Белые гондолы. Дары Отступника
– Куда мы летим?
Действительно, куда? За нами гонятся один или двое решительно настроенных мужчин с оружием. Они явно собираются нас догнать и отобрать то, что когда-то им принадлежало. Эх, жалко, Маркони с нами нет! Он бы быстро придумал, что делать.
Впереди нас светятся окна многоэтажных домов. Лиана молча направляет гондолу прямо на них. "Хочет попробовать потеряться на фоне темных домов", -догадываюсь я. Но по отражению в тех окнах, где потушен свет и хозяева давно спят, я понимаю, что это вряд ли возможно. Большая белая лодка одинаково хорошо видна и на фоне ярких прямоугольничков окон, и на фоне темных стен. Мы проносимся мимо пожилого мужчины, вышедшего на балкон покурить. "Представляю, что он сейчас чувствует, глядя на нас", – думаю я. Еще несколько фигур на балконах остаются позади нас, прежде чем Лиана делает поворот, огибая дом. Вдруг она кричит нам со студентом:
– Хватайтесь за скамьи!
Она останавливает гондолу так резко, что мы валимся на пол, а обшивка лодки трещит, как будто ее сдавили в тисках. Лиана прижала гондолу к стене сразу за углом дома. Темный катер вылетает за нами, и на полной скорости проносится мимо. Я слышу слова Лианы:
– Ну, давайте, давайте, улетайте, ну!
Но нет. Катер, пролетев всю длину дома, круто разворачивается и спешит обратно. Лиана, снова заставив нас повалиться на пол, мгновенно набирает скорость и несется прямо на него. Через несколько секунд я вижу черное днище, скользнувшее прямо над нашими головами. Пока катер снова разворачивается короткой петлей, Лиана выигрывает немного времени, на огромной скорости огибая следующий дом. Лиана кричит мне:
– Давид, посмотри, что это такое?
Я оглядываюсь по сторонам: светлое небо, темные дома. Ничего необычного, кроме нашей потрепанной гондолы, летящей по воздуху, и черного катера у нас на хвосте. Я кричу ей:
– Где?
– У меня в руках! Она светится!
Я перевожу взгляд, и вижу, что на "браслете" в руке Лианы появилась светящаяся ярко-красная полоска. Полоска опоясывает весь браслет. Она загорается и потухает с частотой нормального человеческого пульса, примерно раз в секунду-полторы. Я пододвигаюсь ближе к девушке:
– Не представляю, что это значит! Может, он перегрелся?
– Нет, он теплый, но не раскаленный же!
Дома заканчиваются, песчаные холмы сменяют городской ландшафт. Электропроводов больше нет, и Лиана немного снижает высоту. Мы летим совершенно бесшумно, если не считать свиста рассекаемого ночного воздуха. Катер сзади нас не отстает, он даже, как будто, стал немного ближе. Впереди показываются невысокие горы. Я вглядываюсь в пейзаж и узнаю эти места: совсем недавно я же проезжал здесь! В одну сторону на автобусе, а обратно – на попутке. Еще несколько километров, и скоро под нами возникнет ущелье, в котором меня так тепло принимал знаменитый фотограф. В доме над пропастью. Я снова слышу крик Лианы:
– Давид! Смотри, эта штука стала мигать чаще!
Я гляжу на "браслет" в ее руке и вижу, что мигание становится уже таким быстрым, как дыхание у запыхавшегося бегуна. Еще через полминуты гондолу заметно встряхивает, и она теряет высоту сразу метров на десять.
Глава 29. В ущелье
Я понимаю, что с древним прибором происходит что-то неладное. Мысли в моей голове несутся, обгоняя нашу гондолу, но все они такие неразборчивые, что их тут же сдувает встречным ветром. Мы пересекаем пустое шоссе, освещенное редкими фонарями. И тут одна мысль зацепляется за меня, отчаянно сопротивляясь ветру. Я кричу Лиане:
– Лиана, держи правее! Сейчас начнется ущелье!
