Ключ от двери храма

глава первая

Должность профессора-консультанта подлежала сокращению. «Иначе избавиться не могут», – думал Виктор Олегович с легкой гордостью, не утишающей обиду. Щемила сердце тоска потери привычного распорядка дня, кабинета со старинным кожаным диваном тридцатых годов прошлого века, доставшимся Виктору Олеговичу по наследству от великого Слуцкого, и массивным столом зеленого сукна с лампой под зеленым абажуром. В этом кабинете, коридорах, аудиториях, на этих лестницах с вытертыми временем ступеньками прошла жизнь, как брызгами на стекле от проезжающих автомобилей отмеченная старыми фотографиями и потускневшими грамотами на стенах. Уйдет Виктор Олегович, и освободят кабинет от дорогих Виктору Олеговичу вещей, и займет кабинет кто-то другой. Впрочем, можно и не гадать, известно, что займет кабинет профессор, доктор наук Виолетта Борисовна, бывшая ученица Виктора Олеговича. Формально научным руководителем аспирантки Виолетты был Слуцкий, но правила, установленные Слуцким, гласили: хочешь защитить докторскую, работай с моими аспирантами, защитятся они – подумаем, что из их диссертации взять в твою. Поэтому фактически работой над диссертацией Виолетты руководил Виктор Олегович, и звали его в те годы Витя, и непродолжительное время они с Виолеттой были любовниками. Но любовь прошла незаметно и незаметно они стали врагами. Если бы не почти ежедневное, десятилетиями прожитой жизни общение в одном коллективе, вероятно, не было бы вражды, замешанной на научном соперничестве. Виолетта смолоду была упряма – «я сама». Виктор в период влюбленности хотел от нее девочку, такую же упрямую буку. Она родила девочку. Но не ему и не от него, а от мужа, недостойного, как считал Виктор, Виолетты, приземленного, всю жизнь проработавшего на стройках начальником участка, а на пенсии затерявшегося в своем гараже за ремонтом старой «Лады» да на дачных шести сотках, на которых ни Виолетта, ни ее дочь почти не бывали. Дочь вышла замуж за англичанина и уехала с мужем в Бельгию по месту работы мужа, а Виолетта Борисовна «ушла в науку» и стала, по мнению Виктора Олеговича, злой и безжалостной к коллегам и аспирантам, но особенно к Виктору Олеговичу, который, напротив, с возрастом стал сентиментальным, поминал прежнюю любовь и не узнавал ее в этой, как говорили за глаза молодые аспиранты, «старой мымре».

Перед домом росла сосна, кроной прикрывающая крыльцо и часть веранды с бетонной площадкой, засыпанной похрустывающими под ногами шишками. На сосне висела самодельная кормушка, полная крошек. Птицы кружили подле кормушки и не решались подлететь. Раздумья о причинах такого поведения птиц отвлекли Виктора Олеговича от раздумий о своем месте в науке, и он заснул с мыслью «не посмеют».

Разбудил сын, приехавший из города позже отца.

– Не дождался меня, – упрекнул сын. – Юрий Тимофеевич тебя искал.

– Догадываюсь.

– Зачем лезешь на рожон… – не договорил сын, отец прервал, бросив приглашающий взгляд на кормушку:

– Не пойму, почему птицы не подлетают к крошкам? Все по науке.

– Может быть, тебя потому и сокращают? – не ответил на вопрос сын.

– Не меня, – поправил отец, – должность.

Сын вздохнул: – Не лезь на рожон.

– Я всю жизнь не лез на рожон. Думаю, что иногда зря.

– Твое дело. Но и на мне аукнется твоя принципиальность.

– И все же не пойму, почему птицы не залетают на кормушку.

– Ужинать на веранде будем? – спросил сын.

– В доме. Прохладно на веранде.

Ужинали молча, жена Виктора Олеговича Маргарита сидела напротив мужа, не ела, сославшись, что перекусила. Когда мужчины закончили ужинать, убрала со стола, подошла к мужу, он, задумавшись, стоял в проеме двери гостиной, открытой на веранду, лучи заходящего солнца освещали бетонную площадку, сосну, ворота, автомобиль сына. Маргарита, помолчав солидарно с мужем, сказала:

– Может все и к лучшему, Витя.

