Ребро медали

Они отобрали у Тягомотина документы и приказали тому через час прибыть с командиром взвода в Управление для того, чтобы поучаствовать в торжественной порке. Примерно в эти же минуты на парковку с противоположной стороны заехал невыспавшийся – а потому злой – Батон. Он, управляя машиной, медленно двигался по площадке, выискивая глазами место поудобней.

Неожиданно перед автомобилем Абакумова выросла фигура человека в милицейской форме с майорскими погонами на плечах. Этот сотрудник резко выбросил вперед руку с открытой ладонью. Батон затормозил. Приглядевшись, он узнал майора Марочкина и злорадно рассмеялся. Документы у Батона были в порядке, спиртных напитков он вчера не употреблял и поэтому чувствовал себя спокойно.

Абакумов достал из кармана телефон, пощелкал кнопками, опустил переднее левое стекло и замер в предвкушении. Марочкин важно подошел к окну, нагнулся, встретился взглядом с бешеными глазами Батона и услышал:

– Наш разговор записывается на диктофон. Представьтесь, пожалуйста, и объясните причину остановки. А также поясните, где ваши оружие, жезл, свисток, нагрудный знак и уставная обувь?

Майор резко выпрямился, четко выполнил строевой прием поворота направо и походкой прогуливающегося по бульвару бездельника стал удаляться от Абакумова. Последний выскочил из машины и заорал:

– Я не понял! Вы куда?!

Марочкин обернулся и с удивлением в голосе ответил:

– Вы мне? Я вообще-то на работу иду. А что случилось?

Батон поняв, что повеселиться не удастся, разочарованно сплюнул и громко сказал:

– На дорогу смотреть надо. Машина не любит, а давит!

Он сел в автомобиль и со злостью дал газу. Марочкин, увидев, что инспектор скрылся в дальнем углу стоянки, тут же прицепился к молодому лейтенанту, только что припарковавшемуся поблизости.

Рейд продолжался недолго, но получился крайне результативным. Выловленными оказались двадцать три инспектора. Нарушения, допущенные ими, были незначительными. Поэтому когда кэпэошникам попался милиционер с колоссальным перегаром, они ощутили себя минимум спасителями человечества!

Злостного нарушителя потянули в Управление для составления всяческих бумаг и последующего оформления за езду в нетрезвом виде. Тащили они его, тащили, но – недотащили. Инспектор этот был сыном владельца крупной сети ювелирных магазинов. Он успел сделать всего один телефонный звонок и группу энтузиастов встретили на КПП как положено.

Перед бухим сотрудником извинились и отправили домой отсыпаться, предоставив ему внеочередной выходной день. А ретивым рейдовикам насовали «по самое не могу», дескать – смотрите, кого вылавливаете… Инспектор сел в свой БМВ Х5 и укатил похмеляться. Клейман ранее как-то спросил у него, что он забыл в милиции? Тот пояснил, будто папа устроил его в ГАИ для того, чтобы он не спился. Оказалось – отец ошибся и для этой цели выбрал неправильную организацию.

После развода капитан Тягомотин направился в Управление для получения выволочки. С ним пошел Кузнецов, так как являлся прямым начальником провинившегося инспектора. Петрович закатывал глаза, вздыхал, и периодически тыкал кулаком под ребра Тягомотину.

При этом он приговаривал:

– Нет мне покоя. Сволочи вы все! Когда все это кончится?

Женя Тягомотин представлял собой детину с метр девяносто ростом и носил шестидесятый размер одежды. Весил он не менее ста тридцати килограммов, но жирным не был. Двигался всегда легко и разговаривал быстро. Лицо имел большое и красное. Два круглых маленьких глаза и небольшой вздернутый нос делали его похожим на поросенка. Мылся он не часто, а расчесывался еще реже. Желтые паклеобразные волосы постоянно торчали во все стороны. За этот внешний вид он был награжден большим количеством прозвищ. Основные из них: Хрюша, Хрюня, Свинья, Свинтус, Свинота, Красномордин, Свин, Скот и так далее. Царь его корректно называл Кабаном.

Как-то раз, при введении одного из оперативных планов, его заставили надеть на голову каску. Дрозд, проезжавший мимо и увидевший эту потрясающую картину, рассказывал потом в курилке, давясь от смеха:

– Представьте себе бетонный забор. У стенки стоит водитель, нарушивший правила дорожного движения. Напротив него – немецкий мотоцикл с коляской, в которой сидит Тягомотин в фашистской каске и целится в водителя из пулемета! Га-га-га! Натуральный пулеметчик Шульц!

