Храм любви. Книга «Чудеса Шаманки»
Он подчеркнул интонацией эту мысль и подошёл к расположившейся у стенки детской горки из роликов с навешанными на неё сувенирными замками-сундучками.
– Это для чего здесь стоит, да ещё и рядом с пианино, похожим на то, какое я видел в той комнате, в которой стояли бильярд и аквариум?
– Эта горка – развлечение для детей, но как раз и является символом любви. Ведь человек в юности, как только становится личностью, сознательно лезет в гору жизни, явно пытаясь найти или почувствовать высоту своих чувств. С этой высоты он, обхватив свою возлюбленную, уже несётся по отрезку жизни вниз. Иногда эта горка превращается в спираль, наподобие русских горок, со взлётами и падениями. В конце спуска спутницы или спутника может рядом и не оказаться. Тогда каждый снова лезет на такую горку, но сил каждый раз становится всё меньше и меньше, и если очередной спуск оказывается неудачным, он начинает задумываться, стоит ли снова лезть на эту горку любви. Замки на ней каждая влюблённая пара оставляет как гарантии и надежды того, что всё будет нормально.
– Значит, замок – это как страховка их пожеланий, которые могут находиться под этим замком-сундучком, – Арабес усмехнулся при этом и, отойдя от неё, подошёл к танцевальному шесту. Покрутившись вокруг него, он резюмировал дальше смысл стоящей конструкции и замочных традиций. – Это символичное явление; значит, на любой спуск можно дать страховку и надеяться на замочную гарантию?
Она, поняв в прозвучавшем его вопросе иронию, стала пытаться разъяснять:
– Любые моральные гарантии могут даваться только на какое-то, оправданное уверенностью человека время. Каждый, кто понимает свои внутренние возможности, может только на этот период гарантировать моральным контрактом свои отношения. Так легче приспосабливаться и упрощать свою жизнь. Была бы моя воля, я бы в законе даже право по договору на полигамный и негласный брак прописала. Институт многожёнства и даже многомужества в некоторых странах существует, но он из-за религиозной консервативности не может стать разновидностью интернационального брака. Поэтому моральный контракт может быть явлением узаконенной свободной, но согласованной гостевой семьи и её морали, ведь за многожёнство у нас не преследуют. В каждом контракте должна быть своя мораль, приемлемая для всех его участников. Сейчас мы живём в мире единой морали, а в контрактных браках у каждого будет своя с учётом общественной и социальной значимости того или иного партнёра. Такой контракт может даже не требовать расторжения основного брака и при определённых правах может создаваться параллельно. В таком виде получится вроде как полигамная партнёрская семья, где согласованы будут права всех сторон смешанного союза с узаконенным их моралью сексом, а потому он уже не может являться безнравственным.
– Я, кажется, уже согласился с этим ослепительным явлением потерянной святости, но бывают случаи, когда со временем мужчина или женщина по темпераменту изменяются и кто-то из них уже не может выполнять свои сексуальные обязанности, а расходиться не хотят, уважают друг друга и порознь существовать не могут. Воспитание детей тоже требует совместного проживания. В этом случае как ни крути, ничего не поделаешь, и в таких случаях можно оправдать договоры для партнёрских полигамных отношений и возможность платонической семьи. Только какова будет социальная ценность такой семьи? Я, наверное, опять задаю неудобные вопросы, но, поверьте, не хочу поставить в тупик, а просто интересует ваше мнение.
