А тот, на весь район теперь икая,
С балкона вниз
Ревёт, и криз, и кризис накликая:
«Приди, Шарлиз!!!..»
Увидел нас: «Вам хорошо – не пьёте!..
А я в г… огне!..»
Есть вещи посильней, чем «Фауст» Гёте.
Поверьте мне.
Люсь
Я здесь проездом из Рязани в Суздаль.
Но задержался, встретив тебя, Люсь.
Я в девяностых провожал Союз в даль,
В которую и сам теперь стремлюсь.
Весь наш приют – в кафе обычный столик.
И мы вдвоём за ним – почти семья.
– Поэт, бродяга, но не алкоголик, —
Так Люсе о себе ответил я.
Ведь это счастье – родственные души.
Пусть вера – меньше мелкого зерна,
Сидел бы тихо целый век и слушал,
Как о рябине мне поёт она…
Беседовал тут с бывшим её мужем.
Он всё бросал мне дерзости в лицо
О том, что никому никто не нужен.
Ну как общаться с этим подлецом?..
Он угрожает: будь, мол, осторожен,
Понять не может в вечном пьяном зле,
Что у меня – нет никого дороже,
Роднее, чем она… На всей Земле…
Гвенделин
Гвенделин любила апельсины,
Алый бархат летнего заката,
Орхидеи, звуки клавесина…
У неё душа была крылата.
Вечерами у окна мечтала,
И ждала с задумчивой улыбкой
Час, когда, рассеянно-усталый,
Шёл домой Сарториус со скрипкой.
Здесь она сыграть его просила,
От смущенья взгляд свой нежный пряча,
Золотые дольки апельсина
Поднося к губам его горячим.
И следила, чтоб он не запачкал
Ни один свой драгоценный пальчик…
Гвенделин была старуха-прачка.
А Сарториус – соседский мальчик.
Гвенделин была когда-то птицей,
И она об этом с детства знала,
Никому не говоря, что снится,
Будто на земле ей места мало;
Но была уверена с рожденья,
Что взмахнёт руками посильнее,
Вдруг взлетит над лугом лёгкой тенью,
И – туда, где все родные с нею.
Лишь узнав, что люди не летают,
Позабыла светлую обитель,
Не пыталась… И осталась в стае,
Чтобы нас, бескрылых, не обидеть.
Ей отрадой в клетке из приличий
Стал мираж пленительный и зыбкий
Под щемяще-нежный голос птичий,
Что играл Сарториус на скрипке.
Художник и любовь
Жил да был один Художник, влюблённый
Не в кого-то, а в себя – очень прочно.
А роман с собою, определённо,
Может длиться целый век, знаем точно.
Как ухаживал он без раздвоения
За душой и телом – это интимно,
Но частенько он страдал от сомнения:
Настоящая любовь ли? Взаимна?
Проверял, не убеждался. Скандалил.
В книгу Вечную, премудрость любя, вник.
Силы высшие совет ему дали:
«Ближних надо возлюбить, как себя в них».
А Художник думал: «Я ж не настолько…»
Как любить, когда у ближних взгляд узкий:
Вот, сосед и бывший друг – Ломов Колька —