– Почему птицы не садятся на кормушку?

– Далась тебе эта кормушка. Купи новую.

– Я все сделал правильно.

– Ты не специалист по кормушкам.

– Что сложного? Может быть, все-таки дело в птицах?

Он повернулся к жене, привлек к себе, она прижалась щекой к его плечу, он сказал:

– Может быть, ты и права.

Виктор Олегович вышел на веранду, сел в кресло. Маргарита принесла плед, укрыла.

– Недолго сиди, на дворе холодно.

Она расправила складки пледа. «Вот и поживем для себя», – подумал Виктор Олегович, прочитав мысли жены.

глава вторая

Наутро сын отвез отца в университет. Виктор Олегович столкнулся в коридоре с Юрием Тимофеевичем, они обнялись, потрясли рукопожатием руки, «давненько, давненько».

– Заходи, – предложил друг Юра другу Вите, – давно хотел поговорить, – и, полуобняв пауком, опутывающим муху, повел Витю в свой кабинет.

Юра был моложе Вити на двенадцать лет, в молодые годы не сказать что считался учеником Виктора Олеговича, но занимал мальчишеское по отношению к мэтру положение. С возрастом их отношения стали равными, Юра делал административную карьеру, стал проректором, Витя зарабатывал научный авторитет, готовил кандидатов и докторов наук, писал монографии, учебники, статьи, интриговал, тайно мечтая стать членом-корреспондентом академии наук. Членом-корреспондентом не избрали и даже для утешения самолюбия не выдвигали, но авторитет Виктор Олегович в научном мире завоевал, соискатели ученых степеней его побаивались. Виктор Олегович купался в заискивающих улыбках, но был добр, справедлив, принципиален, любил общаться с молодежью, которую призывал равняться на ушедших в мир иной великих, – может, не всегда оценивая их заслуженно, но педагогически, по его мнению, правильно, делая предшественников почти святыми, возносил их к небесам науки, пусть и прикладной, но все же настоящей науки, в создании и развитии которой он, Виктор Олегович, принимал участие и был не на последнем месте. Всю жизнь он жил с чувством гордости за принадлежность к этому научному братству, в котором без совета с самим Виктором Олеговичем не принимались серьезные решения. И ныне, по достижению восьмидесяти пяти не ощущаемых им лет, его, выдающегося ученого, не надо скромничать, если это правда, выдающегося, сокращая должность, по сути, изгоняют из научного братства, и есть решение при очередном плановом обновлении диссертационного совета вывести Виктора Олеговича из состава и ввести Виолетту Борисовну. Виктор Олегович считал ее «неглупой бабой», и, если быть объективным, она состряпала неплохое вино, но из винограда, выращенного Виктором Олеговичем, о чем ей не следовало бы забывать. Виктор Олегович мог сколь угодно долго оппонировать Виолетте Борисовне, Юрию Тимофеевичу, прочим так себе ученым, и оппонировал, но с возрастом чаще мысленно, причем забывался, говорил вслух, и услышавшие его бормотание шептались: «старик заговаривается.

– Чаю? – предложил Юра.

Виктор Олегович кивнул.

– И пирожки с капустой? Ты как?

Юрий Тимофеевич слегка заискивающе заглянул в глаза Виктору Олеговичу. Тот утвердительно прикрыл глаза и подумал: «Подстилает. Значит, все решили».

Секретарша принесла поднос с чашками, сахарницей и блюдом пирожков, сказала:

– Только что испекли, еще и в продажу не успели выложить.

– Спасибо, – торопливо проводил ее Юрий Тимофеевич.

Он, решаясь начать разговор, разглядывал постаревшего за последние дни Виктора Олеговича: «похудел, глаза слезятся, ест неопрятно, крошки в бороде застряли, и зубы бы вставить вместо этих огрызков; какой он с виду профессор».

Виктор Олегович обжигался горячим чаем и раздумывал о том, как начать выторговывать сыну ступеньку карьеры в счет своего как бы добровольного решения на уже предрешенный уход на пенсию и красиво, достойно, торжественно уйти с грамотой, премией и обещанием, что он уходит с должности, но не из науки, в которой Виктор Олегович занимает и будет занимать выдающееся место.