Лиана послушно поворачивает. Катер, который летит еще ближе, всего в метрах в ста пятидесяти – двухстах, синхронно поворачивает за нами. Лиана, наклонившись, спрашивает:
– У тебя есть какой-то план, что делать?
– Попробуем в ущелье уйти. Там темно, наверное!
– Слушай, я чувствую, что гондола скоро выдохнется! Что тогда делать-то будем?
Я не знаю, что ей ответить. В такой ситуации, как наша, иметь план – это слишком роскошно. Гондола сворачивает с покрытого песком плоскогорья и ныряет между расступившихся скал. Студент рядом со мной вскрикивает от неожиданности, увидев, что мы опять оказались летящими внутри каменного мешка:
– Что это за место?
– Черная река!
– Где река?
– Посмотри вниз!
Студент пытается заглянуть на дно ущелья через борт гондолы, но тут же с выражением ужаса валится обратно на пол. Меня самого от головокружения и тошноты сдерживает исключительно присутствие девушки. Одним словом, рядом с Лианой мне стыдно бояться высоты и скорости.
И тут я ухитряюсь придумать небольшой планчик, коротенький, как мысли в голове деревянного Буратино:
– Лиана, есть план!
– Гляди, Давид, "браслет" мигать перестал!
Я смотрю на нее, и вижу, что полоска на приборе больше не пульсирует, а горит ровным красным огнем. По моей спине ползут мурашки. "Интересно, почему все, что связано с этой историей, кажется мне зловещим?" – думаю я.
– Лиана, сейчас дом с большим таким балконом пролетать будем!
– Откуда здесь дом, ты что?
– Неважно, скоро слева будет дом!
– Ты тут что, был раньше?
– Да, да! У дома сбавь скорость, подпусти их поближе! Чтоб они подумали, что мы туда садимся!
– Ладно! А дальше?
– Подлетим совсем близко, сделаем кружок. А потом на всей скорости в ущелье!
– Отлично! А что потом?
– Там очень скоро будет слева красная такая скала. Ты за нее заверни и сразу на дно ущелья садись. Точно нас не заметят, высота большая! Они пролетят, а мы обратно прямо у самого дна, или вообще по речке!
– Там что, река?
– Да, да! Небольшая, но темная такая!
Впереди, на темных скалах показывается огонек. Машинально я говорю сам себе:
– Ого, Юнус не спит.
Студент, не разобрав, переспрашивает:
– Что-что?
– Посмотри вперед!
Лиана снижает скорость. Через несколько секунд мы уже зависаем над тем самым балконом, который, как боится фотограф, скоро рискует съехать в пропасть. За высокими окнами, или скорее, стеклянными дверьми, горит свет. Я оборачиваюсь назад: катер замирает в нерешительности метрах в ста за нами. Я говорю Лиане:
– Теперь вверх! Во двор!
Лиана поднимает гондолу выше ущелья. Я вижу, что ей это уже не так легко дается. Она прилагает все свои силы, чтобы приподнимать "браслет" вверх. Увидев большой сарай, Лиана стрелой устремляется к нему. С полминуты мы прижимаемся к гофрированной металлической стене сарая. "И зачем Юнусу такой огромный сарай?", – думаю я. Катера нигде не видно. Я шепчу Лиане:
– Я посмотрю!
Я спрыгиваю с гондолы, чуть не подвернув ногу на каких-то кирпичах. Пробежав вдоль стены, я осторожно выглядываю за угол. Катера не видно. Я разглядываю двор, хорошо освещенный лунным светом. Песок, дорожки, пальмы кажутся черно-белыми. Вдруг, прямо над сараем бесшумно проскальзывает черное дно катера. Высоко над двором он медленно-медленно, как будто в раздумье, делает круг, наверное. уже не первый. Когда я понимаю, что катер "отвернулся" от сарая, я, прихрамывая, бегу обратно, с трудом карабкаюсь на высокий борт, и шепчу:
– Лиана, скорее вниз!
