Милосердный демон
– Твоя много думай, мало ешь, – проворчала Кшанти, указывая подбородком на сложенные стопкой на котомке маисовые лепёшки.
– Сейчас наверстаю, – ухмыльнулся Акар, – только скажи сперва, есть здесь поблизости река? Я уже взял, сколько можно, из всех доступных родников и ручьёв, но для телепортации этого недостаточно.
– Для чего? – не поняла Кшанти.
– Для телепортации, – повторил маг. – Как бы тебе объяснить? М-м-м… В древних трактатах это называется «ходить по небу».
– Твоя знай небесные пути, уанобу! – ошалело уставилась на Ибиса дикарка.
– Да, я один из немногих в Идиле, кому известны все пять магистралей и две дюжины ответвлений, – не удержался от хвастовства юный маг. – А твой народ тоже умеет ходить по небу?
– Нет, – вздохнула Кшанти, – дед мне рассказывай про такие пути, но говори, мало-мало кто по ним ходи и живой оставайся.
– Верно, – подтвердил Акар. – Тамганы, например, до сих пор не могут овладеть этой техникой, несмотря на многочисленные эксперименты.
– Ну, так что, скажешь мне, где реку искать? – вернулся Ибис к первоначальной теме разговора.
– Зачем искать? – удивилась колдунья. – Моя показывай.
– Исключено, – покачал головой Акар. – Сомневаюсь, что тот поисковый отряд был единственным.
– Моя хорошо защищайся, моя сильный и смелый есть!
– А что если на нас нападут люди из твоей деревни? Их ты тоже заставишь убивать друг друга?
Дикарка молча уткнулась взглядом в пол, надув и без того пухлые губки.
– Послушай, Кшанти, так будет лучше, – принялся увещевать её Акар. – Вернись к себе в деревню, пока ещё можешь, пока никто не знает о том, что ты мне помогаешь. Если нас схватят вместе, тебя не пощадят.
– Твоя мало-мало вера имей, уанобу.
– Ладно, предположим, что всё сложится удачно, и мне достанет сил… м-м… вступить на небесный путь, но ты-то не сможешь за мной последовать, так зачем зря рисковать? Пойми, я не тот человек, ради которого стоит подвергать свою жизнь опасности.
Никакой реакции. Дикарка обратилась в живой памятник упрямству.
– Да что ты вообще обо мне знаешь? – вспылил Акар. – Почему так стремишься спасти? С чего ты взяла, что я достоин твоей помощи?
– Ава приходи во сне. Проси, чтобы тебя находи и оберегай.
– Кто такая Ава? Богиня?
– Ава богиня нет, мать есть.
– Чья мать?
– Для меня мать, для тебя мать, для манутхи мать, для всех мать.
«Понятно, – раздражённо подумал Ибис, – какое-то местное божество. Похоже, впечатлительная девчонка наслушалась вестей о беглом маге, вот и пригрезилось. Надо бы спустить её с небесных путей на земные, иначе ведь не отвяжется.»
– Ну, хорошо, Кшанти. Давай сделаем следующее: я тебе поведаю свою историю, а ты внимательно послушаешь и после сама решишь, как поступить. Согласна?
– Согласна.
И Акар начал рассказ.
* * *
Давным-давно, задолго до появления ликанов и воздвижения Каменного Леса, между идильцами и тамганами шла война за спорные территории. Война длительная, кровопролитная и разрушительная. В бесчисленных схватках то одна, то другая сторона одерживала верх, но полной победы никто из них достичь не мог. Наконец король Идиля (ибо в те времена страна находилась под управлением монарха) предложил верховному вождю детей огня прекратить резню, а судьбу земель в долине реки Каватики решить по результатам поединков между идильскими и тамганскими чародеями. Верховный вождь идею одобрил. В ходе дальнейших переговоров условились, что поединков будет три, и пройдут они на плато Доранга, в центре спорных земель. Не стану томить тебя подробным описанием события, сразу сообщу исход: соревнования окончились безоговорочной победой идильцев. Тамганы, следует отдать им должное, повели себя достойно: признали поражение, выполнили имевшиеся договорённости. Однако с заключением мира эта история не закончилась. Год спустя верховный вождь направил в Идиль пышное посольство, во главе которого поставил своего старшего сына, что говорило об исключительной важности данной миссии. А состояла она в попытке добиться повторного проведения поединков, только с участием других волшебников. Как объяснили послы, дети огня смирились с потерей земель, но не с потерей чести. Дабы восстановить оную, они и предлагали вновь устроить турнир. Идильцы согласились. Соревнования были проведены, и к вящей радости тамганов, на сей раз удача оказалась на их стороне. Что интересно, мероприятие имело оглушительный успех как среди простого люда, так и среди знати. Именно по причине такой популярности главы стран после краткого совещания договорились об установлении новой традиции. С тех пор на плато Доранга раз в два года проходит Великий Магический Турнир в честь дружбы и мира между идильским и тамганским народами. Впоследствии изначальные правила несколько изменились, костяк из трёх поединков оброс иными видами состязаний, из-за чего Турнир в итоге растянулся аж на неделю. Вдобавок участников стали отбирать не среди взрослых, опытных магов, а из числа новичков, едва достигших совершеннолетия. Неизменными остаются две вещи. Первая: победитель определяется по результатам трёх главных поединков. И вторая: во время боя соревнующимся категорически запрещается для восполнения сил использовать какой бы то ни было внешний источник.
