хоронили Россию
и ее палачей!
На смерть Солженицына
Как будто отрезали руку
и смерть загляделась в упор…
Товарищи, дайте мне рупор:
«Оркестр, ре минор, ре минор!..»
Пусть Моцарта грянут гобои!
Но реквием слушать нет сил…
Россия хоронит героя,
кто к жизни ее воскресил.
Герб
Шесть часов. По стойке смирно
стрелки встали на часах.
Дым из труб встает надмирно
в заполярных поясах.
Просыпается планета.
Всходит солнце за бугром,
как стозвонная монета
с отчеканенным гербом.
Нет, постой, вся сцена эта —
он и есть, советский герб!..
Только молот сгинул где-то
и прошел по яйцам серп.
Вечерний звон
Сошли как будто с полотна:
плёс, церковь и лесок,
богатый на полутона…
Вечерний свет высок.
Но где же сам вечерний звон,
что Левитан воспел?
В какую бездну канул он?
В советский беспредел?
Я знал и чувствовал давно:
ко мне вернется он,
с родным закатом заодно,
и колокольный звон.
Тогда отступит время вспять,
туда, где был он нем.
Кого он будет отпевать,
увы, понятно всем.
…Закат эпохи. Eй вдогон
горит лучей шафран.
Вечерний звон, вечерний звон…
А где же Левитан?
Сквозь дождь
Полнометражный шум дождя,
гул несмолкаемый турбины,
а если вслушаться, с трибуны —
речь пролетарского вождя.
Все это было, было, было,
да вот по кладбищам остыло.
Не остывают только в сердце,
сквозь дождь, былого килогерцы.
Я помню
Я помню, как сдвинулись сроки
и предначертанье сбылось
и номенклатурные щеки
уже раздувать не пришлось.
Я помню, как сдвинулись вехи,
как сыпались искры из глаз…
Смежила таинственно веки
эпоха, взрастившая нас.
И сделалось небо с овчинку!
И заговорили гроба…
И малою, тонкой былинкой
качнулась под ветром судьба.
Я был черепахой
Мне нравится дождь:
я был рыбой,
ихтиозавром, может быть,
рептилией,
а может, черепахой…
А еще я был…
советским человеком!
Строптивый ветер