Гондола рвет с места, снова повалив нас со студентом на пол. Еще мгновение, и мы, как огромный белый орел, прижавший крылья, падаем на самое дно ущелья. У самой воды, черной, как смола, Лиана изменяет направление движения и устремляется вперед, к скалистому выступу, который днем имеет красноватый оттенок, а сейчас выглядит каким-то грязно-сиреневым. Катера нигде не видно. Скала, которая должна надежно скрыть нашу лодку в своей тени, уже прямо перед нами. Но вдруг Лиана вскрикивает, а гондола дном врезается в камни у самой воды. От удара Лиану бросает на меня, и мы уже вдвоем валимся на семинариста.
Когда я поднимаю глаза, Лиана уже стоит на ногах:
– Ну вот и приехали, то есть прилетели…
– Все, энергия кончилась?
– Не знаю, наверное…
Я встаю рядом с ней:
– Давай, еще попробуем! До скалы метров двадцать осталось!
Лиана поднимает "браслет", сжимает его… светящаяся полоска снова начинает быстро пульсировать. Видимо, за эту минуту бездействия прибор собрал остатки энергии. У Лианы так и не удается поднять гондолу, и она направляет ее прямо в реку. Царапая дно камнями, лодка съезжает в воду. Быстрое течение помогает нашей обессилевшей изломанной посудине, и через несколько секунд мы уже у красной скалы. Тут Лиана делает резкое движение рукой, и гондола, как будто вложив в этот рывок весь остаток жизни, влетает в глубокую тень под скалой, подняв настоящий фонтан из камней. Я едва успеваю схватить куртку студента, которого от такого сильного рывка уже почти перебросило через борт.
Мы сидим в темноте на потрепанном диванчике. Вся гондола, вернее, то, что от нее осталось, засыпана мелкими камнями. Лиана трясет "браслет", он не подает признаков жизни. Вдруг семинарист шепотом говорит нам:
– Тихо! Смотрите!
На едва освещенном лунным светом берегу речки я вижу темную продолговатую тень. Она движется медленно, потом быстрее. Через мгновение черный катер, хорошо различимый на фоне светлого неба, проносится мимо нашей скалы вдоль по ущелью. Лиана устало говорит мне:
– Что-то мне подсказывает, что он вернется и нас тут обнаружит… Что делать будем?
Я спрашиваю:
– А прибор? Все?
– На этот раз точно все… Откуда ты про скалу знаешь, Давид?
– Я совсем недавно на том балконе, который мы пролетали, кофе пил. Оттуда днем ее видно. Тут еще есть бездонная трещина…
Студент оживляется:
– Бездонная? А где? Далеко?
– Юнус говорил, что сразу за красной скалой…
Тут Александр неожиданно бросается на пол и вытягивает из-под дальнего диванчика сумку архитектора. Во время этого фантастического ночного полета я совсем забыл о втором артефакте, и даже выпустил его из рук. Студент говорит Лиане:
– Дай, пожалуйста, "браслет".
Лиана без слов отдает ему мертвый прибор. Я удивленно гляжу на студента. В нем чувствуется какой-то прилив сил, он явно что-то задумал. Он быстро кладет "браслет" в сумку и застегивает молнию. Потом, перебросив ноги через борт, спрыгивает на камни. Лиана быстро спрашивает меня:
– Куда это он собрался?
Студент уже бежит, спотыкаясь на камнях. Потом падает, встает и зажигает фонарик. Лиана говорит мне:
– Он совсем с ума сошел, они же нас сразу заметят!
Потом кричит Александру, который уже отбежал довольно далеко:
– Эй, выключи фонарь!
Студент останавливается, оборачивается к нам…
И тут лучик его слабого фонарика пропадает в свете мощного луча, направленного с черного катера, зависшего над ним.