К участию в Турнире меня готовили с детства, с того момента, когда один из членов Совета Семи, всемогущий и достославный Бромдаск, разглядел во мне хороший потенциал и принял к себе в ученики. Это означало ежедневные изнурительные тренировки от первых лучей солнца до первых звёзд. Далеко не каждому оказался под силу такой распорядок. Кроме того, многие испытывали тоску по дому, по близким, ведь на время обучения нас поселили на уединённой загородной вилле, чтобы ничто не отвлекало от занятий. Лично мне было всё равно. Я и раньше нечасто видел родителей: как истинные аристократы они считали своим долгом проводить жизнь в праздности, за пирами и развлечениями, предоставив заботу о единственном сыне сперва кормилице, затем няне и, наконец, ментору. Насколько помню, их всегда заботило лишь сохранение доброго имени. С сёстрами у меня отношения тоже не сложились. Наряды, украшения и поклонники представляли для них гораздо больший интерес, нежели младший брат…
Извини, я отвлёкся. Сейчас речь о другом. Знаешь, идильские поэты часто именуют судьбу вечной насмешницей. Что ж, в моём случае это прозвище себя оправдало. Так вышло, что день, предшествовавший началу Турнира, был моим двадцатым днём рождения, а день, следовавший за его окончанием, едва не стал днём моей смерти. Расскажу по порядку.
Ни для кого, в том числе и для меня, не являлось секретом, что Совет Семи возлагал особенные надежды на Турнир в этом году. За прошедшее десятилетие Идиль не выигрывал ни разу. Тамганы вели себя всё наглее, агрессивнее. Периодические стычки на границе давно перестали быть сенсацией. В подобных условиях победа мнилась единственным средством избежать новых кровопролитий. По крайней мере, именно это нам втолковывал учитель Бромдаск. Нам, троим избранным, лучшим из лучших, элите молодого поколения. И мои сотоварищи старательно кивали, когда слушали речи ментора, и я кивал не менее старательно, тогда как в голове держал совсем иное. Какое дело могло быть восхваляемому всеми юному гению до перипетий на далёкой границе? Я чувствовал себя без пяти минут триумфатором – вот, где крылась ошибка. Перед глазами стояла блестящая карьера, слава героя. Соперник виделся жалким профаном, ибо неудачи прошлых лет я неизменно приписывал не мастерству тамганов, а слабости и некомпетентности своих предшественников. Но я-то был сильным, отважным и умелым. До первого поединка. При виде того, как огненный дракон вцепился в горло водного, мне почудилось, что небо вот-вот упадёт на землю. Я отлично знал Маррикана, знал его возможности. Он лишь немногим уступал мне. А тот тамган расправился с ним, будто с бездарным неумёхой. Но хуже всего была жалкая извиняющаяся улыбка Маррикана. Мне стало дурно от отвращения, едва я представил подобную гримасу на своём лице. И вдобавок меня охватил страх. Не банальный мандраж перед испытанием – дикий ужас от осознания реальной силы противника. Следующим бился Рикис, и я со всей доступной мне злостью мысленно пожелал ему… проиграть. Тогда от моего поединка уже бы ничего не зависело. Но он победил, хоть и ценой собственной жизни, что сделало последний бой решающим. Путь до арены я проделал с тщетным бессловесным протестом ведомого на убой быка. От позора меня спас инстинкт: нападают – защищайся. После того, как мне удалось отпарировать ряд хитроумных атак соперника, я сам пошёл в наступление, и тут началась настоящая битва. Наши иллюзорные драконы то сплетались, то расплетались, то бросались друг на друга, то отскакивали в стороны. Временами я еле удерживался на ногах от выпущенной наружу мощи. К исходу четвёртого часа напряжённой борьбы мои силы были на пределе. Правда, и соперник мой, вначале казавшийся двужильным, тоже выглядел усталым. По возрастающей частоте его промахов я