Я споткнулся обо что-то, это был труп ребенка. Со скрюченными ручонками и опухшими суставами, с острыми оскаленными зубами. Отшатнувшись, я увидел рядом труп взрослого, голого, даже без набедренной повязки, немногим отличавшегося от ребенка. Этот лежал навзничь, простроченный поперек живота автоматной очередью.
– Один есть, – крикнул кто-то из наших сквозь дымные завесы.
Возле несгоревшего плетеного строения лежал на боку, подтянув к груди согнутые ноги, военный в ангольской форме. Он был мертв. Из спины его торчало изогнутое копье, а все вокруг было залито кровью. Копье мало того что воткнули, так еще и повернули несколько раз в теле воина. Стоявший рядом Карунга посерел и, отвернувшись, принялся громко блевать.
– А вот и вождь, – сказал Индуна.
Видимо, этот старичок с нелепым украшением из перьев в волосах и проткнул солдата Мбопы. Вождь лежал метрах в двух, протянув вдоль тропинки тощие руки, затылок его был размозжен.
– Я же говорил – будут видимые следы, – сказал Индуна, поправляя свою «астру». – Они потеряли здесь четверых. Мбопа, похоже, очень устал, не прочувствовал обстановку. Не знаю, сколько уж у него осталось от отряда, но вырезали всю деревню. Грехом это не назовешь.
– Они что же, людей ели? – спросил Войт, фотографируя труп вождя.
– Посмотрите, у них там хлев, – махнул рукой Индуна. – Не все сгорело до конца, так что несколько тел вы увидите. Возможно, даже найдете соотечественников. Их тут любят использовать в качестве консервов больше, чем черных. Говорят, они вкуснее.
– К тому же белые меньше болеют, – добавил Фиси, невозмутимо вынимая из нагрудного кармана шоколадный батончик. Содрал цветную обертку и с аппетитом откусил большой кусок. – А соответственно – лучше хранятся.
Вот тут вывернуло и меня.
10. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
День или ночь?.. Во влажном полумраке тропического леса временем управляют только две часовые стрелки. Из суток остался только тягостный вечер, и нет ему конца, как нет конца нашему пути. Солнце застряло где-то за горизонтом, и не светит, и темноте наступить не дает.
Лес, который окружал деревню людоедов, выглядел хилым только вначале. Буквально через километр мы словно пересекли некую невидимую границу – деревья вытянулись, стали гуще и вскоре закрыли от нас небо. Мы попали в вечерние сумерки, хотя на невидимом небосклоне солнце достигло зенита.
Мутагены попали здесь в благодатную почву. Они подняли деревца ввысь, превратили небольшой лесок в джунгли. Вся растительность размножалась с невероятной скоростью. Если рискнуть и остановиться всего на минуту, можно увидеть, например, как мох за считанные секунды оплетает дерево снизу доверху и как дерево борется с ним. выделяя особые вещества. Можно увидеть, как лианы, словно щупальца неизвестного животного, впиваются в кору поднебесных гигантов, семена которых случайно упали однажды в эту отвратительно живую грязь, да так и остались в ней. А может быть, это были не лианы вовсе… Кто знает, что могло зародиться в этой изгаженной человечеством земле?
Проваливаясь по колено в слой гниющих листев, мы едва-едва делали два километра в час. Впрочем, вряд ли кто-нибудь сумел бы в этом лесу двигаться быстрее…
Я скормил своим ребятам почти весь имеющийся у нас запас мутагенных компенсаторов. Если они закончатся раньше, чем мы пройдем опасную зону, стерилизация нам обеспечена. В принудительном порядке, в соответствии с Пражской конвенцией от сорок четвертого года «О координировании мер по устранению последствий применения мутагенных веществ». Какой-то умник мне сказал, что самое страшное – это ядерное оружие. Мол, человечество погибнет в атомном огне и все такое…
Хренов сто! Этого бы умника да в этот лес. Который и границ-то не имеет. Сколько идем… А по карте – так должны уже в саванне пыль жрать.
Я с отвращением оторвал от щеки белого червя, который усердно пытался вбуравиться мне под кожу.
Дерьмо! Какое дерьмо! Одно сплошное…
Что я такого сделал в прошлой жизни, что меня бросают в это дерьмо?!
Впереди произошла какая-то заминка. Я поспешил к голове нашей маленькой колонны.
О нет…
Я увидел, как бледный Чиконе, одной рукой держась за живот, а другой вцепившись в рукав поддерживающего его солдата, старается усмирить свои не вовремя разбушевавшиеся кишки.
– Привал, – скомандовал я. – Но никому не садиться, слышите?! Если, конечно, не хотите быть сожранными заживо какой-нибудь инфузорией-туфелькой. Чиконе… Не дотерпишь?
Он только помотал головой. Несчастный парень, ему сейчас белый свет с овчинку кажется… Но нельзя ему тут… присаживаться. Обязательно заразу подхватит. Не приведи господь, синюю амебу или кольчатого червя Крюкова, который, попав в благоприятную среду, начинает размножаться с невероятной скоростью, да еще вдобавок выделяет какой-то редкий токсин в качестве отходов собственного организма. Видел я несчастных зараженных, в ангольском лагере… Поначалу их еще лечить пытались, пока не стало ясно, что единственное облегчение для несчастных – это ампула с цианидом.
– Чиконе… Вали под себя.
– Да, мой генерал… – Вид у него был отрешеннейший.
На миг он замер. Потом расслабился. На лице обильно выступила испарина.
Не давая ему осмыслить происшедшее и наделать очередных глупостей, я скомандовал:
– Вперед! Живее, мы отстаем от графика.
От какого графика?..
Мы прошли еще километра два, когда Чиконе вдруг сделалось совсем плохо. Он согнулся пополам, опершись на ствол автомата. Закашлялся. Побелел, а затем его вырвало чем-то синим.
– Отойдите от него! – закричал я тем, кто кинулся подхватить падающего солдата. – Не прикасайтесь! Назад…
Когда я подошел к нему, Чиконе уже не мог стоять и медленно опустился на колени. Лицо смуглого итальянца было характерного голубого цвета.
Живой труп. Пока живой…
– Джузеппе… – негромко позвал я.
Он поднял голову, и я поразился, насколько быстро болезнь взяла свое. Глаза ввалились, из носа текла струйка крови.
– Мой генерал?.. – Голос призрака.
– Прости меня, Джузеппе.
Он даже попытался улыбнуться, но согнулся. Ему снова стало плохо.
– Абе, веди отряд дальше. Я догоню вас через полчаса.
Шесть человек, возглавляемых безмолвным Абе, исчезли за деревьями.
Чиконе начал сползать в собственную блевотину.
Я ухватил его за шиворот, вернул в исходное положение. Плевать на бактерии. Инфузории, мать их…
Я не могу позволить своему солдату подыхать в дерьме!
Вы мне заплатите! Все! Сволочи! Заплатите за это дерьмо, за эту гнусь, в которую вы превратили мою землю!
Послышалось шипение. Прислушавшись, я понял, что это Чиконе пытается что-то сказать. Нагнувшись к нему, я разобрал только одно слово:
– Генерал… Генерал… Генерал…
Он уцепился за мою штанину, вытянул руку вперед, согнул ладонь, словно обхватывая что-то, и несколько раз дернул указательным пальцем… В воздухе стояла страшная вонь.