Глава 30. Спасение
На минуту мы цепенеем. Потом я шепчу Лиане:
– Беги скорей назад, к дому с балконом. Спрячься в скалах…
Но Лиана не дает мне договорить. Она спрыгивает с лодки. Я прыгаю за ней. Одновременно мы подбегаем к студенту. Картина, которая предстает нашим глазам, заставляет волосы на моей голове подняться дыбом. Студент лежит на животе на краю широкого провала. Наверное, зимой, когда речка становится более полноводной, эта пропасть превращается в глубочайший водопад. А сейчас только тоненький ручеек добирается от реки до его краев и падает вниз водной пылью, искрящейся в свете фонаря. В заметно дрожащей руке у студента сумка Маркони, она слегка качается над бездной. Катер опускается совсем низко, я уже могу разглядеть наших преследователей, перегнувшихся через борта. Один из них – тот самый парень, выпотрошивший мои шкафы, а второй – высокий мужчина, который стрелял в нас в пещере. Мужчина держит фонарь и кричит студенту:
– Эй, ты, Мцыри, ты что задумал? Не сходи с ума! Ты хоть представляешь…
Но договорить он не успевает. Студент выпускает сумку из рук, она камнем летит вниз. Лиана вскрикивает… но сумка, пролетев всего метров десять, зацепляется за острый камень краешком ремня. Студент, увидев это, бессильно ударяет кулаком по земле:
– Да что ж такое! Даже на это толку нет…
Внезапно катер приходит в движение. Он пикирует с высоты, чуть не выронив мужчину с фонарем, который цепляется за борт с криком:
– Нет! Стой, разобьемся!
Но уже поздно. Катер уже ныряет в расщелину, чудом не зацепив по пути Александра. Желание спасти артефакты пересиливает остатки здравого смысла у его пилота…
Луч фонаря сразу становится короче, и нам сверху видна только одна, освещенная стена расщелины. Катер уже глубоко под нами. Мы слышим, как ломаются пластиковые борта об острые камни. Мужчина кричит:
– Да что ты делаешь!!!
Студент направляет вниз луч фонаря. Мы видим, что катер, зацепившись острым носом с одной стороны и винтом двигателя с другой, вот-вот рухнет вниз. Мужчина стоит на узком уступе и с отчаянием тянется к своему напарнику, который тоже пытается дотянуться до чего-то нам невидимого на полу катера.
Лиана шепчет:
– Господи! Это его сын, он сейчас сорвется!
Она кричит что есть силы:
– У-хо-ди с катера!!!
Молодой парень поднимает голову на крик. Видимо, решившись, он делает шаг с борта на скалу… и в этот момент катер срывается в пропасть. Мы видим все уменьшающееся, дергающееся, будто живое, пятно фонаря, который перекатывается по дну катера, когда тот в своем падении задевает то за один уступ, то за другой. Наконец, видимо, натолкнувшись на большой выпирающий из стены камень, катер переворачивается и летит уже двигателем вниз. Он совсем пропадает из вида, но до нас еще доносятся удары о камни и хруст пластика. Наш слух ждет последнего удара катера о дно расщелины, но его все нет и нет. Просто становится совсем тихо. И жутко. Особенно тем, кто едва держится на выступе скалы в расщелине…
Отец и сын стоят, сцепившись друг с другом руками по обе стороны от похожего на небольшой плоский стол каменного уступа. На противоположной стороне расщелины, где зацепилась сумка архитектора, пусто. Видимо, катер увлек сумку за собой в бездонную пропасть. Отец поднимает голову и кричит нам:
– У вас есть на гондоле веревка?
Лиана отвечает им:
– Да, да, должна быть спасательная. Сейчас!
Она уходит к лодке.
Я оборачиваюсь к ней и вижу, что из-за красной скалы выходит какой-то человек с фонарем. Он останавливается у полуразрушенной гондолы, прислонившейся к стене ущелья. Переводит на нее луч фонаря… Я бросаю студенту:
– Я быстро!