Так добавилось еще одно прозвище. Кроме этого, за постоянно красную рожу дразнили его Вождем Краснокожих и Инчучуном. Работал в полку он уже двадцать пять лет. Сроду ничего не писал, а только продавал. Был одним из самых лучших царских кормильцев. В этом году ему исполнилось сорок пять лет, и он решил вопрос с продлением контракта на год за тридцать тысяч рублей. Когда его спрашивали, почему он не уходит на пенсию, Женя отвечал, что на гражданке обязательно сопьется. Это заявление было натуральным бредом, так как водку он жрал даже не из пистолета, а из брандспойта, частенько запивая ее пивом. Его могучий организм прекрасно справлялся с алкоголем и на разводы он приходил, в основном, без перегара…

В Управлении ГИБДД Хрюше был выписан штраф и принято решение поставить его на месяц в наряд обслуживать один из конченых перекрестков в центре города. Кузнецову объявили выговор с мотивировкой: «За слабый контроль в отношении подчиненного личного состава».

Выйдя из здания, Хрюн сказал:

– Зашибись! Нормально отделались.

Петрович взорвался:

– Кто, мля, нормально отделался?! Ты – да. Цапов тебя все равно в центр не отдаст. А мне выговор зачем? Я что, должен со всеми вами жить вместе? Какать и писать вместе? Сопли вам вытирать? А?! Теперь не видать квартальной премии!

– Не беспокойся, – утешил его Свинтус. – Я тебе возмещу кварталку наличкой. А завтра в кадры зайду, дам денег, и выговоряку в следующем месяце снимут.

Кузнецов успокоился и сказал:

– Ладно, езжай работать и номер не забудь прикрутить. Не дай бог, меня из-за тебя еще раз вызовут! На мясокомбинат тебя сдам, скотину, а потом бутербродов наделаю из колбасы и скормлю Царю, людоеду конченому…

* * *

Заступившие в этот же день во вторую смену Клейман с Яреевым страшно удивились, обнаружив себя в роли оформителей ДТП. В курилке они узнали, что это не царская милость, а производственная необходимость. Кривцов с Поваровым чего-то съели вчера (на самом деле – слишком много выпили) и на работу сегодня не вышли. Дрозд по секрету рассказал, что командир полка подписал ему звание майора, причем – на халяву.

Клейман заявил:

– В жизни не поверю! Я скорее соглашусь, что ты ради звания вступил с командованием в интимно-пассивную гомосексуальную связь. Кстати, очень интересная и правдоподобная версия!

Ваня ответил:

– Пошел ты сам туда, куда меня предположил! Говорю – бесплатно. Потом подробней расскажу.

На разводе Хмара в обычном порядке всех попересажал, попереувольнял, отодрал, отдрючил и посокращал. После чего достал очередную газету и прочитал заметку о том, как в каком-то занюханном Дристохрюпинске инспектор ДПС в личное время после работы занимался спортивным бегом(!) и раскрыл наркоманский притон.

Инспектора поощрили премией и пообещали дать квартиру (наверное – в следующей жизни).

Полковник сделал вывод, что такие сотрудники нужны в полиции. А те, кто сидят в зале перед ним – дармоеды и бездельники, и место им, в лучшем случае, на предприятии, которое занимается переработкой ассенизационных отходов. На этой веселой ноте развод закончился, и личный состав в приподнятом настроении отправился исполнять государственную функцию.

Яреев выехал рисовать схемы, а Клейман пошел в старое административное здание, где для оформления ДТП было выделено уже два кабинета. Они находились друг напротив друга. В коридоре стояли стулья и лавки, на которых сидели водители, ожидавшие, пока инспекторы заполнят необходимые документы. В четыре часа дня подъехал Батон, взял ключ от неиспользуемого пока второго кабинета и сказал:

– Мы тут немного «квакнем».

Туда вслед за Абакумовым нырнули Тягомотин и Дрозд. Они закрылись, и по зданию распространился запах вкуснятины.