– Еще? – спросил Юрий Тимофеевич, после того как Виктор Олегович допил чай, а на блюде остался сиротливый пирожок, нетронутый Витей для друга Юры, не пившего и не евшего.

– Нет, спасибо.

– Такие, Витя, дела, – задумчиво проговорил Юрий.

– Чья выдумка?

– Министерства. Требуют снизить средний возраст.

– Не будешь? – Виктор Олегович взял пирожок.

– Ешь, ешь. Чаю?

– Не надо, спасибо.

– Я тебя не только поэтому позвал. Даже совсем не поэтому. Почему ты упираешься по работе Сергеева?

– Во-первых, потому что она не уровня докторской. Во-вторых, ты, председатель совета, не боишься, что она не пройдет в ВАКе?

– По ВАКу – не наша забота. Во всяком случае, не твоя точно.

– Даже так?

– Да, даже так. Ничего объяснять не буду.

– Не объясняй. Но тебе не противно, что кандидат социологических наук, ни дня не проработавший в строительстве, покупает, пусть не за деньги, но, по сути, покупает низкого уровня докторскую и станет доктором технических наук, якобы специалистом по строительству? Что мы скажем студентам, аспирантам, они все видят, Юра.

Юрий Тимофеевич молчал, ожидая, что Виктор Олегович выговорится.

– Ради чего мы жили? – продолжал Виктор Олегович. – Потеряли страну. Теперь теряем науку. Где он, советский человек, которого из нас делали? Мы мечтали быть похожими на Павку Корчагина, а нам перестройка объяснила, что Павка – зомбированный идиот, а узкоколейка, которую он строил ценой своего здоровья, да и жизни, не нужна. Жертвы наших отцов, вся их жизнь, стали бессмысленными. И только наука, да, пожалуй, еще искусство оставались гаванью, где можно было укрыться от тоски бессмысленно прожитой жизни…

– Что ты хочешь этим сказать, Витя?

– Да ничего я не хочу. – Виктор Олегович задумался, уткнувшись взглядом в пустой стакан с повисшей через край этикеткой чайного пакетика.

– Ты предлагаешь броситься на ветряные мельницы? – спросил Юрий Тимофеевич после недолгой паузы.

– Дон Кихоты делали революцию и поднимали Днепрогэс. Была великая эпоха Дон Кихотов. – Виктор Олегович смазал слезу в уголке глаза. – Нас воспитывали Дон Кихотами. А сегодня облили грязью эпоху, и апостола, который из мелких людишек делал человека по образу своего Бога. Он, вычерпывая человеческую грязь доносительства и стяжательства из заилившейся веками души, создавал рай коммунизма на земле: чистый пруд, обустроенные берега, радостные дети, спортсмены на первомайских праздниках, общий созидательный труд… Разве плохо мы жили?

– Хорошо мы жили. И что? – Юрий Тимофеевич заметно тяготился разговором. – Ты чего добиваешься?

– И что осталось? – Виктор Олегович вопросительно-приглашающе к оппонированию посмотрел на него.

Юрий Тимофеевич непроницаемо смотрел в сторону входной двери.

– Покосили борщевик, а семена остались? – продолжил Виктор Олегович.

Юрий Тимофеевич поднялся, прошел к двери, выглянул из кабинета:

– Светлана! Залесского пригласи ко мне минут через пятнадцать. Мы скоро закончим.

Виктор Олегович громко пробормотал:

– Вот, вот, еще один достойный ученик Виолетты.

Юрий Тимофеевич сделал вид, что не расслышал, подошел и сказал:

– Извини, Витя. Мы, кажется, все обсудили. Подумай о работе Сергеева. Не лезь на рожон.

Он проводил Виктора Олеговича до двери, коснулся его плеча и стоял, долгим взглядом смотрел на сгорбленную фигуру шаркающего Виктора Олеговича, пока тот не вышел из приемной, потом повернулся к Светлане, попросил убраться после чаепития, пошел к своему столу, сел и смотрел, как Светлана собирала на поднос пустую посуду.

– Все мы такие будем, – сказала Светлана и вышла из кабинета.

Юрий Тимофеевич тяжело вздохнул.

– Залесский пришел, – по громкой связи объявила Светлана.

– Зови.

В кабинет вошел Залесский.