выяснил, что больше четверти часа он не продержится. Однако моих ресурсов не хватило бы даже на половину этого срока. Предстояло непростое решение: либо подобно бедолаге Рикису потратить оставшиеся силы на последний судьбоносный рывок, либо не рисковать и сдаться. Почему-то именно в тот момент мой взгляд зацепился за бочку, в которую слуги сливали недопитое вино. Поскольку день подходил к концу, в бочке должно было скопиться достаточное количество игристого напитка, традиционно употребляемого знатью во время Турнира. Достаточное для того, чтобы послужить целям загнанного в угол мага. Утомлённые продолжительным боем судьи не заметили моей уловки. Я получил, что хотел: триумф, славу, восхищённые взгляды и речи. Весь вечер на моём лице сияла улыбка. Насквозь фальшивая. Радости я не испытывал, ибо надо мной повисла глыба вины. Я ощущал себя гиеной в львиной шкуре. Ночь и то не принесла облегчения, кошмары перемежались с частыми пробуждениями. Наутро меня арестовали. Оказалось, что обман раскрылся, причём самым неожиданным образом. Слуги, которые согласно обязанностям должны были вылить остатки вина в сточную канаву, не устояли перед искушением отведать благородный напиток. Вот только вместо божественного нектара их глотки смочил чистейший уксус. Несмотря на поздний час, о казусе немедленно доложили распорядителю Турнира. После тщательной проверки сомнений не осталось. От немедленной казни меня спасло только то, что тамганские вожди в связи с поражением спешно покинули плато и отправились восвояси. К высоким персонам послали курьеров, а меня, чтобы не сбежал, связали, расстреляли из луков и подвесили за ноги на дереве. Поставили часовых. Разумеется, магов. Но мне снова повезло. Вечером опустился густой туман, из которого я соткал дремотную иллюзию. Пока часовые боролись с наваждением, я досуха выпил ближайшую речушку, к счастью, богатую каскадами, и телепортировался. Из-за нехватки времени на подготовку пришлось долго блуждать по небесным путям в поисках безлюдной местности. Так я попал в резервацию.
* * *
– Понимаешь теперь? Меня заботит лишь спасение собственной жизни. Зная нравы тамганов, нетрудно предсказать, что, если нарушитель, то есть я, избегнет наказания, они развяжут войну. И даже это меня не останавливает. Видишь, ради кого ты нарушаешь законы, идёшь на риск? Ради малодушного негодяя и предателя.
Мутный, расфокусированный взгляд Кшанти заставил Акара сомневаться в том, что ликанка услышала хотя бы половину его пространного монолога. С громким вздохом юный маг прислонился к стене.
– Ава давай законы, – внезапно подала голос дикарка, – моя нарушай нет. Ава говори, чтобы тебя защищай, и моя защищай.
– Ну и чёрт с тобой! – зло бросил Ибис. – Хочешь пропасть ни за что ни про что – пожалуйста. Твоё дело. Я тебя предупредил.
Впервые в жизни юноша из благородной семьи накинулся на еду с таким остервенением. Как только последние лепёшки были растерзаны и проглочены, Акар и Кшанти двинулись в путь.
Река появилась неожиданно. Дикарка раздвинула плотные стебли тростника – за ними показалась ровная глянцевитая поверхность насыщенного жёлто-зелёного цвета.
– Пришли, – объявила Кшанти. – Как Ава говори, бери, сколько нужно, чтобы жить, но не больше.
Акар скривился.
– Шутишь что ли? В этом-то болоте? Тут лягушек да крокодилов ловить, а не силу.
– Твоя проси река, моя приводи, – обиделась Кшанти.
– Ладно, не злись, – похлопал дикарку по спине Ибис. – Посмотрим, чем здесь можно поживиться.
Время работало против них. Юный маг прекрасно это осознавал, и потому без лишних колебаний резво зашагал к прорехе в частоколе тростника.
– Что-то не так, – встревоженно пробормотала Кшанти по-ликански. – Птиц не слышно…
Между тем Акар начал спускаться к воде по нахоженной звериной тропе.