Она махнула рукой и ответила с улыбкой:
– У меня хорошее настроение, и я готова на любые вопросы, потому что осуществила то, что казалось неосуществимым. Что касается ценности, то что думать, но не бросать же и не закапывать женщин в могилу, как раньше закапывали с погибшими воинами одну из их жён. При предлагаемом подходе должны потерять смысл и церемонии разводов, они должны уйти в забвение: если осуществлять договорные отношения, то при непродлении их можно без церемонии развода считать партнёров свободными или продолжить отношения на новом контракте. Так можно даже давать какие-то гарантии благополучия тем и другим при наступлении окончания договорных отношений. Поверьте, сейчас многие неофициально живут в незаконном гостевом браке, и эти тайные отношения их устраивают, так что правильнее будет эти отношения как-то узаконить. Мир из-за этого уже забыл такое украшение женской гордости, как цветущая ветка чистоты и ясности, обозначающая её моральную невинность. Необходимость признания гостевого и пробного брака уже стучит дятлом по голове в студенческой среде с надеждой на какие-то гарантии. Для некоторых уже сложившихся семей это тоже выход, так как многожёнство многими не воспринимается, да и проблемы психологической совместимости в полигамных браках велики.
То же самое касается пробных, или смешанных, форм браков для молодых. На заре Советов власть пыталась предложить нереальную теорию свободной любви, где секс, как стакан воды в жару, некой А. Колантай на большее мозгов не хватило. Развитие социальной жизни мы уже не сможем изменить, а выживать и приспосабливаться к новым условиям надо всем, – убедительно твердила она.
– Нет же, конечно, я больше за страховки таких отношений, только кто согласится страховать, когда контроль сложен, а ответственность за пределами платёжеспособности?
Вот если каждый гражданин с рождения был бы обществом наделён некой общественной экономической гарантией, тогда другое дело, а пока только уголовная ответственность, что под моральную ответственность подгонять только курам на смех, неразумно.
– Значит, придётся всё-таки продавать красавиц и создавать фонд спасения семьи. Им уже кредитовать неимущих и формировать их правовую значимость с возможностью лишения права пользования развлекательными мероприятиями и заведения знакомств. Хотя контрактные отношения, как я уже говорила, это не прямая торговля любовью, а всего лишь реализация некой семьи-любви, с гарантией в страховке верности по достигнутому согласию.
– Значит, в любом случае страховка контракта намерений, так, что ли? А если мужчина или дама с несостоявшеюся любовью вынуждены будут нарушить условия их морального контракта? Допустим, кто-то из них вдруг влюбился на стороне. Здесь может быть что угодно. Страховка будет принуждать к вранью с наигранностью чувств или к необходимости выплаты денежной неустойки. Так, что ли? – закончил своё умозаключение он.
– И так, и, может, хуже. Жизнь моральных обещаний и гарантий всегда должна идти в пределах духовной жизни чувств, питающих взаимные отношения. По мере износа чувств моральные отношения могут изменяться, но люди даже при утрате прежних чувств всегда некоторое время их могут гарантировать. С течением времени одним людям начинает не хватать любви, другим секса, третьим ещё чего-то. Тогда неустойку по контракту может нести лицо, склонившее партнёра к поступкам, нарушающим контракт, и то когда никаких последствий для него и неё не будет. Это значит, что может существовать и моральный божий суд, который только и может учесть всё.
«Это опять режущий сознание подход», – подумал он. Ему было ясно, что при таком подходе придётся учитывать и психические, и биохимические процессы личности. Любвеобильным донжуанам в рамках единой морали невозможно запретить грешить, и их гарантии могут быть относительно непродолжительны. Их чувства скоротечны, но и многим любвеобильным женщинам долгая привязанность может быть тоже томительной обузой, и как всё это учитывать? Больше даже его волновал вопрос «зачем», если мимолётные увлечения, как и временная необходимость в гостевых периодах, может заменить некое подобие секс-забегаловок любви. Так размышляя, он это понимание довольно смутно выразил ей.
Ей не очень хотелось конкретно отвечать на это незначительное его замешательство по поводу её представления о широте возможностей морального контракта, и она решила отмахнуться уклончивым рассуждением:
– Ответственность за последствия мимолётной любви по инициативе женщины она уже брать должна только на себя, даже тогда, когда рождается ребёнок. Участие в воспитание ребёнка мужчина может иметь право не принимать, тут уж как бог ему на душу положит, так и будет. Только такая моральная свобода может дать необходимое право на её активность с рождением ребёнка для себя. Только ребёнок, рождённый для себя, является и жизнью для его самого и общества, в котором он живёт. Узаконив такую свободу моральным манифестом или кодексом, а любовные отношения – моральным контрактом согласия, мужики могут освободить себя от алиментов или определить их участие заранее. У ребёнка папа-мама могут быть и в одном лице, или обществу нужно развивать институт крёстных отцов, как и мам, на несколько неполных семей или даже для детских домов. Есть и женщины-кукушки, которые готовы рожать, но не готовы и не умеют воспитывать, а есть и такие, для которых воспитание – смысл жизни.
