. Хоть в чем-то я оказался сильнее их. А умирать всегда больно. Мне так говорили те, кто испытал смерть не один раз…
Марк, лежа на нарах, во все глаза смотрел на Изю. Он был крайне удивлен. Водка, хоть и в небольшом количестве, сделала свое дело, растекшись по телу слегка хмельной, но теплой и приятной волной. Теперь все вокруг виделось в каких-то других, более глубоких и странных тонах. Хотелось говорить и молчать, думать и не задумываться.
– Извини, – сказал Марк. – Я сначала решил, что ты – натуральный еврей из анекдотов, готовый пожертвовать чем угодно ради денег.
– А сейчас? – с живостью спросил Изя.
– Сейчас я так не считаю, – сказал Марк. – Но я бы на твоем месте сделал по-другому.
– Как? – Изя иронично улыбнулся.
– Я бы порвал зубами веревки! – страстно вскричал Марк. – А если б был закован в железо, искрошил бы зубы об него! Но встал бы вместе со стулом и лбом их! Лбом! А потом ногами! А потом искрошенными зубами! Глядишь – убили бы в бою.
– Нет, – Изя печально качал головой. – Те, кто пришли ко мне – не убивают в бою. Они умеют сделать так, что никуда ты не двинешься. А в бою они не бывают. Им незачем. И если их все-таки заставят – конец очевиден. Хорватский корпус участвовал в боях под Сталинградом на стороне нацистов. Где он? Там же, где и немецкая армия Паулюса.
Они немного помолчали.
– А при чем тут суббота? – вдруг встрепенулся Марк. – Ты мне рассказывал, что не мог ничего сделать из-за того, что евреям в субботу не положено работать.
– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся Изя. – Сейчас поясню. Что-то в горле пересохло. Одну минуту.
Он схватил бутылку и выбежал из пещеры. Через пару минут он уже был опять возле стола. Бутылка было полна воды, набранной в нише. Отхлебнув пару хороших глотков, ангел передал емкость Марку.
– Пей, – сказал он. – Это добавка. Водка, конечно, не спирт и потому не имеет такого ярко выраженного эффекта как догонка, когда от воды опять ударяет в голову. Но все равно немного продлевает ощущение алкоголической удовлетворенности.
– Надо же, – сказал Марк, хорошенько хлебнув из бутылки. – А я-то думаю все время: кто же придумывает такие идиотские выражения? Теперь понятно, что во всем опять виноваты евреи. Только вслушаться: алкоголическая удовлетворенность! Уму непостижимо!
– Это потому, что мы все вещи называем своими именами, – улыбнулся Изя.
– А-а-а, – махнул на него рукой Марк. – Лишь бы курить не просили.
– Не понял! – удивился Изя.
– Анекдот есть такой, – пояснил Марк. – Мамаша высовывается из окна дома и зовет малолетнего сына: «Сынок! Ты где?» Сын отвечает: «Здесь, в кустах. Удовлетворяю соседскую шлюху Эмилию!» Мамаша, перекрестившись, кричит: «Слава богу! Смотри, не кури!»
– Ха-ха! – не совсем весело рассмеялся Изя.