– Вызывали, Юрий Тимофеевич?

– Присаживайся.

Залеский отличником сел, поедая преданными глазами «самого» Юрия Тимофеевича.

«Переигрывает», – подумал Юрий Тимофеевич и спросил:

– Что с диссертацией Сергеева?

– В докторантуре показал. Смотрел сам Кочнов. Одобрил, оформлено согласно требованиям ВАК.

– Хорошо. Это хорошо. – Юрий Тимофеевич заглянул в ускользнувшие глаза Залесского. – На кафедре проблем не было?

– Не знаю, как и сказать.

– Ну?!

– Не собирались. Протокол заседания оформили, заключение Лифшиц подписал. Но не собирались.

Юрий Тимофеевич будто не слушал, задумался.

– Вы меня не выдавайте, – попросил Залесский. – Лифшиц меня уволит.

Юрий Тимофеевич встрепенулся, махнул рукой:

– Не скажу. Молодец. Так держать. Свободен, – усмехнулся, – пока.

Он поднялся с кресла и стоял в торопливом ожидании ухода Залесского, проводил его взглядом и вышел вслед, сказав Светлане:

– Пойду на кафедру Лифшица. Будут спрашивать, скажи «вышел на полчаса», не объясняй.

Светлана кивнула.

На кафедре, в преподавательской Юрий Тимофеевич застал одиноко поникшую над столом с папками курсовых проектов Измаилову Зульфию, доцента кафедры. Она привстала со стула и смотрела на него в ожидании вопроса.

– Почему на заседании кафедры не ходите? – строго спросил Юрий Тимофеевич.

– Хожу.

– Мне доложили, что вас не было… – Он назвал число, которым был подписан протокол кафедры обсуждения заключения на диссертацию Сергеева.

Зульфия виновато потупилась и не ответила. «Выдрессировал Лифшиц», – подумал Юрий Тимофеевич, оглядел преподавательскую и вышел. Он заглянул в две аудитории, преподаватели, завидев проректора, останавливали течение лекции, здоровались и вопросительно смотрели, он кивал, «продолжайте» и закрывал дверь. В лаборатории строительно-дорожных машин мрачно стояли образцы техники прошлого века, заведующий, отставной полковник, доложил, что он, заведующий лабораторией Иванов, готовит образцы и стенды к проведению лабораторных работ согласно учебному расписанию и методическим указаниям.

– И чему вы учите на этих стендах? – спросил Юрий Тимофеевич.

Иванов не успел ответить, вошел Лифшиц, поздоровался с проректором и, пригласив в свой кабинет, спросил с порога:

– Проверка? – Он в тревожном ожидании заглянул в глаза проректору.

– Чисто надо работать, и тогда никакие проверки не страшны, – ответил Юрий Тимофеевич.

– Что-то случилось?

– Как у вас с Виктором Олеговичем?

– Нормально.

– Нормально, – передразнил Юрий Тимофеевич. – А не боишься, что сорвет защиту Сергееву? Ваша кафедра выпускающая. Думай, Петр Моисеевич.

– И все же, что случилось?

– Что случилось? – переспросил Юрий Тимофеевич. – Ничего не случилось. Но случится, если вы с Виктором не поработаете.

– Все документы оформлены, заключение подготовлено…

– Знаем, как вы готовите заключение кафедры, – перебил Юрий Тимофеевич.

– Залесский и Виолетта занимаются диссертацией Сергеева, – ответил Лифшиц.

– То есть все в порядке? Проблем не будет?

– Да.

– И с Виктором? Он грозится голосовать против.

– Поломается и проголосует «за».

– Ну-ну.

Юрий Тимофеевич, оставив Лифшица в задумчивости о причинах прихода проректора на кафедру, возвратился в свой кабинет, попросил Светлану сделать кофе и не беспокоить минут двадцать. Задумался, рисуя на бумаге закорючки, обозначая ими фамилии членов совета с комментариями: «Лифшиц не союзник, но не враг, Витя против, члены совета болото, при бесконфликтной ситуации голосуют как скажет председатель, а в нынешней найдутся те, кто поддержит Виктора «черным шаром» при тайном голосовании». Он забыл о стынущем кофе, загрустил: «Виктор уходит, хлопая дверью, оставляя легенду о принципиальности, неподкупности, высокой ответственности выдающегося ученого Пашенецкого и, по сути, предавая бывшего друга Юрия Тимофеевича, потому что он, проректор, председатель диссертационного совета, не может позволить выступать, как говорилось в эпоху их молодости, против генеральной линии партии. Впрочем, никогда они и не были друзьями. Но и врагами тоже не были».