Собеседник понимающе кивал головой, давая понять, что и здесь вроде как согласен, а она, увлечённая своими полётом логики и представлениями, продолжала:
– Любовь со временем в семье сводится либо к супружеским обязанностям без любви, либо совсем не волнует семейные отношения. Убеждение, что поживут и слюбятся, ныне уже не оправдывает себя. Не только женщины от этого могут становиться фригидными, но и браки бесплодными. Ангелы счастья уже не спустятся к ним в любовное ложе. Культура свободы и соблазнения в семьях по этическим соображениям умалчивается. Религия считает, что всё приходит с годами и говорить об этом – богохульство. С годами стихия страсти из людей уходит, а приходит лишь осознание необходимости социального бытия, диктующее человеку свои условия любви. Это говорит лишь о том, что наша религия неспособна вести справедливые суды любовной и семейной чести, если таковые могут стать необходимостью.
С этими словами шарик «уко» стал подкатываться к ней, и она попыталась его опять поднять на колени, но он не подчинился ей, а откатился к центру. Она взяла с пианино дудочку и, насвистывая в неё, вдруг будто заставила шарик кататься вокруг шеста, как танцовщицу заставляют танцевать деньги. Арабес смотрел с удивлением на это представление и не знал, верить своим глазам или принять всё за галлюцинации. Он попросил её прекратить наигрывать в дудочку, и шарик прекратил своё катание вокруг шеста. Когда она снова заиграла в неё, шарик опять стал кататься вокруг шеста. Он обхватил своими ладошками свою голову и замотал ею из стороны в сторону, как будто подтверждал невероятность происходящего. Она прекратила насвистывать и включила слабую музыку, звучащую из спрятанных от взора динамиков. Шарик совсем не прекратил кататься, но откатился от шеста и стал проявлять слабые колебания, изображая некий покой.
Наблюдая за реакцией Арабеса на происходящее, она как ни в чём не бывало, продолжала, по сути, твердить сама себе что-то отвлечённое, но отчего-то вновь возвращалась к смыслу неустоек за нарушения согласованных моральных условий: «Нет, эти мысли мне как напутствие богоискательской сути в порочном». Говорила она как с собой. Арабес будто улавливал ход её мыслей, и как только наступило томительное молчание, спросил:
– Сколько же должен платить богу грешник за нарушение контракта и клятвы перед ним, что всегда будет верен своей жене или сексуальной партнёрше? Возможна ли вообще какая-то моральная мера значимости личности, которой виновник может искупить измену и вину? – заметил он, уже не удивляясь чудесам с шариком, проделанным Анной.
– А что? Я бы даже без суда за каждую измену мужиков заставляла платить деньги за измену жене и также другой женщине за представление этих услуг. Однако как сделать так, чтоб экономическая ответственность влияла на значимость личности, а семья не страдала, но рейтинг свой теряла, пока не знаю, но, думаю, придумать можно.
– Похоже, такой меры для грешников ныне в законе нет, и может ли вообще быть? Если только не в каком-то моральном договоре, где такая ответственность может согласовываться. Однако и семейного рейтинга не существует, чтоб семья по нему дополнительные права имела или их лишалась и каждый член семьи этим дорожить мог.
– Я бы как дама хотела, чтоб в контрактных семьях зависимость за каждый грех между супругами становилась больше, а права на свободы – меньше. Какую неустойку за нарушение верности должен требовать современный брак и в каких случаях? А в каких случаях нет, кто может сказать? Неустойка семейным партнёрам всегда должна быть как индивидуальной, так и их общей семейной, но не экономической потерей.
