– Бери у своего доктора еще пузырь, а насчет закуски разберемся, – скомандовал я и сунул недоеденный хлеб в карман.
Дрозд обрадовано поскакал за выпивкой, а я пошел наружу.
Дождь все еще шел – слабенький и тепленький. Видно, скоро погода на поправку пойдет... Напротив, у покосившегося забора, степенный и благообразный мужик в дерматиновом плаще кормил сеном лошадь. Лошадь, запряженная в очень приличного вида, зеленую телегу, косилась на меня умным черным глазом и вкусно хрумкала. Сельский, наверно, мужик, из зажиточных – вон, и телега у него какая, и кобыла вроде не сдыхает, и ног у нее сколько природой положено...
Через тучки неожиданно ударило солнышко, и мир – включая меня самого, правильную лошадь, зеленую телегу и степенного мужика – показался мне на редкость милым и добрым. Наверное, докторова выпивка заработала на полную мощность.
– Отец, у тебя курить не найдется? – совсем растаял я, обращаясь к мужику. У таких махра всегда имеется, самосад.
Мужик сунул лошади еще пук сена и вычурно спросил:
– А х... не хочешь ли?
– Экий ты, отец, серьезный, – удивился я. – Пожалел божьему человеку папироску.
– Этаких божьих людей полезно на деревьях за ноги вешать, – ответствовал мужик, после чего повернулся ко мне дерматиновой спиной, ясно давая понять, что разговор окончен.
Я хотел уже объяснить этому долбаному фермеру, что ему следует и чего не следует позволять себе в городской черте, но кто-то потряс меня за рукав. Это был лучезарный Дрозд.
– Ну, пойдем, что ли?
– Ты чего, хотел мужику звезды дать?
– Опомнился, – буркнул я.
Мы топали по расползшемуся асфальтовому тротуару вниз по улице Героя России Кадырова. Когда я совсем маленькой соплей тут бегал и в окна женской бани кварталом ниже подсматривал, улица называлась не то Космонавтов, не то Полярников, сейчас уже не помню... И те и другие теперь на хрен никому не нужны.
– А что я? Я подошел, ничего не заметил... Может, вернемся? Отхерачим мужика, полезное что заберем.
– Свалил уже небось мужик. Да и правильно, что не сунулись: у крестов этих чего только под сеном не запасено. Из автомата полоснул бы, и вся звезда.
Мимо проезжали редкие автомобили, в основном ведомственные. В облезлых, допотопных «Жигулях» скучал милиционер, который вроде должен был следить за движением, но в связи с почти полным отсутствием такового не знал, чем заняться, и потому пристал к нам.
– Ну-ка стоять, – сказал он, с кряхтеньем вылезши из машины. – Куда идете?
– Гуляем, – ответил Дрозд.
– Пьяные?
– Ага. В отделение заберешь? В вытрезвитель, может быть?
– Нужны больно... Тихо себя ведите.
Милиционер попался старенький и унылый, прекрасно понимал, что ничего с нами не сделает и попросту не справится, даже если мы начнем вести себя не тихо, а громко, но привык за годы службы соблюдать приличия и призывать к этому других.
– Хорошо, товарищ старший лейтенант, – сказал я. – Можно нам идти?
– Идите.
– Надо было ему по башке дать, – возбужденно бормотал Дрозд. – И машину на хрен забрать. И пестик.
– Так он тебе с пестиком и ходит... В кобуре, небось, гондон, пожрать да от жены заначка. Стоит дядька нормальный, отрабатывает свои копейки, и ладно. Старенький опять же.
– А зачем такому гондон? – усомнился Дрозд.
– Надувать и хлопать...
Мы свернули за угол. Посреди чахлых кустиков барбариса, посаженных кольцом, стоял памятник Путину. Бронзовый, он являл бывшего Президента России с книгою в левой руке, мудро глядящего вдаль. Вторая рука, правая, по-наполеоновски покоилась за бортом пиджака. Судя по количеству голубиного дерьма, в последний раз Путина чистили недели три назад.
– Его ж, кажется, взорвали, – сказал я сам себе.
– Не, это возле завода холодильников взорвали, а этот стоит, – уточнил Дрозд. – Мы вот закуски не купили...
– Вон ара ходит, у него купим. Не в магазине же ливерку тухлую брать... А в коммерческом дороже выйдет.
Ара в кашемировом пальто действительно ходил неподалеку от памятника и делал вид, что любуется окрестностями. Признаться, идея хреновая: останки заборов, какие-то скрученные железяки и кучи битого кирпича – на что любоваться-то? Но место бойкое, в торговой сметке аре не откажешь. Тут же бабки торговали семечками, пирожками хрен знает с чем и всяким хламом, разложенным на пустых ящиках.
– Эй, пожрать есть? – спросил я, подходя.
– Ест пожрат, ест випит, – солидно сказал ара. – Чито нада?
– Пожрать. В смысле, закусить. К дамам идем в гости, понял?
– К билят идем? Тада нада канпет, колбас.
– Ты давай воду не мути, – встрял Дрозд, – мы не Пугачеву трахать идем. Канпет на хрен... Сказано тебе – закусить.
– Пугачева старий, зачем Пугачева трахат? – удивился ара. – Надо сапсем молодой билят трахат.
– Давай не звезди, – поторопил Дрозд.
Ара пожал плечами и помахал кому-то невидимому рукой. Тут же со стороны почти дочиста вырубленного на дрова парка появился второй ара, с натугой тащивший чемодан. Он взгромоздил его на чудом уцелевшую скамейку и открыл.
Давненько я не видел столько еды в одном месте. Нет, конечно, чан концентратного пюре или бочка квашеной капусты не в счет. Много, но не то. Здесь были паштеты, шоколадки, колбасы, какие-то копчености, печенье, консервы и даже шампанское.
– Купи шампан, – предложил первый ара. – Билят очен любит шампан.
– Сам ты билят, – сказал нервный Дрозд. – Давай вон колбасу... подешевле которая. И консерву попроще.
Я сложил колбасу и две банки килек в томате в пластиковый пакет «Кэмел», подаренный арой от щедрот.
– Сто двадцать тисач, – сказал ара, что-то подсчитав в своей черной голове.
– Ну ты даешь, бля! – поразился Дрозд. – Колбасы кусок и килек две банки – сто двадцать тонн? Охренел! Добавь хоть шоколадку, что ли!
– Дай иму шакалат, – буркнул второй ара, молчавший до сих пор.
– Харашо. На тибе шакалат.