– Кто сейчас выйдет, идиот?
– Бурри-мемсахиб, сахиб. Она отдыхала.
То, что его маленькую дочку Рупу вознесли не просто до мемсахиб, а до бурри-мемсахиб, озадачивало и раздражало доктора Сета. Мансур спросил:
– Желаете чаю или кофе, сахиб?
– Только что ты предлагал мне нимбу-пани[58 - Нимбу-пани – напиток из воды и лимонного или лаймового сока, с добавлением сахара и розовой воды.].
– Да, сахиб.
– Стакан нимбу-пани.
– Сию минуту, сахиб. – Мансур собрался выполнить поручение.
– И еще…
– Да, сахиб?
– Есть ли в этом доме печенье из аррорута?
– Полагаю, да, сахиб.
Мансур направился в сад за домом, чтобы сорвать пару лаймов, затем вернулся на кухню – выжать из них сок. Доктор Кишен Чанд Сет предпочел вчерашний выпуск «Стейтсмена», отвергнув свежую «Брахмпурскую хронику», и сел в кресло читать. В этом доме все слабоумные.
Госпожа Рупа Мера поспешно оделась в черно-белое хлопковое сари и вышла из своей комнаты. Она зашла в гостиную и рассыпалась в извинениях.
– Ох, хватит, прекрати всю эту чушь, – нетерпеливо перебил ее доктор Кишен Чанд Сет на хинди.
– Да, баоджи.
– Прождав неделю, я решил тебя навестить. Что ты за дочь такая?
– Неделю? – блекло переспросила госпожа Рупа Мера.
– Да-да, неделю, вы правильно поняли, бурри-мемсахиб.
Госпожа Рупа Мера не знала, что хуже: гнев ее отца или его же сарказм.
– Но я только вчера приехала из Калькутты…
Ее отец от этих глупостей, казалось, был готов уже взорваться, когда Мансур вошел со стаканом нимбу-пани и тарелкой печенья из аррорута. Он заметил выражение лица доктора Сета и нерешительно замер в дверях.
– Да-да, поставь здесь, чего ты ждешь?
Мансур поставил поднос на небольшую стеклянную столешницу и повернулся, чтобы уйти. Доктор Сет сделал глоток и яростно завопил:
– Негодяй!
Мансур повернулся, дрожа.
Ему было всего шестнадцать, и он заменял своего отца, взявшего короткий отпуск. Ни один из его бывших учителей за все пять лет обучения в деревенской школе не внушал ему такого животного ужаса, какой вселял в его душу сумасшедший отец бурри-мемсахиб.
– Ты, негодяй… отравить меня вздумал?
– Нет, сахиб.
– Что ты мне дал?
– Нимбу-пани, сахиб.
Доктор Сет, тряся челюстью, внимательно взглянул на Мансура. Уж не пытался ли этот щенок дерзить ему?
– Конечно нимбу-пани, я, по-твоему, решил, что это виски?
– Сахиб… – пробормотал Мансур, совершенно сбитый с толку.
– Что ты в него положил?
– Сахар, сахиб.
– Ты, паяц! Я всегда пью нимбу-пани с солью, а не с сахаром, – прорычал доктор Кишен Чанд Сет. – Сахар для меня – яд. У меня диабет, как и у твоей бурри-мемсахиб. Сколько раз я говорил тебе об этом?
Мансура так и подмывало ответить: «Ни разу», но он остерегся. Обычно доктор Сет пил чай, и он приносил ему молоко и сахар отдельно. Доктор Кишен Чанд Сет грохнул тростью об пол.
– Иди. Что ты вылупился на меня, словно сова?
– Да, сахиб, я приготовлю еще один стакан.
– Оставь этот. Нет. Да, сделай другой.
– С солью, сахиб, – рискнул улыбнуться Мансур. У него была довольно приятная улыбка.
– Над чем ты смеешься, словно осел? – спросил доктор Сет. – С солью, конечно!
– Да, сахиб.
– И еще, дурак…
– Да, сахиб?
– И с перцем тоже.
– Как вам угодно, сахиб.
Доктор Кишен Чанд Сет повернулся к своей дочери. Она поникла перед ним.
– Какая у меня дочка? – риторически спросил он. Ждать ответа Рупе Мере пришлось недолго. – Неблагодарная! – Ее отец откусил печенье, чтобы подчеркнуть сказанное. – Непропеченное! – добавил он с отвращением.