Сначала все было тихо. Спустя час в коридор стали доноситься взрыкивания, взвизгивания и хохот, сопровождаемый отборными матюгами. Клейман зашел в соседний кабинет и попросил компанию не орать и не материться, потому что в коридоре находились люди, не имевшие никакого отношения к обычной ментовской действительности. Батон пообещал держать ситуацию под контролем, и после этого наступила относительная тишина.

Все шло хорошо, пока не уехал дотошный Абакумов. В девять вечера прибыл Яреев. В коридоре находилось человек двадцать водителей, и выглядели они сильно смущенными. Яреев зашел к Клейману и сказал:

– Все, хватит, а то и к утру не разгребемся. Оставшиеся заявки я передал экипажу соседней роты. У них сегодня тихо и они согласились нам помочь, пока не выйдет третья смена. Кстати, а почему у людей в коридоре такой потерянный вид?

– Сейчас сам узнаешь, – со злостью в голосе ответил Клейман.

В это время в соседнем кабинете было тихо, потому что Пернатый со Свинтусом вышли в туалет. Чрез пять минут дверь напротив хлопнула, ключ в замке повернулся, и в коридор полетели трехэтажные крылатые фразы.

Яреев прислушался и спросил:

– А ты не пробовал их выгнать?

– Пробовал. Закрылись, гады. Пойди, может у тебя получится.

Яреев вышел в коридор и, стараясь не встречаться взглядом с глазами сидевших на стульях людей, постучал в соседнюю дверь. Внутри кабинета пьяный Дрозд орал о том, как он давеча поехал на рыбалку, но по пути встретил русалку. Далее Ваня принялся во всех анатомических подробностях рассказывать, как и куда он поворачивал ее хвост. Яреев не выдержал и врезал в дверь ногой. Оттуда донесся пьяный голос Хрюши:

– Занято!

А голос Дрозда добавил:

– Проходи мимо!

Яреев опять приложился каблуком. Раздался звук отпираемого замка, дверь приоткрылась, и в проеме возник Ваня. Из глубины помещения донесся голос Свинтуса:

– Кто там?

Дрозд обернулся и ответил:

– Еврейская морда.

– Пошли его в тухес.

Ваня повернул голову обратно к Ярееву и сказал:

– Ну неужели для того чтобы тебя послали подальше, надо открывать дверь? Но раз уже открыли, тогда слушай. Женя, давай вместе!

Дрозд открыл пасть, и они со Свинтусом хором проорали:

– Пошел в тухес!

Дверь тут же захлопнулась и закрылась на замок. Народ в коридоре смущенно хихикал. Яреев, не поднимая глаз, вернулся к Клейману и спросил у того:

– Слыхал?

– Меня до тебя уже дважды посылали, – ответил тот, – правда, в разные места.

– Сходил?

– Ты садись писать, а то пора бы и нам уже поужинать.

– Сейчас кто-нибудь позвонит по телефону доверия…

– Ну и черт с ними. Кузнецов еще один выговор получит.

Через двадцать минут после прорвавшейся серии отборной матерщины люди, сидевшие в коридоре, прослушали концерт художественной самодеятельности. Два скотски пьяных голоса провыли сначала «Ой, да не вечер», потом «Ой, мороз, мороз», затем революционную песню «Белая армия, Черный Барон», после чего заткнулись и зазвенели бутылками. Видимо, в горле пересохло.

Спустя десять минут концерт продолжился, но пел почему-то один Свинтус. Еще через пять минут в коридоре раздались нетвердые шаги, и хрюшино рыло всунулось в кабинет, где сидели Клейман с Яреевым. Оно сообщило:

– Там Пернатый уснул. А я поехал домой.

Он швырнул ключ от кабинета на стол и ушел.

– Свинья – она и в Африке свинья, – констатировал Клейман.

У людей в коридоре лица были довольными и веселыми. В соседнем кабинете Яреев обнаружил спавшего сидя Дрозда. Голова его мирно покоилась на стопке армянского лаваша. Сергей закрыл кабинет и вернулся к напарнику.

– Пусть дрыхнет, зараза, – сказал он, – ключ будет у меня.

Они дописали бумаги, отпустили людей и разъехались. Клейман отправился в магазин, а Яреев – сдавать оружие и материалы.

Через сорок минут они встретились в кабинете. Окно было распахнуто настежь, внизу белели сломанными ветками кусты. Ваня был таков. Хорошо, хоть этаж первый. Яреев с Клейманом поужинали с аппетитом, не забыв выпить бутылочку, и, убрав свой и чужой мусор, вышли покурить на улицу.