Юрий Тимофеевич набрал прямой телефонный номер ректора и, услыхав его голос, пожалел о своем звонке: «Чем он сможет помочь? Обрабатывать членов совета не его дело».

– Здравствуйте, Сергей Антонович.

– Хорошо, что позвонил, зайди.

Секретарь ректора поздоровалась, отрывисто сказала “ждет» и проводила Юрия Тимофеевича взглядом овчарки на овцу из охраняемого стада.

– Что с диссертацией Сергеева? – нетерпеливо спросил Сергей Антонович, спохватился: – Присаживайтесь.

– Кочнов посмотрел, сказал, нормально.

Сергей Антонович нажал кнопку вызова, вошла секретарь, встала у двери.

– Кочнова, пожалуйста, пригласите, – распорядился ректор и, дождавшись, когда дверь закрылась, понизив голос, доверительно сказал: – Нам надо, Юрий Тимофеевич, не облажаться с Сергеевым. От решения проблемы с Сергеевым, может быть, даже судьба университета зависит, а уж наша с вами точно.

– Почему не доктор социологических, политических, юридических, наконец, пусть даже экономических наук! Но не технических же.

– Куда его прочат, надо технических. Прямая команда. —Ректор показал пальцем вверх.

– Нас-то за что?

– Доверяют.

– Лучше бы не доверяли.

– Есть проблемы?

– Да как сказать.

– Говори как есть.

– Сергей Антонович, Кочнов ожидает, – по громкой связи сказала секретарь.

– Спасибо, Людмила Васильевна, я приглашу.

– Виктор Олегович против, – сказал Юрий Тимофеевич.

– И?

– Неуправляем. Терять ему нечего, должность его сокращаем, из совета в ближайшее время будем выводить, возраст, сами знаете.

– Лифшиц как?

– Против не посмеет, но…

– Что? Но?..

Юрий Тимофеевич задумался с ответом: сказать, что Лифшиц подписал заключение, не собирая кафедру, – нарваться, «а ты куда смотрел?» – не сказать?.. Решил не говорить, авось обойдется, а нет, есть оправдание, не знал, доверился Лифшицу…

– Ответственности не чувствует, оптимист, – ответил Юрий Тимофеевич.

– Мы с тобой должны ответственность чувствовать. А Лифшиц исполнять. Все проблемы?

Юрий Тимофеевич кивнул.

– Сейчас обсудим. – Сергей Антонович включил громкую связь с секретарем: – Людмила Васильевна! Пригласите Кочнова.

Кочнов подтвердил, что все документы по диссертации Сергеева оформлены строго в соответствии с требованиями ВАК, диссертация размещена на сайте университета, можно назначать комиссию по рассмотрению диссертации на совете.

– Вот видишь, – обратился ректор к Юрию Тимофеевичу, – все в порядке.

Юрий Тимофеевич молчал.

– Все? Еще проблемы?

Юрий Тимофеевич не ответил.

Ректор двинул в сторону Кочнова рукой: – Ответственный человек говорит, все в порядке. Так в порядке? Или не все, а мы что-то не обсудили или скрываете что? – Он оглядел присутствующих, заглянул в глаза Юрию Тимофеевичу.

– Все, – ответил Юрий Тимофеевич.

– Тогда все. А вы, – обратился Сергей Антонович к Кочнову, – останьтесь.

Вышел Юрий Тимофеевич от ректора дурак дураком: «зачем приходил»?

глава третья

Виктора Олеговича на дачу на машине вез сын. Виктору Олеговичу не хотелось разговаривать, он прикрыл глаза, пережевывая разговор с Юрием Тимофеевичем, пытался убедить себя не нервничать загодя, при всех своих связях Сергеев не выйдет на защиту раньше конца ноября. А к тому времени…

Въехали в ворота дачи. Маргарита встретила Виктора, тревожно заглядывая ему в глаза.