– Стой, уанобу! – крикнула колдунья.
Увы, вражеские стрелы опередили её возглас. Первая пролетела мимо, зато две другие добрались до цели. Держась за бедро, маг со стоном рухнул на землю. С противоположного берега тут же донеслось улюлюканье дикарей.
Невзирая на опасность, Кшанти кинулась к Ибису. Отважная девчонка успела выдернуть одну из стрел – ту, что ударила на излёте и сидела неглубоко, – прежде чем её шею кольнуло остриё копья.
* * *
Тяготы пути казались ерундой по сравнению с неизвестностью. Вот уже семнадцатый день, как они покинули резервацию, а дороге конца не видно.
Пленницу везли в деревянной клетке на запряжённой волами телеге. Дощатый пол и такой же потолок соединяли продольные прутья высотой в полтора человеческих роста. Дверь клетки запиралась на тяжёлый подвесной замок. Насколько могла судить Кшанти, караван состоял исключительно из детей земли, как мужчин, так и женщин. Первые шли пешком, вторые ехали в крытых повозках. И те, и другие были вооружены. Раз или два ей на глаза попадались шаманы в пёстрых плащах из перьев райских птиц. Но они проезжали стороной, не обращая на малолетнюю колдунью никакого внимания.
Постепенно влажные леса сменились саваннами. Становилось всё более знойно и сухо. Днём Кшанти жестоко страдала от жары, и только ночь приносила облегчение. По положению звёзд и солнца девочка определила, что караван движется преимущественно на север. Там, согласно рассказам деда, должна лежать Пустыня Жёлтого Дракона, за которой возвышаются величественные горы – Корона Туана.
Вот и всё, что знала Кшанти. Самое же важное, как то судьба Акара и её собственное будущее, оставалось для колдуньи загадкой по причине полной немоты конвоиров. Дважды в день во время стоянок к ней наведывались две пожилые дочери земли, обе в неизменных мешковатых платьях до пят и напоминавших осиные гнёзда тюрбанах. Приносили воду, пищу, опустошали ночной горшок, забирали грязную посуду. При этом разговоры в их обязанности явно не входили, потому как, невзирая на многократные попытки, у Кшанти не получилось выжать из них ни слова. Ровно также дело обстояло и с остальными ликанами.
Протекло ещё четыре тягостных дня, прежде чем караван прибыл к месту назначения. Деревня Дикобраза ютилась на клочке плодородной земли под самым боком пустыни. От нашествия песков равнину защищала каменная насыпь. Солидных заграждений, как на границах других резерваций, здесь не имелось. Да они и не требовались: ни один здравомыслящий человек не станет искать воли в пределах Жёлтого Дракона.
Конвоиры встали лагерем на плоском взгорье вблизи деревни. Повозки составили квадратом, в противоположных углах которого соорудили два помоста. На один из них установили клетку с пленницей. Второй до поры оставался пуст.
На рассвете следующего дня Кшанти разбудил протяжный, жалобный, до костей пробирающий стон. Девчонка рывком вскочила на ноги. Пальцы инстинктивно вцепились в прутья решётки. Другой помост теперь занимала клетка, по виду схожая с той, в которой держали Кшанти. Но видимость часто бывает обманчива. Крепкие деревянные жерди служили декорацией для профанов – истинную преграду составляли тончайшие эфирные нити, доступные лишь зрению чародеев. Поддерживали заклинание, а заодно следили за пленником четыре опытных шамана. У каждого из них за спиной замерло по два бычешеих молодца с копьями и шипастыми палицами.
Как и следовало ожидать, Акар находился в крайне тяжёлом состоянии. Юный маг лежал, скорчившись, на боку без единого движения, так что Кшанти даже не могла понять, в сознании ли он.
– Мучается от жажды, бедолага, – продребезжал кто-то снизу. – Совсем почти воды не дают. Хоть и уанобу, а всё равно жалко. Человек же, не чудище какое. Уж лучше б сразу порешили.
– Ты, Вамба, языком поменьше трепи, – осадил его с другой стороны помоста хрипловатый, грубый, как дерюга, голос, – не то я щас тебя порешу.
– Никакого почтения к старости, – посетовал тот, кого назвали Вамбой, однако ж умолк.
Только тогда до Кшанти дошло, что её тоже стерегут. Правда, не с таким размахом, как мага. Охранников всего двое, и притом один из них в годах.
– А тебя ещё жальче, милая, – прошелестел на пределе слышимости старик.