Перед отъездом Яреев сказал:

– Меня посетила очередная здравая мысль. Представляешь, по всем законам логики оказывается, что мы взяток не берем.

– Почему?

– Потому что водитель, нарушивший правила, несет материальную ответственность. Он платит штраф. Только деньги идут не государству, а в карман инспектору. Водитель все равно наказан. Государственная функция исполнена. А то, что оказалось в кармане инспектора – это деньги, украденные у государства. Получается самая банальная кража.

– Может быть и так, – ответил Клейман, – но если взглянуть на это дело под другим углом, даже кражи не получится. Нам, людям с оружием, защищающим эту долбаную власть, платят какие-то копейки и вытирают о нас ноги каждодневно. Причем все остальные крадут вагонами, зато взяток, типа, не берут и являются нормальными людьми. Поэтому украденные инспекторами деньги – это компенсация за скотские рабочие условия. В легком виде. Жаль только, что она становится с каждым годом все меньше и меньше.

Они пожали друг другу руки и разъехались по домам.

* * *

На следующий день перед разводом к курилке, хромая, подошел Дрозд. Несмотря на то, что перегаром от него разило за версту, лицо Вани было довольным.

Клейман ехидно поинтересовался:

– Что, до сих пор колбасит?

– Нет, это я уже похмелился, – бодро ответил Дрозд.

– А почему хромаешь? При посадке ветку с электрическими проводами перепутал?

– Да кусты какие-то растут, где ни попадя.

Ваня вдруг рассмеялся и принялся рассказывать последние новости:

– С утра Царь позвонил одному из своих блатных экипажей и попросил привезти ему на дачу машину дров. Он же там себе баньку отстроил, да и шашлычок очень уважает. Те купили машину, привезли, а он вышел к ним, согнувшись, и заявил, что у него радикулит разыгрался. Га-га-га!

– И что?

– И ничего! До сих пор вдвоем дрова таскают, га-га-га! Шесть кубов. В форме! Гы-гы-гы! С оружием! Бу-га-га!

– А что, нельзя было пару таджиков нанять? Недорого ведь.

– Таджики – люди, им деньги платить надо, га-га-га! А инспекторы – нет. Инспекторы – царские рабы, гы-гы-гы!

Юрик Баркасов покачал головой. Унылая улыбка висела у него на губах. Он спросил:

– Неужели и в полиции такое будет?

Ваня похлопал его по плечу и ответил:

– А в полиции ты у него в огороде будешь вкалывать, окучивая картошку!

Юрик совсем поник.

Яреев, смеясь, сказал:

– Да не пугай ты бедного Жорика, а то еще застрелится от безысходности.

Подошли командиры взводов – Хайретшин с Кузнецовым. На обоих были надеты какие-то новые кожаные куртки непонятного покроя, но с погонами.

Клейман спросил:

– Это что за новая форма одежды? Раньше всем выдавали, но из кожзаменителя. А здесь, я смотрю – натуральная кожа?

– Это только для руководства, – пояснил Хайретшин.

– У одного из заместителей командира полка кент сам их шьет, вот и предложили руководителям прибарахлиться по сходной цене, – сообщил Дрозд.

– Я даже догадываюсь, из чьей кожи они сшиты, – сказал Яреев.

Клейман потрогал куртку Авиатора и заметил:

– Кожа как кожа. Натуральная. Свиная, наверное.

– Ни черта, – Яреев издевательски подмигнул Кузнецову, – они сшиты из кожи сокращенных инспекторов!

– Га-га-га! – зашелся Ваня.

Кузнецова как ветром сдуло. Хайретшину было все равно.

Он закурил и ответил:

– Представь себе – да. Надо было еще твой язык пустить на воротники.

– На воротники вам подойдет совсем другая штука.

– Га-га-га! – не мог успокоиться Дрозд.

– Кстати, – вмешался Клейман, – а хоть одного братского армянина сократили?

– Нет, – сказал, отсмеявшись, Ваня, – а за что их сокращать? Они отклюживают. Зато сократили единственного грека. Потому что он жадный до безобразия.

Хайретшин, глядя на Яреева, сказал:

– Вот видишь, куртки пошиты, в-основном, из славянской кожи. Можете считать это башкирским игом. Хотя, если разобраться, вы с Клейманом хитрозадые семиты и никакого отношения к «славяням» не имеете.