И бегу к Лиане, слегка припадая на левую ногу. На мгновение луч фонаря ослепляет меня, потом снова переходит к гондоле. Я подхожу к лодке, протягиваю руку Лиане, которая с мотком толстой веревки стоит на корме. Она спрыгивает вниз, ко мне. Человек с фонарем подходит ближе и говорит со знакомым мне акцентом:
– Надеюсь, жертв нет?
– Боже мой, Юнус, вы?
– Тут на много километров только один Юнус и есть. Нет, вру. Второй "Юнус" вот течет, извивается.
– Да-да, помню, "поток" с древнегреческого.
– Древнееврейского. Неважно. Что это все значит?
– Юнус, потом объясню. У нас в расщелине двое, их доставать надо!
– Как в расщелине???
Юнус бежит вперед. Остановившись у края пропасти, он светит сначала на студента, а потом вниз:
– Глазам своим не верю! Это что, отец и сын Фридманы? Я, конечно, буду рад вас принять у себя, но вы выбрали очень экстравагантный повод, чтобы напроситься в гости! Что вы там делаете, а?
Старший из семьи Фридманов гулко отвечает из глубины:
– Пытаемся не упасть в эту проклятую яму! И нашли же ведь вы такую дыру!
Юнус оглядывается на Лиану:
– Ну нет, это вы ее нашли! А вот у девушки для вас есть веревка!
Лиана отвечает, улыбаясь:
– У меня на гондоле даже спасательный круг есть, если они тонуть надумают!
Из расщелины доносится:
– Смейтесь, смейтесь! Имеете право. Белые начинают и выигрывают.
И другой голос:
– Скорее, черные начинают и проигрывают…
– Еще бы черные не проиграли, когда ты окончательно сошел с ума, сунувшись на катере в эту гиблую трещину!
Я наклоняюсь к Лиане:
– Это что, тот самый Фридман? Шахматист?
Она кивает.
Теперь я понимаю, почему лицо его сына казалось мне знакомым. Шахматист Фридман – личность довольно известная в нашем городе.
Юнус тем временем обвязывает себя вокруг талии и говорит студенту, который встал, отряхиваясь:
– Молодой человек, идите-ка сюда.
Потом мне:
– И ты, песчаный папарацци, тоже.
С этими словами он бросает веревку, которая оказалась достаточно длинной, вниз:
– Эй, если вас по одному поднимать, второй удержится? Хвататься есть за что?
Младший из Фридманов отвечает:
– Тащите сначала отца, я продержусь!
Его отец кричит:
– А двоих сразу получится? Я и так сегодня потерял все, не хочу потерять еще и сына, пусть даже такого бестолкового!
Юнус говорит Лиане:
– Дорогая, будь добра, принеси-ка из лодки подушку с диванчика. Ту, что побольше!
Лиана кивает и, не говоря не слова, убегает к гондоле. Через полминуты возвращается с подушкой, покрытой вишневой искусственной кожей. Юнус кричит вниз:
– Эй, обвяжитесь, если сможете! Или руки обмотайте покрепче хотя бы!
Потом говорит Лиане:
– А ты, дорогая, ложись-ка поближе к краю и держи подушку под веревкой. И чтоб не соскользнула, а то камни тут острые. Она хоть и прочная с виду, но нам жертвы не нужны…
Лиана подкладывает скользкую подушечку под веревку, мы со студентом хватаемся за веревку один за другим. Через минуту пыхтения и шуршания камней под нашими ногами отец с сыном стоят рядом с нами, растирая руки.
Неожиданно старший из Фридманов падает на колени и со стоном начинает колотить кулаками по камням:
– Месяц! Всего только месяц оставался! Что же вы наделали!