– Эй, Вамба, ты чего там опять болтаешь? – раздражённо прикрикнул чуткий страж. – Язык те, что ли, оттяпать?
– Дык я ж чего, одноухого вроде бы увидал, – принялся оправдываться Вамба, – ну, кажись, того самого, из деревни Скорпиона, что циновку четыре луны назад у тя одолжил и доселе не вернул.
– Где увидал? – насторожился хриплый.
– Да, кажись, на дороге. В деревню направлялся. Мож, на торжище, мож, ещё куда.
Послышались торопливые шаги. С высоты помоста Кшанти заметила, что к седеющей макушке приблизилась угольно-чёрная.
– Где он, где, шакал?
– Скрылся. Теперь уж не углядеть.
– Эх, зараза! Изловил бы да кости пересчитал!
– Почто же медлишь?
– Так разве ж моя воля? Не медлил бы, кабы не старшого наказ ведьму стеречь. Коли прознает об отлучке, с живого шкуру сдерёт.
– Не боись, я тя не выдам. А ежели кто спрашивать станет, скажу, по нужде отошёл.
– Ну, гляди, не обмани, у меня рука тяжёлая. Эх, была не была!
Как только докучливый сотоварищ скрылся из виду, Вамба нырнул под помост, словно ища защиты от безжалостного солнца. До Кшанти вновь донёсся шёпот старика.
– Видать, бедовая ты девчонка, совсем как внучка моя. Хоть бы разик ещё поглядеть на неё перед смертью! Вот уж пятый год пошёл, как уанобу внученьку забрали, а вестей всё нет и нет. Воротится ли?..
– Не тужи, дедушка Вамба, – попыталась утешить старика Кшанти, – я была в рабстве у уанобу шесть лет и вернулась.
– Хорошо бы так, милая. Моя ж вина. Скудный урожай тогда собрали, ну, и вздумалось мне часть припрятать. Не ведаю, донёс ли кто, или сборщики дани сами неладное почуяли, да только вскрылся обман. В наказание внучку отправили в услужение к каким-то знатным уанобу. Но ничего уж не исправишь. Не угнаться за тем, что ветер унёс – так Ава учит.
– Ты чтишь Аву, дедушка Вамба?
– Отчего ж не чтить, коли предки мои чтили?
– Тогда помоги мне исполнить её волю.
– Что ж, – прошептал старик после краткого раздумья, – давно я перед Великой Матерью в долгу. Коли вправду её воля, подсоблю.
– Вправду, дедушка. Чтоб мне в болоте утопнуть, если вру, – заверила Вамбу колдунья.
– Тогда говори, чего надо.
– Сперва ты скажи, сколько нас тут ещё продержат, и что с нами делать собираются.
– Слыхал я от старшого, будто казнить вас в полнолуние хотят. Уанобу да тамганы все окрестные деревни заполонили, чтоб на это дело поглазеть. Но то мелкие сошки. Главное-то начальство должно прибыть накануне казни. Вот шуму-то будет…
– Ясно. Значит, время ещё есть.
Кшанти запустила пальцы в потайной кармашек под мышкой. Через мгновение у ног охранника шлёпнулся плоский тёмно-зелёный камешек размером с идильский медный грош.
– Это сонный камень. Брось его в колодец, когда со службы освободишься. Вас ведь на рассвете сменят?
– На рассвете, милая, – прокряхтел старик, нагибаясь за камнем.
– Хорошо. К вечеру должно подействовать. Кто напьётся той водицы, с первой звездой уснёт.
– Ну, и пускай себе дрыхнут, в том худого нет. Говорит же Ава: «Не делай вреда тому, кто не делает вреда тебе». А выспаться – это всем на пользу пойдёт. Я и сам не откажусь. Вот только в толк не возьму, тебе-то это чем поможет?
– А я, дедушка, пить не стану. Перетерплю как-нибудь. Но мне ещё кое-что надо. Принеси-ка мне…
Последние слова Кшанти едва не потонули в бурчании внезапно вернувшегося напарника Вамбы. К счастью, у старика оказался на редкость острый слух.
– Понял. Всё сделаю, милая, – успел он шепнуть, прежде чем недавний дезертир предстал перед ним, дабы посвятить в перипетии своей вылазки.
– Верно ты сказал, Вамба, по торжищу разгуливал, шакал.
– Неужто? – поразился старик, поскольку историю про то, что видел одноухого, сочинил, чтобы на время избавиться от напарника.
