Пророчество Гийома Завоевателя

Его двор составляли, в основной своей массе, рыцари мелкого или среднего достатка, жившие в его домене и владевшие ленами из рук короля. Но, те, которые были с Филиппом практически с самого посвящения его в рыцари, оставались, верны и преданы ему.

Мишель де Немур входил в ближний и самый доверенный круг друзей. С ним король охотно и часто откровенничал, позволяя себе, иной раз, вслух произносить секреты и тайны, огласка которых могла стоить ему головы.

Филипп частенько вспоминал свое детство, те недолгие годы, когда он, молодой и беззаботный мальчик был, по-настоящему счастлив. Всего несколько лет. Сущая малость в потоке мерзких, безликих и гадких последующих лет правления.

Детство, а, вместе с ним и счастье, быстро закончилось со смертью его отца, несчастного короля Генриха, внука Робера Благочестивого. Его мать – русская княжна Анна Киевская, мало уделяла внимания своему сынишке, почему-то невзлюбив свое дитя. Скорее всего, так она пыталась мстить своему нелюбимому, угрюмому и невезучему супругу Генриху, которого, словно в насмешку, позднее прозвали «Благочестивым». Все его благочестие сводилось, пожалуй, к мягкому и пугливому обращению с католическими священниками, которые стали именно с его правления позволять себя многое, в том числе и право, лезть в личную жизнь монарха.

Филипп с шести лет был уже помазан на царство в соборе Реймса. Через два года умер его несчастный отец. Умер тот, которого Филипп любил больше всех на свете. Умер его любимый отец, которым он дорожил и которому он, в последствии, будет сочувствовать…

Мальчик рано, слишком рано, повзрослел. Жизнь, перемалывая и переламывая юного Филиппа, ускоренными темпами заставляла его взрослеть. Король Франции прекрасно усвоил одну истину: «молчать о своих мыслях». Клише, пришитое ему матерью, звавшей его за глаза «дурачком» или «плодом пьяной ночи», стало служить ему хорошей защитой.

Прекрасная, емкая и цепкая память короля была запрятана глубоко в недра его сознания. Наверх же, для всеобщего обзора и успокоения, Филипп извлек и надел маску «слабой памяти» и «несуразности». Это, не раз спасало и выручало Филиппа, открывая перед ним действительные лица и предполагаемые поступки его врагов, не опасавшихся юного «полудурка» Филиппа.

Вдовствующая королева Анна Киевская, практически сразу, вышла замуж за пожилого, но крайне знатного и богатого сеньора де Валуа. Формальным опекуном молодого принца и короля Филиппа стал граф Бодуэн V Фландрский, его дядя.

Бодуэн V был натурой увлекающейся, непостоянной и, можно сказать, творческой, если это слово уместно для того времени. Несмотря на склонность к фламандскому авантюризму и различного рода приключениям, граф Бодуэн честно исполнил свой долг опекуна, сохранив жизнь, здоровье молодого короля Франции, не допустил разворовывания его маленького и разбросанного по всему северо-востоку королевства домена. Он пошел «дальше», женив юного Филиппа на своей дочке Берте Голландской.

Молва также приписывала графу Бодуэну V первые «амурные уроки» юного короля, которые так понравились подростку, что, со временем стали, чем-то похожим на хобби. Но это – не самое главное…

Главным же было то, что Филипп научился править страной. Да, внешне это выглядело, словно худая копия с великолепной картины, если сравнивать с правлением его злейшего врага – герцога Нормандии и короля Англии Гийома Завоевателя. Но, был один, и очень большой, нюанс, облегчавший жизнь Филиппа. Он был король, помазанник Божий на царство, освященный елеем короля Хлодвига, хранящимся в Реймсе. Филипп был и оставался верховным сюзереном для всех без исключения сеньоров королевства Франции.

Могущественные герцоги Нормандии, Аквитании и Бургундии являлись его вассалами и подданными, приносившими коленопреклоненные вассальные клятвы – оммажи. Герцоги Бургундии, ко всему прочему, были его кузенами, ибо происходили от его дяди Робера, брата его покойного отца Генриха.

Так, день за днем, из года в год, прикидываясь и изворачиваясь, Филипп взрослел, мужал и крепчал. Он провел несколько военных кампаний против своих могущественных соседей. Досталось от него и его тестю – графу Фландрии, что позволило Филиппу немного округлить земли вокруг своего северного кастелянства Монтрейль-сюр-Мер. Сожалел король только об одном.

Глупость его покойного отца, вздумавшего на старо-франкский манер разделить земли между сыновьями, не давала покоя Филиппу. Его младшему брату, Гуго, досталось богатое и обширное графство Вермандуа, которое, в одночасье стало независимым, и часто беспокоившем корону, владением. Гуго де Вермандуа, который прикрепил себе прозвище «Великий», был в действительности тем, кем любила обзывать Анна Киевская юного Филиппа. Он был слабоумный, доверчивый, но, как это часто случается, вспыльчивый и заносчивый граф. Филиппу стоило больших трудов, нервов и множества седых волос удержание Гуго де Вермандуа и всего графства в «орбите» своей политики.

Белесый, с невзрачным взглядом голубых, несколько водянистых, глаз, Филипп уступал харизматическим и фактурным соседям. Герцоги Нормандии и Аквитании были, словно написаны с портрета «идеального» монарха. Их стать, красота и поступки говорили сами за себя, чего нельзя было сказать о Филиппе Французском.

Но, именно Филипп Французский в те смутные времена увеличивал свои владения. Кроме него, большими темпами и объемами, увеличивал свое могущество только один человек – герцог Гийом Нормандский. Но, теперь он был уже мертв.

За годы своего «тихого», незаметного и «ленивого» правления Филипп сделал многое. Он сумел поднять торговлю в своем домене, что существенно обогатило его казну.

В 1068 году, Филипп, используя свое незыблемое право сюзерена, ввел во владение графством Анжу нового владельца, графа Годфруа де Гатинэ, женатого на дочери покойного графа Фулька III Черного. Его сын – Годфруа II Мартел Анжуйский умер, не оставив прямых наследников. К своей выгоде, Филипп ввел во владение зятя покойного, получив взамен – графство Гатинэ, вклинившееся между Орлеаннэ и землями Санса. Филипп существенно округлил южные границы своего домена, обезопасив подступы к Орлеану и Парижу с юга.

В 1071 году, вспомнив о своих туманных правах исходя из старинных брачных кутюмов королевства, король Филипп присоединил небольшое, но очень важное в стратегическом смысле, графство Корбей южнее Парижа, чем еще сильнее сплотил южный рубеж обороны домена.

Но, как это часто случается, увеличив свои земли, король Франции был вынужден тут же раздать их своим вассалам, многие из которых практически стразу стали грабить и задирать соседей, купцов и священников, сея смуту, анархию и произвол. Филипп, до поры до времени, смотрел на все их «проделки» сквозь пальцы. Но, когда его интересы затрагивались или ущемлялись неспокойными сеньорами, король резко и сурово наказывал их, демонстрируя, «кто в доме хозяин». Даже, если некоторые из его военных акций и не заканчивались сожжением замка или неудачей, как это произошло в Гатинэ, при осаде замка сира Гуго де Пюизе, подданные видели и понимали, что король имеет право и обладает возможностью созвать всех своих вассалов для наказания провинившегося сеньора.

В 1077 году Филипп исхитрился, путем интриг и обманов, завладеть графством Вексен, вклинивающимся в земли Нормандии, словно меч. Это, вообще, детективная история, достойная отдельного рассказа.

Мать Филиппа, Анна Киевская вышла замуж за старого, но еще крепкого графа Симона де Валуа. Они жили счастливо, Анна умело «лепила» рога на голове незадачливого супруга, наслаждаясь волей, жизнью и красотами Франции. Супруг – рогоносец, как это частенько случается, в один из прекрасных дней отдал Богу душу, оставив Анну дважды вдовой. Наследство покойного Симона мгновенно растащили соседи, прикрываясь родственными узами. Не оказался в стороне и Филипп Французский.

Единственный наследник покойного графа Симона, тоже Симон, которого впоследствии канонизируют, как Святого Симона, ушел в монастырь. Симон отказался принять наследство, вступить в брак и завести потомство. Филипп, по праву сюзерена, быстро и четко (для дурачка это просто невероятно) захватил графство Вексен. Оно было ближе всех к его домену, нежели остальные земли Валуа, он было стратегически важным и выгодным приобретением короны. Когда же он понял, что соседи сцепились между собой из-за нескольких спорных замков, Филипп резко привлек брата и графа Гуго де Вермандуа, с которым они на пару разорвали графство Валуа.

«Глупенький Гуго, – улыбнулся Филипп. – Ухватился за три замка, словно «цепной пес»! Я ему и отдал их, а остальные земли забрал себе, поставив верных кастелянов и прево управлять владениями покойного Симона…»

Филипп, сам того не понимая, создавал плацдарм для будущих завоеваний Нормандии его правнуками…

Вернемся же к друзьям и доверенным лицам Филиппа.

Вторым, не менее значимым человеком в окружении Филиппа Грешника, был епископ Парижа монсеньор Годфруа де Булонь. Младший брат графа Эсташа де Булонь – зятя покойного Эдуарда Исповедника и сподвижника Гийома Завоевателя, монсеньор Годфруа де Булонь служил верой и правдой Филиппу. Именно его, а не архиепископа Реймсского, король назначил архиканцлером, доверив казну и налоги в его верные, честные и грамотные руки.