Сын наклоняется к нему и тихо говорит:
– Ладно, отец, что-нибудь придумаем… У меня есть друзья скалолазы, спустимся вниз…
Юнус смеется:
– А вот это вряд ли! Были тут ребята и отчаяннее вас, но дна они так и не нашли! Лучше молитесь, что Господь вам не дал проверить глубину этой дыры. До сих пор бы вниз летели…
При этих его словах мужчина встает и достает из кармана пистолет.
Глава 31. "Отступник"
Я делаю шаг вперед, пытаясь загородить Лиану:
– Эй, да хватит вам! Бросьте, наконец, эти шутки!
Он тихо отвечает:
– Да уж, шутки кончились… Дошутились.
И швыряет пистолет в расщелину. Потом поворачивается к студенту:
– И что же вас заставило сделать такую глупость? А? Вы же все мое будущее туда выбросили! Безумец!
Тот отводит взгляд.
Старший Фридман подходит к нему вплотную:
– Что это было, в пещере? Полицейский катер, сирена… Вы смогли разбудить цилиндр? Как вы это сделали за один день? Мы месяцы с ним мучились, но все бесполезно! Это же что-то поразительное, настолько реальная голограмма! А вы уничтожили такую вещь! Уничтожили! Не могу понять…
Юнус, который уже слишком долго молчит для своего неугомонного темперамента, говорит:
– Слушайте, какое странное и даже немного приятное чувство для человека моих лет, когда вообще ничего не понимаешь! Ну все, пошли, пошли.
Он суетится, подталкивая нас одного за другим.
– Я думал, что я такой оригинальный, что я один в своем роде чудак-отшельник… с вертолетом. Гордился даже. Но после того, как у меня над балконом зависла эта ваша гондола! Мне теперь даже стыдно предлагать вам прокатиться в вертолете! Это ведь слишком прозаично для вас, правда?
Я отвечаю:
– Ничего, Юнус, мы это переживем.
Не зная, чего ожидать от двух только что спасенных мужчин, я стараюсь немного задержать Лиану. Мы идем с ней по дну ущелья позади всех. Вот мы минуем нашу изломанную гондолу. Лиана подбегает к ней, кладет ладонь на еще так недавно белоснежный борт и всхлипывает:
– Милая ты моя гондолочка!
Лодка, исцарапанная, со сломанным носом и кормой, как будто большой белый израненный зверь, грустно молчит в густой тени. Я подхожу к ней, и мне кажется, что, оставшись тут, гондола будет вспоминать нас и снова переживать наши приключения. Я беру Лиану за руку, и бросив на светлый силуэт последний взгляд, мы догоняем остальных.
Метрах в ста впереди нас ущелье расширяется. Наверное, это единственное место, где Юнус смог опустить свой вертолет, не рискуя задеть винтом о стены. Я усмехаюсь про себя, думая о том, что действительно, после полета на лодке, чудесное спасение на вертолете уже не вызывает совсем никаких эмоций.
Юнус кричит и машет нам. Мы подходим ближе. Вертолет у Юнуса маленький, округлый, весь в пятнах незакрашенной грунтовки. Юнус придерживает дверь:
– Добро пожаловать, дамы вперед! Четыре места, всех не посажу, так что кто-то оставайтесь ждать второго захода. Извините, не докрасил, не знал, что так быстро придется им воспользоваться. Только два месяца назад купил его, списанный, у пограничников.
Я говорю ему:
– Я подожду!
К моей радости, Лиана, которая уже усаживается на сиденье, спрыгивает на землю:
– Я тоже.
Юнус подталкивает Фридманов, потом открывает переднюю дверь семинаристу:
– Давай, давай, пошустрее! Ремень пристегивай, ага, вот так.
Потом машет нам:
– Молодежь, отойдите-ка подальше. Я мигом!