– Чуть было не сцапал паскуду, да тут старшой показался. Пришлось драпать, покуда меня самого не сцапали.
– Обидно, – посочувствовал Вамба.
Разговор прервало появление разносчиц пищи. Сперва осиные гнёзда, как прозвала их про себя Кшанти, вручили по деревянной миске с аппетитно пахнущей похлёбкой обоим стражам, и лишь затем пришла очередь пленницы. Однако добраться до колдуньи на сей раз оказалось нелегко. Как ни силились старушенции, как ни пыхтели, а подняться по приставной лестнице с посудой в руках никак не могли. Глядя на эту уморительную картину, товарищ Вамбы, успевший приступить к завтраку, то и дело фыркал и похрюкивал, так что от миски во все стороны летели брызги и кусочки чечевицы, и наконец едва не подавился. В отличие от напарника, старик отложил еду и предложил разносчицам помощь. Те с радостью согласились. Рослый и крепкий, несмотря на возраст, охранник подождал, пока старушки по очереди забрались на край помоста, а затем протянул им кашу и воду для пленницы. Осиные гнёзда рассыпались в благодарностях.
– Славных ты подружек заполучил, Вамба, – двусмысленно усмехнулся хриплый, едва разносчицы удалились, – будет с кем позабавиться на досуге.
Старик предпочёл пропустить скабрёзность мимо ушей. Предстоящее дело было важнее перепалок с напарником.
– Чё-то у меня живот свело от этой похлёбки, – пожаловался Вамба, – пойду до ветру схожу.
– Никак зелье приворотное подлили, – хохотнул похабник. – Иди-иди. Гляди, только не навали в штаны по дороге.
Под заливистый смех сотоварища Вамба отправился выполнять поручение колдуньи.
С заходом солнца окружающий мир преобразился. Очертания предметов стали расплывчатыми и загадочными. Запахи готовящейся еды и потных тел уступили место горьковато-сладкой смеси дыма от костров с ароматом сухой травы. А трелям птиц пришли на смену песни сверчков.
Кшанти поёжилась. Эта ночь обещала быть такой же холодной, как предыдущая. Если бы не многочисленные костры, разведённые на пустыре между помостами и верблюжье одеяло, к рассвету пленница бы замёрзла насмерть.
Не меньше, чем от озноба, малолетняя колдунья страдала от бездействия. «Ещё чуть-чуть, – уговаривала она себя, – ещё денёк, и можно будет…». Рука сама потянулась к головной повязке – удостовериться, что сокровища на месте.
Как и обещал, Вамба принёс нужные предметы. Тем вечером Кшанти, следившую за пожилым стражем с высоты, восхитило, насколько виртуозно он утопил их в супе, когда вновь подсоблял осиным гнёздам.
Весь следующий день колдунья провела в наблюдении за окружающими. Сонный камень работал безупречно: к вечеру дети земли выглядели чуточку более вялыми, чем обычно, однако разница была такой незначительной, что подозрений не возникло. Именно поэтому Кшанти предпочитала данное средство любым иным. Кроме того, камень в действительности являлся не минералом, а спрессованной смесью трав, другими словами, не заключал в себе ни крупицы магии.
Когда в небе зажглись первые звёзды, у колдуньи вырвался вздох облегчения. За долгий день она сомлела от зноя, измучилась от жажды, и всё же сберегла достаточно сил, чтобы исполнить задуманное. Под слаженное сопение шаманов и охранников острый осколок базальта заскрежетал по глиняному черепку. Символ призыва получился слегка кривоватым, но Ава поняла просьбу дочери. И тотчас по земле засеменили десятки крошечных лапок. О доски помоста застучали коготки. Отточенные зубы вгрызлись в деревянную плоть клетки. В прежние времена Кшанти не особенно жаловала мышей, нахальных расхитителей амбаров, а теперь готова была расцеловать каждую серую мордочку. Немного погодя сточенную у основания жердь удалось выдернуть из верхнего паза. Образовавшееся отверстие оказалось достаточно широким для худощавой пленницы. Выскользнув наружу, Кшанти спрыгнула с помоста. Приземлилась, как показывал отец, на носки и тут же бросилась бежать. Вперёд, вперёд, мимо деревни, за насыпь, куда не могут проникнуть отголоски чужих грёз и чаяний. Остановилась Кшанти только у кромки песчаного океана. Как следует отдышалась, освободилась от всех мыслей, кроме одной, и принялась танцевать.