– Жаль, к «башкирям» тоже, – Яреев ехидно улыбался.

– Га-га-га! – снова зашелся Пернатый.

Темирзянович схватил его за рукав и куда-то уволок. Остальные пошли на развод.

На дверях у входа в зал висел большой плакат с информацией. В нем были указаны адреса и телефоны отделов в различных городах края, где имелись вакантные должности. Сверху красовался заголовок: «Для сотрудников, находящихся за штатом». Чьей-то недоброй рукой после слова «штатом» было красной пастой дописано «Юта». Но тех, у кого это художество вызывало улыбку, можно было пересчитать по пальцам. Если географию не знали военные офицеры, что можно было сказать о рядовых милиционерах?

Пока шел развод, в бухгалтерию нагрянул ревизор из главка. Он с обалделым видом перебирал в руках пачку рапортов и ничего не понимал в написанном.

Раз в год каждому инспектору была положена материальная помощь в размере одного – двух окладов, которые составляли в среднем четыре тысячи рублей. Инспектор писал рапорт, состоявший из одного предложения: «Прошу Вас предоставить мне материальную помощь в связи с тяжелым финансовым положением в семье. Подпись». Ревизор не мог уяснить смысл рапортов из-за того, что написаны они были отвратительно-безграмотно. В одном из них ему удалось насчитать двадцать три ошибки. Это в девяти десятках знаков!

Он спросил:

– Что это такое?

Главбух молча развела руками.

– Они же по образцу пишут!

– Вот такой у нас в стране уровень грамотности,– пояснила главбух.

– Но практически у каждого инспектора имеется высшее образование.

– Вот такое у нас в стране сейчас высшее образование.

– Как же они протоколы пишут, ведь это же официальные юридические документы! – с отчаяньем в голосе воскликнул ревизор.

– Вот так они протоколы и пишут, – главбух опять развела руками.

– Так напечатайте образец, скопируйте и оставьте только место для подписи и фамилии. Ведь стыдно же!

Бухгалтер закивала головой:

– Теперь так и будем делать. Хотя я вовсе не уверена, что они и в подписи не накосячат…

Вечером состоялось заседание кафедры. Подъехал и Батон. Он привез из дома вареной картошки, зеленого лука и килограмм кильки пряного посола. Вся эта закусь так чудесно пошла под водку, что разговор тут же зашел о политике.

Абакумов рассказывал о предыдущих выборах:

– Зашел я в избирательный участок, показал паспорт. Открыли они здоровенную тетрадь и ткнули пальцем в уже написанную фамилию. Взгляд мой нечаянно поднялся чуть выше по строчкам, и я обалдел. Там в графах находились все жильцы моей квартиры: мать, бабушка и отец. Мало того – они на тот момент уже проголосовали и даже подписи поставили!

– Ну и что? – спросил Поваров.

– Да то, что мать у меня умерла за год до этого, бабушка за три, а отец – за пять лет!

– И ты поднял крик?

– Нет. Я молча расписался, взял бюллетень, почеркал его весь и бросил в урну. К чему кого-то выбирать, если покойники уже обеспечили победу кому надо?

– А я вообще на выборы не хожу, – сказал Кривцов, – за кого голосовать? Если даже у коммунистов дачи на Кипре, что можно о других сказать?

– Кстати, о Кипре, – Яреев, брезгливо морщась, потрошил кильку, – там сейчас тепло. А в Египте – еще теплее. Царь взял отпуск на десять дней и умотал туда загорать. Там и в ноябре хорошо.

– Вот, блин, – возмутился Поваров, – мы тут корячимся, а он за наши деньги в теплые края летает!

Яреев с хитрым видом произнес:

– Ш-ш-ш. Он туда поехал с познавательной целью – набираться величия у фараона Рамзеса Второго!

Компания дружно заржала. Было решено добавить Цапову новое прозвище – фараон Рамзес Великий. Тут же появился термин – «рамзесить», то есть выпендриваться с важным видом.

– А акулы там водятся? – поинтересовался Клейман.

– А как же, навалом, в Красном море, – ответил Яреев.

Клейман, разливая водку, сообщил:

– Знал бы я заранее, можно было б в складчину акваланг купить и подарить. Гадом буду, не поскупился бы! Пусть бы почаще плавал!