– Все хорошо, Витя?

Муж кивнул, подошел к кормушке, пошевелил хлебные крошки, насыпанные толстым слоем.

– Папа, – сказал сын, – я все-таки куплю тебе кормушку в детском мире.

Отец не ответил. Ужинали молча, каждый думал о своем, и все об одном, и, не решаясь сказать вслух, перебирали положительные моменты, связанные с уходом Виктора Олеговича с работы. Окончив ужинать, Виктор Олегович вышел за калитку, не спеша пошел по дорожке садового товарищества, не узнавал – он давно не выходил за калитку – заросшие деревьями и кустарником соседние участки, здоровался с незнакомыми ему соседями, которые называли его по имени-отчеству, комары кружились вокруг. Пожилой, хорошо загорелый, несмотря на начало лета, мужчина сидел на скамейке у забора своего участка, приглашающе к разговору сказал:

– Прогуляться вышел, Витя?

Виктор Олегович остановился.

– Да.

Он не помнил этого мужчину. Мужчина приглашающе подвинулся к краю скамейки, сказал:

– Присаживайся, сосед.

Виктор Олегович присел.

– Не помнишь меня?

–Нет, –ответил Виктор Олегович.

– Участки мы вместе получали. Кузичев тогда председателем был. Помнишь Кузичева?

– Нет.

– Он, хитрец, посулил нам лучшие участки, если мы разметим товарищество по плану. Сказал тогда: вы размеряйте и себе участки можете любые выбрать.

– Что вбивали колышки, помню, а номера участков тащили как все, записки из шапки.

– Обманул нас Кузичев, якобы нельзя было кого-то выделять, люди жаловаться начали. В общем… – Сосед махнул рукой.

Виктор Олегович вздохнул.

– Да, – солидарно вздохнул сосед, – больше сорока лет прошло. Николая Ивановича помнишь? – И не дожидаясь ответа: – Помер.

«Господи, – подумал Виктор Олегович, – о чем это он».

– А я смотрю, ты все еще работаешь. «Професуруешь»?

– «Професурую».

– Ну и как?

– Хреново. Увольняют.

– Ну ты нахал. Лет-то тебе сколько?

– Восемьдесят пять будет.

– Мне семьдесят девять, я и то давно не работаю.

– Кем работал?

– Слесарем на «Серп и молот», потом в метрополитене по эскалаторам, а на пенсии в фирме частной. Руками в основном, Витя, руками. Ты головой, я руками. А приходим к одному, к этой скамейке. – Он громко засмеялся, пояснил: – Анекдот вспомнил.

– Пойду я, – сказал Виктор Олегович, поднимаясь со скамейки, – комары зажрали.

– Заходи, – сказал сосед. – Чекушку раздавим.

«Вот и все, – думал Виктор Олегович, – остается от жизни только скамейка, комары и память. Я не помню соседа. А он меня помнит. Но не профессора Пашенецкого, а Витю, с которым когда-то вместе вымеряли участки».

Раздумья Виктора Олеговича прервала жена, она вышла за калитку:

– Куда запропастился? Мы уже волноваться начали.

– Гулял.

– Темнеет. Да и холодно. Пойдем, Витя. – Маргарита взяла его под руку. – Не переживай ты так. Что Бог не делает, все к лучшему.

Он оперся на руку жены, тяжело поднялся по ступенькам веранды.

Глава четвертая

Юрий Тимофеевич вызвал секретаря диссертационного совета Кошкина обсудить план работ на июнь и наметить план на сентябрь-октябрь.

– До первых чисел июля нам надо собраться дважды. Что у тебя кроме Сергеева?

– Ничего.

– Ковалевский не готов?

– У него Виолетта, – поправился, – Виолетта Борисовна руководитель. Она не выпускает.

– А у Виктора Олеговича? – И не дожидаясь ответа: – Не надо, сам знаю.

– У Зульфии один аспирант, но…

– Рано Зульфие, не вылежался ее аспирант. Поперек Виолетты. – Юрий Тимофеевич задумался, продолжил: – Не хотелось бы Сергеева одного запускать, и на осень нельзя оставлять, торопят.

Помолчал, продолжил:

– Что скажешь, ученый секретарь?

Кошкин неопределенно пожал плечами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.