Мы с Лианой отбегаем метров на двадцать. Лопасти винта медленно начинают вращаться, словно разгоняя окружающий полумрак, и через минуту в ущелье остаемся только мы с девушкой. И белая гондола за скалой. Сверху доносится приглушенный рокот вертолета. Мы стоим у самой воды лицом друг к другу. Я не вижу Лианиных глаз, призрачный свет ложится на ее волосы, задевает краешком лунного лучика кончик ее носа, мягко стекает на плечи. Мы просто молчим, и вокруг нашего молчания молчит ущелье. Слева от нас помалкивает речка, иногда все же что-то бормоча камешкам на берегу…
Чудесное мгновение разрушает голос Юнуса:
– Эй, вы! Может, мне утром за вами прилететь?
Вертолет уже приземлился, а я не заметил этого.
Вот мы уже в кабине, вот и наша тишина уже остается далеко под нами.
Через десять минут Юнус открывает перед нами уже другую дверь, своего дома. Мы проходим в просторную комнату, из которой большие окна-двери ведут на балкон. У гостеприимного дагестанца кресел столько, что, кроме нас всех, можно посадить еще полдюжины человек. Лиана без сил падает в глубокое кресло, я сажусь рядом с ней.
Вскоре фотограф приносит из кухни поднос с рюмками, графин зеленого стекла, кофейник и чашки:
– Вот, всем понемножку! Я настаиваю, чтобы взбодриться! Не вздумайте заснуть тут! Пока я не пойму, что все это значит, никто у меня спать не будет! Понятно?
Он обращается к старшему Фридману:
– Как вы оказались в расщелине? И как гондола летала? И что это за черная штуковина кренделя выписывала в небе? Ладно, все, все. Ну, давай, рассказывай, чего молчишь!
Но тот молчит еще довольно долго. По его лицу с жесткими чертами и множеством морщин, пробегают мрачные тени. Его юный сын выглядит очень спокойным для человека, только что чудом избежавшего гибели. Он прихлебывает кофе, изредка поглядывая на Лиану. Наконец старший Фридман говорит:
– Нет у меня, конечно, сейчас никакого желания откровенничать. Только ради тебя, Юнус. Терять мне уже нечего, и так все потеряно в один момент…
Юнус отвечает:
– Ну, самое важное-то осталось! Ты жив!
– Жив… Что бы ты, интересно, чувствовал, если бы через месяц ты должен был стать единственным в мире владельцем одного из Андаманских островов и советником президента одного из крупных государств? А потом, по вине своего слишком резвого сына и еще нескольких искателей приключений все твои перспективы бы рухнули? Чувствовал бы, что ты жив по-прежнему?
– Андаманских? Это в Индийском океане?
– Именно. Заповедник. Там живут племена, не тронутые цивилизацией. И контракт на владение уже лежал у меня в кармане.
– И как это связано с расщелиной?
– Так связано, что контракт теперь на дне этой расщелины. Если, конечно, у нее есть дно. Ладно, не буду говорит загадками, начну по порядку. Ты знаешь, что, когда я служил в армии, я был шифровальщиком?
– Нет, не знал.
– Я всегда интересовался шифрами, криптограммами, тайнописью. Задачами со сложными алгоритмами. Вот шахматами тоже. Я же международный гроссмейстер.
– Да это я знаю, песчаный ты наш Капабланка!
– Ну, нет, до чемпиона мира мне еще далеко… Так вот, я расшифровал текст на стене тоннеля.
– В Канале? Так ты еще и Шампольон к тому же?
– Обижаешь. У Шампольона был Розеттский камень с переводом иероглифов на древнегреческий. Дешифровать иероглифы с таким ключом не составляет никакого труда. А у меня что? Ведь текст на стене Канала, если говорить попроще, похож на протоиндийскую письменность и на таблички ронго-ронго.
– Это с Острова Пасхи?
– Молодец, Юнус. Да, оттуда. Тексты на ронго-ронго не дешифрованы, как вы все, наверное, знаете. Харрапское, то есть очень, очень древнее индийское письмо, тоже. Я потратил полтора года, изучил хеттский, шумерский, и так далее. И в один прекрасный день смог прочитать "историю Отступника".