Сквозь раздавшийся взрыв смеха послышались выкрики:

– Да я б тоже скинулся!

– Ерунда, не все еще потеряно, там прокат есть!

– Фиг вы угадали, он сам кого хочешь сожрет!

– Бесполезно, он нырнуть не сможет, потому что дерьмо не тонет!

Ужин весело продолжался, и неизвестно, где было теплее в эту ночь – на пляжах Египта или маленькой комнате для оформления ДТП…

5

Через две недели появился Царь. Был он загорелым и довольным. Личный состав всей роты с улыбкой смотрел на него и втихомолку потешался. Кто-то даже пустил слух, будто в Египте он заразился сифилисом и вскоре почему-то превратится в мумию.

Яреев по этому поводу высказался так:

– Идиотское предположение. Хотя, если честно, лучше бы он заболел проказой. Здороваться б тогда с ним никто не стал. Сплошная экономия.

– Он бы тогда стал требовать, чтобы деньги клали на погоны, – заявил Клейман. – Оттуда их можно языком слизывать.

В курилке Юрик Баркасов поинтересовался:

– И что теперь будет?

Яреев ответил:

– Не бойся, Жорик! Все будет как обычно. Ты продолжишь слушать свою любимую музыку о том, как подлые прокуроры несправедливо засадили в Магадан бедного пацаненка всего лишь за то, что он зверски изнасиловал собственную бабушку и убил десять ментов при задержании. А Рамзес устроит смотр техники и станет душить тебя до тех пор, пока ты ему не отслюнявишь денег. Ведь он поиздержался во время отдыха. Там же надо платить. Это здесь все бесплатно. Вплоть до сосисок в ларьке у бабы Зины. Послал инспектора – и сыт на халяву. Не поможет смотр – будут устроены занятия с подведением итогов. И окажется, что ты, Юрик, самый плохой инспектор в роте. Если тебя выгнать, все человечество вздохнет с облегчением и пустится в пляс от радости, потому что заживет свободно и весело. Но если ты дашь Царю соответствующую сумму, всего этого можно будет избежать. Человечество вздохнет с облегчением, так как не надо будет плясать, а ты станешь дальше слушать шансон, бухая под подушкой, и славя Царя нашего, батюшку Рамзеса Величайшего!

Юрик обиделся и сказал:

– Что вы меня шансоном попрекаете? Это настоящая жизненная музыка!

Яреев, у которого в этот день настроение было – хуже некуда, ответил:

– Насчет музыки мы тебя понимаем и сочувствуем. Каждому – свое. У людей разная нервная организация. Кто-то воспринимает музыку как ненапряжный фон, который не должен мешать разговору о повадках только что купленного хомячка. А кто-то ей живет. Это не значит, что человек, полюбивший песню о каких-то шлюхах, напоивших развратника клофелином, является существом низшего порядка. Хотя навевает некоторые мысли по поводу глубины его интеллекта. Екатерина Вторая вообще не понимала никакой музыки, но была одной из самых умных женщин на планете в то время. Тогда, кстати, также существовал своеобразный шансон, но он серьезно отличался от нынешнего. Интересно, не слушаешь ли ты по ночам «Коробейников»? Ну и зря. А Луку Мудищева в школе не проходил случайно? Кто это такой? Поэтический литературный персонаж, которого сильно не хватает Царю для интимной близости. Не суть важно… Главное – расслабься и приготовь деньги. Все будет хорошо. И в полиции ты станешь работать. Только о деньгах, опять-таки, не забудь!

– А где их брать? – Баркасов, ничего не понявший из предыдущей речи, тупо смотрел на Яреева.

– Из своей нищенской зарплаты отслюнявь, – предложил Клейман.

Откуда-то вынырнул Дрозд. Он рассказал новости, и всем стала понятна причина царского довольства. В канцелярию полка пришла анонимка. Самое интересное – не на него, а на Хайретшина. Первый раз в истории роты коррупционером оказался не Царь.

– И что там написано? – поинтересовался Клейман.

– Что Авиатор с каждого инспектора собирает еженедельно по тысяче рублей. Грубит, хамит, ругается матом, оскорбляя человеческое достоинство подчиненных, и не проводит занятий по профессиональной подготовке.

– Это какой же идиот написал?! – Кривцов раздраженно сплюнул под ноги. – Теперь нас достанут этими занятиями!

Вечером на заседании кафедры Яреев рассказывал: