Маршал веры. Книга первая

– Не правда ли, достопочтенные мессиры и гости, что не так часто случается видеть короля, прислуживающего за столом?

Гости вежливо закивали головами, восхищаясь смирением короля Англии. Только его старший сын Генрих Младший вдруг страшно и жестоко съязвил отцу:

– Однако, мессиры, довольно часто случается видеть, как сын графа прислуживает сыну короля!

Гости и отец, услышавшие этот дерзкий ответ, оцепенели от изумления словами и наглостью сына.

Прошло время, родился самый младший и любимый сын Генриха II Плантажене – Жан. Отец очень любил своего малыша и обратился к детям с просьбой уступить часть их наследия в пользу родившегося брата. Генрих Младший, Годфруа де Бретань и Ришар Кёрдельон, естественно, вспылили и отказали отцу, своему королю. Запахло бунтом и гражданской войной.

Соседство такое и врагу не пожелаешь, хотя, при хитром и смелом подходе, силу врага всегда можно превратить в слабость и направить против него же самого.

ГЛАВА IV

Мятеж сыновей

Если король Людовик в силу своей слабохарактерности не смог решиться на сильный поступок и попытаться разрушить «империю» Плантагенета, то его сын Филипп был молод, горяч и любил рисковать.

Советник, канцлер и тонкий политик аббат Сен-Дени Сугерий, ещё при короле Людовике VI Воителе, начал создавать организацию, чем-то напоминающие современные министерства внешней разведки элементами внутреннего контроля и сыска. Точнее было бы сказать, что зачатки подобной организации уже существовали при короле Филиппе Грешнике. Но, это были только робкие и бессистемные ростки. Хотя, некоторые из акций этой тайной, но уже опасной и грозной структуры громко пронеслись по Европе. Одной из первых и весьма успешных акций, проведенной «верными слугами короны» было таинственное убийство сына Гильома Завоевателя в 1101 году, как раз накануне его мощного вторжения во Францию. Смерть грозного английского соседа на время отвела угрозу от престола Капета. Теперь же настала пора для новой работы. Людовик Толстый прекрасно понимал, что только из Англии для него может исходить угроза. Но, он был слишком благороден для этой, мягко говоря, черновой и неблагодарной работы. Поэтому, вся тяжесть и ответственность по созданию мощной тайной службы легла на хрупкие плечи аббата Сен-Дени. Сугерий и его люди тщательно отбирали среди младших детей дворян королевского домена смышленых мальчиков и, обещая хорошее обеспечение их чад, увозили их в один из нескольких учебных и тренировочный центров, если их можно так назвать на современный манер. Как правило, это были монастыри с очень суровыми уставами, жизнь которых была практически неподконтрольна даже папским легатам. Там дети изучали политику, латынь, грамоту, математику, военное и разведывательное дело, учились диверсиям, способам сбора, анализа и передачи сообщений посредством тайнописи, опирающейся на знаменитый «квадрат Цезаря». Особое внимание уделялось также тщательному изучению религий сопредельных стран – исламу и византийским «отклонениям», особенно на территории Болгарии и Сербии. Еретические теории богомилов, бугров и манихеев уже в то время стали понемногу проникать и закрепляться в южных землях империи и Франции. Но, самое главное, все они воспитывались патриотами Франции и короны, единомышленниками великой идеи объединения Франции.

К моменту восстания сыновей Генриха, практически вся Европа была опутана тонкой сетью агентов короля Франции. В годы правления Людовика после смерти Сугерия тайный сыск и разведку возглавил бывший тамплиер Тьерри Галеран, человек безумно преданный короне. Его заместитель, монах Рауль, выходец из младшей ветви старинной рыцарской семьи де Монморанси, стал наперстником молодого принца Филиппа, рано разглядев в угловатом, немного романтичном и вихрастом мальчике незаурядный ум хитрого и изворотливого правителя. Галеран и Рауль стали частенько подолгу задерживаться у молодого принца, обсуждая направления будущей политики Франции.

Дети Генриха, разумеется, сбежали на континент. Началась длинная череда гражданской войны, которая стараниями Филиппа и его ближайшего окружения постоянно поддерживалась в тлеющем состоянии.

После смерти старшего сына Генриха 11 июня 1183 года в замке Мартэль, проклятого своим отцом-королем, душой непокорных стал Ришар Кёрдельон, чья непостоянная и мятущаяся натура была очень ярко обозначена его прозвищем «Уи-но», что значит: «Да-нет». Ришар был дружен с Филиппом Французским, был обручен с его младшей сестрой Адель, но относился к Филиппу немного снисходительно и часто даже высокомерно.

Старый король Генрих, распутство и необузданность плотская которого уже становилась притчей во языцех, якобы под предлогом охраны невесты принца до её совершеннолетия, увез девушку в Лондон, где через некоторое время она стала, по слухам, а они, увы, были не беспочвенными, его наложницей, причем, будучи еще несовершеннолетней и «бескровной», совершил немыслимое святотатство и вызвал, граничившее с бешенством, раздражение Филиппа и ненависть, смешанную на позоре и унижении, его сына принца Ришара, почувствовавшего себя рогоносцем и неудачником еще до свадьбы.

Смекнув, что и этот «позор» можно в конце-концов попытаться обратить на пользу короне Франции Филипп решил еще сильнее привлечь на свою сторону Ришара, показав письмо его отца Генриха, в котором тот просил, чтобы невеста Адель де Франс вышла замуж не Ришара, а за Жана Сантерра!

– Да пусть подавится.. – каким-то могильным голосом произнес Ришар. Его лицо сделалось багровым, белки глаз налились кровью и стало дергаться веко. – Ненавижу его и его младшего ублюдка – моего братика Жана.

– Да успокойся ты, кузен, – Филипп немного решил раззадорить его. – Я не позволю нарушить условия брачного договора, который, к тому же, утвержден буллой папы Римского!

– Да ты, ей Богу, издеваешься, что-ли, надо мной? – Ришар начинал закипать. Филипп знал, что именно в такие минуты тот и способен на невероятные и зачастую неадекватные поступки.

– И тем не менее. Нам такой позор не надобен. Такое придется смывать лишь войной и кровью -Но он решил продолжить, рассчитывая на то, что Ришар клюнет, а не заартачится.

– Давай! Я согласен»! Объявляй ему войну.. – Ришар внезапно втал на оба колена перед Филиппом и произнес: – Я вручу тебе Нормандию. Только убей старого развратника..

Используя слухи и играя на постоянных противоречиях в семье Плантажене, Филипп умудрился вовлечь в интриги против своего отца даже Жана, которого к тому времени прочно стали называть Безземельным, по-французски – Сантерр. В 1186 году скончался ещё один сын Генриха II – Годфруа де Бретань. Но его жена хотя бы, слава Богу, успела родить сына и будущего наследника. Правда, имя ему дали весьма и весьма неожиданное – Артур. Священники тихонько ворчали, в лесных и болотистых землях Бретани последние из прячущихся друидов в открую пророчили носителю этого имени жуткую и мучительную смерть..

Время же, казалось, решило играть на стороне старого короля. Сыновья-повстанцы теряли одного за другим своих лидеров. Филипп торжествовал в душе! Семя проклятого Плантажене истребляло само себя!

Но Генрих II был и оставался крайне удачливым стратегом и королем. Он в нескольких сражениях разбил врагов, насмерть поразив графа де Булонь, перепугав нормандских и английских сеньоров.

Далее в войну вмешалась, правда потихонечку и совершенно незаметно, политика. Согласно тайному договору, заключенному устно в то время между королями Англии и Франции, во время перемирий они обменивались пленными, компенсируя суммы взаимных выкупов и в виде жестов доброй воли вручали друг другу списки изменников, служивших под знаменами воюющих армий.

Но фортуна дама капризная и короля, мало-помалу, начинали оставлять все его подданные, лишая маневра и поддержки. Верными королю оставались только Гильом де Марешаль, как образец верности оммажу и несколько знатных сеньоров, старых друзей короля.

ГЛАВА V

Смерть старого льва

Одна из таких встреч состоялась в Коломье, в долине, поблизости от замка Азе-ле-Ридо. Король Генрих II Английский выглядел сильно постаревшим и уставшим, он поседел, цвет его лица приобрел какой-то странный землистый оттенок. Филипп, даже ужаснулся на мгновение тому состоянию, до которого он своими хитростями и интригами довёл своего могучего врага. Из уважения к возрасту Генриха Филипп снял с себя мантию и, сложив ее, предложил присесть королю Англии:

– Мессир Генрих! Из уважения к Вашим годам прошу присесть рядом со мной на эту мантию, ибо королям не приличествует сидеть ни на чем, кроме коня, трона или королевской мантии.

Генрих натужно улыбнулся и произнес уставшим и немного охрипшим голосом:

– Благодарю Вас, сир. Я ещё достаточно силён, чтобы говорить с противником, уверенно стоя на своих ногах!

– Присядьте, сир Генрих. Война, начатая в этом году, не совсем удачна для вас. Не прошло и месяца с того, как Вы потеряли Тур, три дня назад пал Ман. Этот городишко, – Филипп специально употребил это слово, чтобы ещё больнее ранить своего собеседника,– если не ошибаюсь, особенно дорог Вашему сердцу? Возле него покоятся останки Вашего покойного батюшки графа Годфруа Красивого?

Генрих утвердительно кивнул, болезненно скривив лицо.

– Считаю необходимым, учитывая Ваше теперешнее состояние, объявить небольшое перемирие и начать обмен пленниками и списками изменников. – Вдруг предложил Филипп. – Исходя из положения дел, которые складываются не самым лучшим образом для Вас, король Генрих, я предлагаю мирный договор.

Генрих удивился, но промолчал.

«Странно, что это вдруг Филиппа потянуло на милосердие и миротворчество? Пленных я у него толком и не взял. Скорее всего, ему деньги нужны для продолжения войны, тем более, что он взял в плен Обри де Вер, Гильома де Орм, Уорика и еще нескольких знатных сеньоров, выкуп за которых потянет на кругленькую сумму..»– подумал Генрих, удивляясь предложению от короля Филиппа.

– Хорошо. Что мы будем делать, если я соглашусь на мир? – натужно выдавил из себя Генрих Английский, всё же присаживаясь рядом с Филиппом на его мантию.

– Уладим некоторое мелочи и исполним слово, данное в прошлом году нашему дражайшему папе Римскому.

– Это о чем же вы изволите? – Генрих смощил лоб, пытаясь, по-видимому, вспомнить очередное из своих «обещаний».

– Вы совсем позабыли, сир? Решение о крестовом походе, принятое нами после крестного целования возле Жизорского вяза. Вернее сказать – теперь уже Жизорского пня! Ведь я самолично срубил это трухлявое напоминание ошибок. – улыбнулся Филипп.

– Скажи мне, Филипп, чем тебе не понравился этот символ древней границы? – спросил Генрих, намекая на вяз, которому было несколько сотен лет.

– Этим самым он мне и не понравился! – резко ответил Филипп.

– Неужели тебе до сих пор не дают покоя щедроты Шарля Лысого и Шарля Простоватого, вручившим моим предкам Нормандию?

– Ну, вы скажете! Вручили! Вырвали, пользуясь слабостью! Совсем другие слова – более уместные. Так что, – Филипп с довольным видом потер руками, после чего широко улыбнулся, – нет больше ничего. Только |Вы и я.

– Ясно, король Филипп. Я всё понял. Что вы пожелаете взамен нашего мира? В качестве компенсации за «щедроты» прежних королей Франции?

– В общем, ничего, только то, что я и так отвоевал, что издревле принадлежало моим предкам.

– Нормандию я не верну, только через мой бездыханный труп!

– Боже мой! – Филипп перекрестился. – Сдалась мне ваша Нормандия, как собаке пятая нога. Графства Овернь и Берри.

Генрих подумал немного, ковыряя пальцем мягкую землю, поднял голову к небу, всмотрелся в его необъятную синь и сказал:

– Забирай…