– Выходит, если будет совместный семейный счёт или рейтинг, то в зависимости от него и личные права каждого члена семьи можно будет корректировать. Однако, как я понял, если семью так сплотить удастся, то сохранить любовь – вряд ли.
– Да, безусловно, но это, скорее, риторический вопрос. Из двух зол надо выбирать меньшее, тогда большее умрёт. Возможны и такие случаи, когда измена, как и прочие грехи, может быть ненаказуема. И жёны могут быть виноваты, и мужья. Брак – это тяжкое бремя, которое надо осознавать и тащить на себе, даже если полного ощущения счастья он не даёт. Современная молодёжь поэтому к нему не очень-то и стремится. Статистика говорит: чем дольше пары живут совместно, тем реже они занимаются сексом. Таким образом, и полного личного счастья в парном современном браке достичь невозможно, а значит, никогда не построить счастливого общества. Институт устоявшегося брака, чувствую (и не только я), – это не очень правильная стратегия общественной жизни, но отрицание его – тоже не решение. Наверное, должно быть отведено время и на согласованный застрахованный брак и право на него по значимости личности, хотя только любовь уравнивает всех в правах, в социальной значимости, с единой ответственностью перед богом.
Шарик неожиданно подкатился к ней и стал раскатываться возле ног. Она оттолкнула его ногой.
– И это ваше действие, как и понимание, не лишено смысла, – заметил он на действие ногой и её высказывание. – Хотя на Руси, да и в других культурах, женщины права на выбор своего суженого не имели никогда, как и равенства. Выбор за них делали родители, девки только имели право на согласие с любовью. Таким образом, неравенство прав имеет давнюю историю, и, считаю, оно может иметь и половую значимость через созидательную деятельность. В прошлом девушки даже стеснялись говорить о своих желаниях и из принцесс превращались лишь в собственность мужчин, как всё движимое имущество, а рыцари любви превращались в рабов семейных забот. Ещё более обострено это в полигамных браках.
– В этом мире кого-то не устраивает моногамия, кого-то – полигамия, и надо создавать множественность системы, устраивающей всех. Где-то читала: некие лица пытались создать общину на свободной любви. На любви в ней создавали пары, и только ревность как выражение собственности была оружием, сохраняющим парный брак. У некоторых племён малочисленных народностей ревности не существует вообще. Читала, будто бы приглашённые на свадьбу гости могли предъявлять право на близость с невестой, а сам жених мог оказаться последним в очереди к ней в первую брачную ночь.
– Эту традицию ни запить, ни заплясать, ни умом не понять. Даже прочитав работу Энгельса о происхождении государства и семьи, объяснения такому не найти. На Руси всегда пред богом чтили святость невесты и жены.
– Что так, то так. Я даже читала о некой телегонии, когда плоть женщины запоминает гены с признаками первого и, может быть, даже любого сексуального партнёра. Не потому ли чистота дамы на Руси в чести и была? Другие считают, что телегония – полная ерунда, и им это по барабану, с кем была до свадебного дня невеста, и воспринимают даму такой, какой в ощущениях богом дана. Некоторые северные народы дорогого гостя укладывали со своей женой с целью получения качественного потомства. В африканских племенах дорогому гостю могут сразу предложить женщину на выбор, чтоб он не был в одиночестве. Если же считать, что все мы от одной матери Евы, то так или иначе все мы кровные братья и сёстры, вышедшие из одной семьи и мамы. Так какую же мораль нужно выбирать для счастья, чтоб греха не знать?
– Внутренний голос мне говорит, что мне надо в чём-то соглашаться с вами, – заметил он. – Однако какая мораль во всех этих случаях необходима, он что-то тоже сказать не хочет.
