И опускаюсь на корточки перед диваном. С щемящей тоской рассматриваю семью, которую вскоре должен буду оставить. Не по своей воле.
Задерживаюсь на умиротворенной Лиле, бережно обнимающей мальчишек.
Ставлю момент на паузу.
А что если?..
Глава 10
На следующее утро
Лилия
По ту сторону закрытой двери разносится детский плач. Слабый, но жалобный. Бегу на звук на ватных ногах, барабаню по дереву, а стука не слышу. Рука утопает как в мягкой вате, а следом и я проваливаюсь в комнату.
Оказываюсь возле детской кроватки с балдахином. Резко отдергиваю невесомую ткань, заглядываю внутрь. Сердце заходится в огне, а потом вдруг замерзает.
На матрасике пусто. Тяну руку к бежевой простынке с мишками – и трогаю воздух. Кровать исчезает. Вместе с бортиком, о который я опиралась, и я лечу вперед.
Зависаю в вакууме.
Тонкий писк доносится откуда-то сбоку. Мчусь к следующей двери, бью по ней, как сумасшедшая. До стесанной кожи на костяшках.
И все повторяется.
Никого. Ничего.
Пусто.
Каждый раз одно и то же. Я будто застряла в петле времени.
Сбиваюсь со счета, сколько предприняла попыток найти зовущего меня младенца.
Все зря!
Детских криков становится больше. Они окружают меня, и я не в силах определить какое-то одно направление. Куда мне бежать? Кого спасать?
Обхватываю голову руками, крепко зажимаю уши и зажмуриваюсь до светлячков перед глазами. Мозг взрывается, барабанные перепонки не выдерживают, в ребра лупит ледяной камень. Хочу прореветь: «Хватит», – но губы вяло шевелятся, не производя ни звука.
Сдаюсь – и падаю на спину. Просачиваюсь сквозь пол.
Подскакиваю на огромной двуспальной кровати. В незнакомой комнате. Одна.
Осознаю, что детские вопли никуда не делись. Неужели я не проснулась? Застряла в кошмаре?
– Леша, уйди с дороги! – визжит один.
– Ай, Даня, не толкай меня! – обиженно тянет второй.
– Я открою!
– Нет, я первый!
Дверь распахивается прежде, чем я успеваю что-то понять. В спальню кубарем залетают мальчишки. Выпрямляются, посылают мне довольные, сияющие улыбки.
– Доброе утро, Лиля! – орут хором. При этом пихают друг друга, наступают на ноги.
Сердце все еще бьется в истерике после плохого сна, по виску ползет капелька влаги, дыхание сбивается, но я невольно улыбаюсь детям в ответ.
– Доброе, – шепчу осипшим голосом.
– Папа попросил осторожно тебя разбудить, – сообщает Даня.
– Осторожно? – тихо хихикаю, прижимая ладони к мокрым щекам. Машинально стираю размазанные подтеки слез.
– Завтрак! – командует Леша. – А потом занятия.
– Опоздаем, – рвано добавляет брат.
Как по команде, они оба разворачиваются и топают на выход. Аккуратно прикрывают за собой дверь. Отчитываются кому-то в коридоре о проделанной работе.
Ответа не слышу – он тонет в шуме шагов. Но сдавленный, хрипловатый мужской бас поднимает в груди бурю волнения и заставляет все волоски на моем теле встать дыбом. Голоса отдаляются, а я пытаюсь проснуться.
Прозрение снисходит не сразу. Выворачивает мозг, как похмелье. Я балансирую на грани сна и реальности.
Окружающая обстановка настораживает. Собственный ошеломленный шепот кажется чужим.
– Что? Где я вообще? Как я здесь оказалась?
Спальня уютная, светлая и просторная, но будто нежилая. Мебель из белого дерева выглядит стерильной: нигде ни царапинки, ни пылинки. Огромное окно, обрамленное тяжелыми гардинами, сияет чистотой, свободно пропуская солнечные лучи. Кажется, проведешь пальцем по стеклу – и заскрипит.
Прищуриваюсь, закрывая лицо ладонью. Прячусь от яркого света и ослепляющей белизны. Судя по идеальному порядку, это точно не детская, иначе маленькие хулиганы разнесли бы все в два счета. А главное, здесь чувствовалась бы душа, от которой сейчас я даже следа не улавливаю.
Скорее всего, это гостевая комната, и она редко используется. Впрочем, чему удивляться? Вряд ли у такого сурового, мрачного типа, как Воскресенский, часто собираются толпы друзей в доме. Не выглядит он душой компании.
– Затворник-одиночка, – хмыкаю себе под нос. – Как и я…
Постепенно прихожу в себя, собираюсь с мыслями и восстанавливаю цепочку событий вчерашнего вечера.
Кафе, ливень, дом Воскресенского. Ужин с детьми… Виктор все время безвылазно провел в кабинете. В какой-то момент мне так жаль его стало, голодного и одинокого, что я отправила к нему Даню и Лешу с подносом. Сама зайти не решилась. Как представила его строгое выражение лица, холодный тон и острый, темный взгляд… мороз пробежался по коже.
Не рискнула я его потревожить и позже, после ужина. Покорно ждала в гостиной и детей просила не шуметь. Видимо, так мы и уснули на диване.
Больше ничего не помню. Утомленная бессонной ночью, тяжелым днем и пасмурной погодой, я отключилась, как игрушка с посаженными батарейками. Организм сдался и будто впал в состояние анабиоза.
Как я очутилась в этой комнате? Кто-то же перенес меня сюда. И уложил мальчишек.
Ответ очевиден.