Как стать папой за пять минут

– Маловато будет, – бубню себе под нос.

– Отличный вес для такого срока. Дальше мамочка откормит, – уговаривает Нина Витальевна, будто я от товара в магазине отказаться пытаюсь. Вернуть по чеку. А у меня и мыслей таких нет, я просто переживаю за дитя. – Главное, чтобы муж не нервировал, а то молоко пропадет.

– Мужа кастрировать надо, тогда и нервировать не будет, – рычу яростно. Готов лично исполнить приговот, стоить лишь осознать, что именно ее настоящий супруг виноват в преждевременных родах. Из-за него она страдает сейчас, а вместо родного человека вынуждена терпеть рядом хрена с горы, точнее, из юридической фирмы.

Кира на меня не реагирует. Она вообще становится серой, обескровленной и заторможенной. Неотрывно следит стеклянным взглядом за дочкой, а сама пошевелиться не может. Я почти не слышу ее дыхания. После криков и возмущений это непривычно и… пугающе.

– Сурово вы к себе, – акушерка понимает все неправильно, а я не хочу ничего объяснять. Тем более, когда она проносит малышку мимо моего лица, на секунду застывает, но, убедившись, что я панически боюсь брать ребенка, укладывает сверток Кире на грудь. – Поздравляю вас, папа за пять минут, – подшучивает надо мной, однако все мое внимание сконцентрировано на крохотном комочке.

В ворохе ткани виднеется мокрая макушка, и я инстинктивно протягиваю к ней руку одновременно с Кирой. Сталкиваемся пальцами, вместе дотрагиваемся до каштанового пушка на маленькой головке. Надо же, только родилась, а уже с шевелюрой. Истинная дама. Затихает, распахивает глаза, с интересом уставившись на меня.

Отлично, первое, что она увидит в своей жизни, – небритого чужого мужика. Лучше бы на маму смотрела: это хотя бы приятно и эстетично. Впрочем, Кира сейчас тоже выглядит неважно. Потухшая, взмокшая и… нездорово бледная. Но все равно красивая. Как и ее дочка.

– На тебя похожа, – удовлетворенно киваю, всматриваясь в сморщенное красное личико. Маленькое, аккуратное, очень даже милое. Благо, не как у того гамадрила гулящего.

– Правда? – шепчет Кира и пытается сфокусироваться на малой. – Непонятно пока.

– Да все понятно, – усмехаюсь. – Даже рот не закрывается, как у тебя, – отмечаю, когда малышка вновь принимается мяукать. – Кричит и всем недовольна. Вы как две капли воды.

Несмотря на мои жалкие попытки пошутить, Кира молчит. Облизывает пересохшие губы, мычит что-то хрипло, с трудом сглатывает, замедленно моргает.

Встречаемся взглядами, и в эту секунду что-то происходит между нами. Натягивается невидимая цепь, а воображаемый замок защелкивается на малышке. Становится тепло и уютно. Грань между игрой и реальностью стирается. Целую дочку в макушку, а потом и ее мать… в ямочку на щеке.

«Спасибо», – читаю по губам. Улыбаюсь.

«Обращайся», – проговариваю с добрым ехидством. Опускает ресницы. И больше не открывает глаза.

Чувствую, как у нас забирают ребенка. Вздрагиваю и хватаю ладонью воздух, но ловлю лишь ледяную руку Киры.

– Куда? Верните, – приказываю, беспокойно поглядывая на спящую красавицу. Нашла время. Тут целая медицинская ОПГ киднеппингом промышляет, а она вздремнуть решила. – Между прочим, я юрист. Если что-то случится с ребенком или женой, засужу всех к чертям.

Никто не реагирует на мои угрозы. Суетятся вокруг Киры. Моим поплывшим мозгам сложно проанализировать, что они с ней делают. Просто держу ее за руку и не хочу отпускать, будто потеряю навсегда, если разожму околевшую ладонь.

– Папу в палату! – командует Ланская, и мне категорически не нравится ее тон. – Маму в реанимацию! Быстро!

Глава 7. Тяжело в учении…

– Где моя жена? Где мой ребенок? – громыхаю на всю палату, бешено меряя шагами пол. И плевать, что никакие они не мои. Я в отчаянии – и хочу знать, что с ними случилось. – Вы охренели все в этой богадельне? – молнией пересекаю помещение, когда дверь наконец-то открывается и на пороге появляется санитарка с выглаженным больничным бельем.

Сначала они забрали малышку, потом увезли на каталке Киру, а меня самого затолкали в эти казематы и бросили, ничего не объяснив. На все мои вопросы дежурная медсестра, как попугай, повторяла: «Ожидайте в палате». Больше ничего от нее добиться я не смог, а остальные медики будто испарились. Видимо, забились по углам, сливаясь с интерьером. Не роддом, а больница-призрак.

Единственное, что меня до сих пор удерживает от того, чтобы не разобрать по кирпичикам старое здание, так это другие роженицы, которые с опаской выглядывают из своих палат и тут же прячутся обратно от "обезумевшего бати". Особенно не хочется пугать младенцев – они же не виноваты, что вместо родильного дома угодили в сумасшедший.