– Какой у вас разумный внутренний голос. Пусть он вам скажет, что только согласие и его страховка отношений должны быть основной морали и формой сохранения и становления новой семьи. В этом подходе кого-то могут устроить и семейные коммуны в современной жизни на общественной собственности, включая и жён, с общими духовными ценностями и соответствующими отношениями. Такие, в общем, коммунистические образования могли бы вместо родителей давать право детям на те или другие формы любви и семьи. Однако для этого им понадобится своя религия, чтобы узаконивать их браки. Естественно, община как дальнейшее развитие семьи может действовать сообща и отпускать своим старейшинам право на разрешение им сватовства и венчания членов общины в те формы брака, которые будут допустимы моральным кодексом общины.
Он не понимал, зачем это, но в целом осознавал, что такие общины могли бы быть в современной действительности, но расспрашивать не стал и лишь напомнил, что в феодальном строе тоже право первой ночи в крестьянском браке отдавалось барину как собственнику и хозяину деревни, которая была своеобразной его общиной. А раз существовала в них такая дикость, то никаким образом благо подобных общин возносить нельзя, хотя некое общественное образование как социальное гнездо семьи и личности с экономической связью между ними и допускал. Некая экономическая ответственность этой семьи в виде коллективной гарантии и поручительства для отдельной семьи могла быть рациональной мерой, убивающей бесконтрольный произвол. Она же, как в японских и других коммунах, могла быть и гарантией воли женщины, и её контролируемой формой. Только в таком варианте любое личное желание может не прогибаться перед общественным порядком, а согласовываться с родовым устоем, если им это право будет дано. Высказав что-то из этих мыслей, он как бы поддержал её утверждение.
Анна наблюдала за ним и чувствовала, что здесь он с ней почти полностью согласен, а не как до прошедшей ночи, когда его возмущало всё. Так, удовлетворённая всем, она ждала появления Шаманки, и ей было всё равно, чем занимать время, но не хотела нарушать стихию сложившейся беседы. Чтобы не удаляться от занимающей его и её душевной темы, она продолжила:
– Если те или иные порядки и обычаи не уродуют души, то возможно всё, и стихия, воспитанная социальным окружением, и его влияние могут сформировать любое сознание, если оно преследуется моралью бога, – заметила она. – Вот как этот шарик «уко», который свободно гуляет у меня по комнате под неким божественным влиянием. В моём доме может жить только прекрасное. Как говорится, в здоровом теле жить может только здоровый дух. Поэтому для полного счастья в моём доме нужна религия тела, она должна подчинить религию души, которой мы сейчас поклоняемся. Бороться с телом не надо, – опять заметила она, и он отметил про себя, что это она уже произносила, но напоминать об этом не стал, и она продолжала: – В больном теле счастливая душа не живёт. Христова религия объёмна и масштабна, но привязывает человека к вечной любви в стагнирующей форме брака…
Она говорила что-то ещё и ещё. Стальная её логика мутила его сознание, как сексуальная страсть, и требовала покорного принятия её как дань необходимости. Он, как прежде, почувствовал свою неспособность противоречить ей, и её как будто прорвало. Она выплёскивала страсть своей логике и неслась, как взбесившаяся лошадь, тащившая его за своими понятиями, хотя где-то и повторялась. Она практически гипнотизировала его убийственной логикой своих понятий и рассуждений, и он с трудом ей мог возражать. Порой, ошеломлённый и сбитый с ног своих предположений, он снова вставал и, стиснув зубы, как удила, бежал дальше за её логикой, пытаясь вышибить её из седла своих убеждений. Остановить и опровергнуть топот её аргументаций было очень непросто. В конце концов у него осталась только одна мысль – нет, не остановить, а как будто заставить разродиться её чем-то новым. При этом он не хотел потерять способность поддерживать беседу рассуждений и вымазать себя своей бесцветной тупостью. Это было бы для него страшным зрелищем, явившим поражение, воспринималось бы которое им уже как поцелуй с того света. В последний момент ему показалось, что голос её дрогнул в каких-то сомнениях, и она замолчала, как вставшая на дыбы лошадь перед пропастью бессмыслицы. Однако, призадумавшись, она продолжила, будто кто-то хлестнул её кнутом новой логики, и она, поднявшись над ней, старалась не упустить смысл того, с чего начала, чтобы наконец закончить свой бег убеждений:
– Эта нынешняя религия – скорее, религия отрешённости, призывающая отказываться от чувственных благ действительности, – продолжала утверждать она. – Если следовать её заповедям, то можно прийти к монашескому образу жизни. Недаром некоторые фанатики кастрируют себя, чтобы быть ближе к богу. Хотя у самого Христа в его мобильной жизни была спутница Мария Магдалина, дарящая ему женское начало по зову сердца, но к лику святых она не представлена. Его мораль поддерживает идеальный брак, где имущественная связь является её скрепой. Такие формы брака были определены условиями выживания старого мира, а новому миру, как уже говорила, нужны новые формы брака. И возможно, именно такие, которые я бы хотела видеть, не исключая свободную семью.