Были еще люди, и немало, но, о них позднее…

Сегодня же, Филипп не был настроен на работу. Известие о кончине его злейшего врага повергло в ступор короля Франции.

«Гийом, царствие тебе Небесное, дорогой мой враг,… – грустно вздохнул Филипп. – Мне будет, если честно, скучно без тебя и твоих «проделок». Эх, Гийом, Гийом. С тобой рядом, я жил и дышал «полной грудью», ты не давал мне в конец облениться и замереть. Царствие тебе Небесное. Господи, отпусти грехи несчастного раба Божия Гийома Нормандского, прости все его прегрешения. И, меня прости, неразумного…»

Филипп позвал слуг:

– Бездельники! Живо позовите ко мне епископа Парижского и мессира де Немура! Да, не забудьте накрыть стол! Ваш король голоден, бездельники! Уморить голодом меня решили?!

Слуги радостно зашевелились, исполняя приказания короля. Их радовало хорошее настроение монарха. Когда король ругается, что его «желают уморить голодом» – это, хороший знак! Стол был быстро накрыт и Филипп, не дожидаясь прихода советников, решил перекусить.

«А-а. Отличное мясо, клянусь Святым Симоном! – отметил Филипп, пережевывая жареные куски. – Изумительное вино стали готовить на моих землях! Это, просто правильно и хорошо, что я повелел раздать земли и пустоши вилланам для хлебов и виноградников».

В это время в комнату вошли епископ Парижа и советник де Немур. Филипп кивнул им, приглашая за стол без излишних церемоний. В близком кругу он не очень любил и жаловал манерность придворных этикетов.

– Давайте, налетайте! – С полным набитым ртом сказал Филипп.

Епископ и де Немур сели и налили себе вина. Епископ – высокий и крепкий мужчина лет сорока, внешне походил больше на рыцаря, нежели на священника. Вот, и сегодня, он был одет несколько на военный манер. Из-под пол его сутаны, богато расшитой золотом и драгоценностями, выглядывала кольчуга, кинжал. Правда, отметил Филипп, кольчуга была очень искусной и тонкой, вероятно – итальянской, работы.

– Монсеньор епископ! – обратился Филипп к Годфруа де Булонь. – Как ваши успехи в деле борьбы с ересью и искоренению прочих вольнодумств.

«У короля сегодня было прекрасное настроение, – подумал епископ. – Иначе, он не завел бы разговор про всякую ерунду».

– Домен спокоен, сир. – Ответил Годфруа.

– Вот и чудненько, епископ. – Ответил король. Он повернул голову к Мишелю де Немуру, жующему большой кусок мяса, и сказал. – Мишель, друг мой, что там у нас с доходами, получаемыми от «братства на воде»?

– Сир. «Братство на воде» (так называлось общество купцов, перевозивших товары по Сене и пользующихся покровительством короны) исправно перечисляет налоги и подати в казну. Не правда ли, монсеньор Годфруа? – ответил де Немур, переведя взгляд на епископа.

– Да сир. Они в этом квартале увеличили поступления, перекрыв показатели сборов за прошлый квартал на тысячу триста шестнадцать ливров, не считая мелочи… – ответил епископ, ведавший поступлениями в казну королевства.

– Нет, Годфруа, мелочь тоже надо считать… – Филипп дал понять епископу, что он любит точность и пунктуальность.

– Простите, сир. Я могу сейчас послать людей за счетными книгами…

– Нет надобности, сегодня, заниматься счетами, Годфруа. Ты лучше расскажи нам об этой нашумевшей легенде. Или, как там её – о пророчестве старого друида! Вот!

Мишель де Немур с интересом посмотрел на короля и епископа. Ему давно хотелось подробнее услышать эту легенду, связанную с герцогом Гийомом Нормандским.

– Да, Годфруа, расскажи, пожалуйста! Очень, понимаешь, интересно! – Кивнул де Немур, берясь за вино.

– Сир! Но, вы ведь знаете, какой из меня рассказчик! Мне, куда сподручнее заехать кому-нибудь булавой по шлему, чем слагать истории… – попытался, было, отказаться епископ, который из-за обета не проливать кровь мечом и секирой, пользовался в боях здоровенной булавой.

– Так, монсеньор епископ! Вообще-то, это ваша работа! Вам, как блюстителю веры нашей святой католической церкви, – Филипп сделал такое лицо, что де Немур прыснул от смеха, – надлежит знать все, что касается происков еретиков и прочих идолопоклонников!