– Успокойтесь, папочка, – невозмутимо произносит санитарка, нагло отталкивая меня от прохода. Несет постельные принадлежности, перестилает койки. Две… Значит, есть надежда, что Киру мне вернут. Другой вопрос, какого черта нам готовят этот «номер для новобрачных», если я не собираюсь торчать в роддоме все праздники? Но на него я потребую ответ позже. Прежде всего, мне надо убедиться, что Кира в норме.

– Пустите меня к жене, если не хотите проблем, – сурово рявкаю, но мои угрозы словно в бетонную стену бьются. Пора менять тактику, чтобы не терять драгоценное время. Не мое, а Кирочкино. На часах – без пятнадцати двенадцать, а мне… глубоко плевать на наступающий Новый год. Мысли и чувства захвачены чужой семьей, которую здесь считают моей. Все, и даже я сам. Какой-то массовый психоз!

– Не мешайте врачам спасать мамочку, – пожимает плечами женщина, встряхивая простыню. Ее небрежно брошенное: "Спасать" – застревает в сознании.

– Что с ней? – машинально выдыхаю.

– Вы побледнели, – косится на меня, на автомате заправляя подушку в наволочку. – Может, водички?

– Лучше водочки, – неудачно шучу, неосознанно опускаясь на край больничного матраса с печатью. – Позовите кого-нибудь, кто может нормально объяснить, что с Кирой, – мямлю и не узнаю собственного голоса, будто язык онемел и прилип к небу.

Сквозь дымку наблюдаю, как санитарка оставляет работу и сбегает из палаты. Хреново. Значит, и ее спугнул. Устало роняю голову, облокотившись о колени, и устремляю пустой взгляд вниз, на стерильно чистый, однако поцарапанный в некоторых местах линолеум.

Слышу шаги, но не могу заставить себя отреагировать. Все мысли о мамочке, которую там спасают, пока я прохлаждаюсь без дела. Чувствую острый порыв встать и бежать в реанимацию, выбивая по пути двери, но тело не подчиняется. Заклинило. Парализовало.

Перед носом взмахивают вонючей ватой, и жуткий запах бьет напрямую по мозгам. Отрезвляет, проясняет мысли, рассеивает туман в глазах.

– Фу, елки, что за гремучая смесь? – резко отпрянув, едва не впечатываюсь локтем в тумбочку. – Мертвого поднимет, – будто в подтверждение своих слов рывком встаю с кровати.

– Нашатырь. Мне санитарочка Алина сказала, что вам плохо, – невозмутимо звучит рядом, и я узнаю ту самую акушерку, которая была с нами в родильном боксе. Хватаю ее за предплечье.

– Плохо будет вам, когда я жалобу в Минздрав оформлю на всю эту подпольную лабораторию, – рычу на нее. – Что за бардак?

– Понимаю ваше негодование, но всех срочно вызвали в реанимацию, – акцентирует с укором: – К вашей жене. Ей повезло, что вы успели в роддом и она не рожала в дороге…

– Все настолько серьезно? – ослабив хватку, отпускаю попавшую под раздачу женщину.

– Кровотечение остановили, ее жизни ничего не угрожает, – произносит так спокойно, будто для нее это рутина, в то время меня начинает бить мелкая дрожь. – Потихоньку приходит в себя, но пока полежит под капельницей. Пусть отдыхает, тем более, у нее есть вы. Кстати, вам надо будет кровь сдать, чтобы вернуть в банк доноров, откуда мы взяли необходимое количество порций для переливания вашей жене. У вас какая группа?

– Вторая положительная, – называю, не задумываясь, мысленно подписывая согласие. На все, мать вашу! Не девчонка, а тридцать три несчастья.

Переливание, значит? Этого еще не хватало…

– У нее такая же, – медик удовлетворенно осматривает меня, как древний вампир, выбравший жертву после долгой спячки. – Завтра восполните.

Инстинктивно киваю, не совсем соображая, на что соглашаюсь. Надо же, названная жена, а кровь пьет, как настоящая. И самое страшное, что мне не жалко, пусть даже до последней капли все из меня выцедят. Главное, чтобы Кира выкарабкалась, а ребенок…

Спохватившись, гневно и взволнованно, как родной отец, гаркаю, и эхо разносится по палате:

– Дочка где?

– Поместили в кувез, – незамедлительно рапортует акушерка, испугавшись моего панически-строгого тона. – Могу вас провести к ней и…

Конец ее фразы летит уже мне в спину, рикошетит и теряется в гуле громких, быстрых шагов.

– Стойте, куда же вы…

Вылетаю в коридор, молниеносно и как в тумане пересекаю его, пытаясь ориентироваться по указателям. Ни хрена не соображаю, в висках стучит кровь, в груди бушует пламя, ноги передвигаются на автомате, а мимо меня мелькает вереница одинаковых дверей. Одна из них резко открывается, и путь мне неожиданно преграждает Ланская. Не успев затормозить, я едва не сбиваю ее с ног.

Вместо того чтобы извиниться, недовольно цежу сквозь зубы:

– К ребенку пустите, иначе…

Врач нагло взмахивает рукой, даже не удостоив меня взглядом. Смотрит куда-то поверх моего плеча, хмурится.