Она подошла к книжным полкам, которых в комнате было необыкновенно много.
– Вы посмотрите, какая у меня здесь библиотека. Вот книги о любви, а вот о религии. Среди этой массы книг не много книг, которые могли бы ответить на то, о чём мы с вами говорим. Но есть и книги, которые могут подсказать, как создать свою религию. Основная масса рассказывает о тех или иных историях любви в тех или иных условиях жизни. Из опыта своей и чужой жизни я могу утверждать, что моральный контракт возможен и в свободных отношениях любви, и как основа свободной семьи.
Она показывала свои книги и, не расслабляясь, старалась доказать безупречность своего убеждения, хоть, похоже, понимала, что во многом с кондачка это осуществить невозможно. Главным считала для себя перешагнуть патриархальное сознание, которое мешает перевернуть устои социальной жизни, втиснутые в штаны патриархальной семьи.
– Значит, вы всё-таки за свободные отношения, обусловленные моральным семейным контрактом, где инициатива условий может быть и за женщиной. Это похвально, но это не значит, что отношения вроде как свободной семьи-любви могут стать палочкой-выручалочкой для формирования общественного счастья и нужного демографического развития, – стал уточнять вслух он. – Здесь есть страх растереть современную парную семью. Семья – это всё же родовое древо морального, исторического и прочего формирования человеческого и общественного лица. В ней главными вряд ли будут чувства, хотя без них ощущения своего личного счастья достичь нельзя. К сожалению, если мужчины добиваются этих чувств до свадьбы, то после вообще не то что не принимают в расчёт, но и порой они ставят им в укор потому, что они по какому-то мужскому праву стараются доминировать во всём даже тогда, когда это не дано.
Моральный застрахованный контракт это, похоже, может и исправить, и стать гармоничной реальностью взамен или в дополнение к имущественному. Необходимость нового в семейных отношениях, исключающих имущественную скрепу, – мысль сама по себе интересная, но, скорее, пока нежизненная. Нужен механизм системы контроля и ответственности, а его нет и создавать некому. Ваш храм с подобной задачей не справится, берите задачи попроще. Поймите: я не против, но сам сталкивался с подобной сложностью и был уличён в нереальности таких замыслов, потому остановился на самом простом варианте.
Анна тяжело вздохнула и с каким-то сожалением продолжила настаивать на своём утверждении, упрекая его в том, что у него нет такой деловой хватки, как у неё, потому что хочет начинать со святости, а нужно идти от греха к святости.
– Свободные отношения – это и временные семейные союзы, и не отрицание современной семьи, – утверждала она, с усмешкой наблюдая за ним. – Это, как ни крути, лишь дополнение, и одно другого отрицать не должно. Более того, они будут поднимать значимость традиционной семьи и контроль, а точнее – регулирование, свободных гражданских связей. Надо всем в этом должна быть гармония, а не стихия хаоса. Жизнь покажет, что приемлемее, и всё в хозяйстве может пригодиться, если не мешать такому развитию.
– А вы не боитесь, что разрешённая, хоть и контролируемая свобода даже параллельно традиционной семьи может перерасти в систему согласованного морального и сексуального извращения и разгула? А чтобы это не осудили, а глаза прикрыли, нужно очень лохматую лапу иметь в верхах и упрямые факты своей мудрой святости.
