Сбежавшая жена босса. Развода не будет!

Зыркаю на приставку, но понятия не имею, как ее поставить на паузу или отключить. У меня в детстве такой штуки не было. Психанув, фурией лечу к розетке и рывком вытягиваю тройник со всеми вилками.

Экран гаснет, игровые сигналы обрываются, а Аленка подскакивает на ноги.

– Вы что наделали? Марио не сохраняется! – топает капризно. – Мне теперь заново с первого зала проходить.

Ее слова мне ни о чем не говорят. Они как белый шум.

– Нет, Алена Ильинична, вы будете делать то, что положено, – строго чеканю, складывая руки на груди. – И сейчас у нас по плану математика, – слегка тушуюсь под зеленым искрами, что стреляют в меня из гневно суженных глаз. – Раз уж от чая вы отказались… – развожу руками. – Не хотите по-хорошему, садитесь за стол.

Секундная заминка – и по лицу Алены расплывается ехидная ухмылка.

Девочка нехотя плетется к рабочему месту, занимает кресло и складывает руки на деревянной поверхности. Как примерная школьница.

Ликую, радуясь своей победе. Но не учитываю, что «противник» всего лишь перераспределяет силы, чтобы напасть позже.

– Итак, задача… – расслабившись, сажусь рядом. И вникаю в условие.

У меня небогатый опыт обучения детей, но какой никакой все же имеется. В конце концов, я на братишке тренировалась. Развивала свои педагогические способности – и довольно успешно. Полностью его к школе в свое время подготовила.

Но заниматься с Аленкой – как биться лбом о бетонную стену. Спустя полчаса моя голова раскалывается от боли, а ей хоть бы хны. Сидит невозмутимо, качает ногой, то и дело касаясь пяткой стула и высекая глухой звук, который эхом отдается в моих ноющих висках. И в учебник пустым взглядом смотрит.

– Давай так, – закрываю книгу и откладываю на край стола. Беру коробку с цветными карандашами, отделяю пять штук. – Смотри, было пять, – раскладываю на столе, считаю, указывая пальцем, а потом убираю один. – Отняли один. Сколько осталось? – киваю на наш наглядный материал. – Посчитай.

– Не знаю, – пожимает плечиками Алена и опять бьет по деревянной ножке. – Сколько? – бросает, не глядя на меня. И хорошо, что она не видит, как я зажмуриваюсь обреченно, пытаясь загасить эмоции, и карандаш в руке сдавливаю, едва не ломая.

– Че-ты-ре, – цежу сквозь натянутую улыбку.

Призываю все свои внутренние силы, чтобы успокоиться. Мне необходимо выяснить, действительно ли Аленка не умеет считать или намеренно испытывает меня на прочность. Если специально, то зря – я очень вспыльчивый по жизни человек. Мне и мама всегда говорила, что я не смогу с детьми работать, имея такой характер. Но я мечтала пойти по стопам родителей – и упертость, за которую они тоже меня ругали, привела меня в этот город.

Но если у Алены проблемы, тогда я обязана помочь ей!

Всматриваюсь в равнодушное личико малышки. Наблюдаю, как она сжимает губы, и тянусь ладонью к ее волнистым локонам, но вовремя осекаю себя. Девочка оттолкнет меня, если поглажу. Не примет ласки от чужой тети.

– Ну, четыре так четыре, – очередной стук ногой добивает меня. Не знаю, как стул выдерживает. Но я на грани.

Поднимаюсь со своего места, складываю руки на груди. Делаю глубокий вдох.

– Может, все-таки чай? – предлагаю жалобным тоном.

Нам обеим нужен отдых. И контакт! Но пока я не знаю, с какой стороны к Аленке подступиться. Она будто стеной себя крепостной оградила. Ров вырыла вокруг и чан с кипящим маслом для незваных гостей подготовила. А я как раз из них. Меня малышка не ждала. Как и любую другую няню, которая потом с охранниками здесь целуется.

– Я хочу сок, – после паузы заявляет Алена. И окидывает меня сказочным изумрудным взглядом. Невольно улыбаюсь ей в ответ. – Вишневый. Красный такой, – приподнимает уголки губ.

Сдалась? Или что-то задумала?

– Идем вместе на кухню, – протягиваю ей руку, и она на удивление охотно вкладывает свою ладошку в мою.

Глава 8

Аленка послушно садится за круглый стол, упирается локотками в его глянцевую поверхность и подбородок на руки укладывает. Точно как персонаж из старой доброй сказки. Косыночки не хватает. Однако образ обманчив, в чем я успела убедиться.

С прищуром взглянув на этого «милого ангелочка», я направляюсь к холодильнику. Распахиваю и замираю, теряясь среди разнообразия продуктов.

– Я сделаю нам бутерброды, Рапунцель, – все-таки срываюсь на нежность, за что мне в спину летит недовольный кашель. Проигнорировать возмущение малышки, я беру палку вареной колбасы и проверяю срок годности.

– Я вегетарианка, – заявляет Аленка, и я оглядываюсь.

Изучаю ее с подозрением, а она и кривится, изображая тошноту. Спешу спрятать колбасу вглубь полки, а желудок предательски урчит. Я с самого утра ничего не ела. Бега от мужа забрали у меня все время и высосали последние силы. И мне бы сейчас не помешало что-то мясное и питательное. Я вообще люблю вкусно поесть. Но ради малышки я готова перекроить свое меню. Достаю фруктовый джем, нахожу вишневый сок – и несу все к кухонной стойке.

Поджарив кусочки хлеба на подсолнечном масле, намазываю их вареньем. Аккуратно раскладываю нехитрый полдник на тарелке, наполняю соком два стакана – и ставлю все на небольшой поднос, на который указывает мне маленькая хозяйка. Хочет, чтобы я прислуживала ей? Без проблем! Я с удовольствием ухаживала за братом, но и его приучила помогать мне.

Мне просто нужно время, чтобы перевоспитать Аленку, но…

– Так, готово, – радостно выдаю я и разворачиваюсь.

Не успеваю сделать шаг, как вздрагиваю от ощутимого толчка. Руки не слушаются, а поднос летит прямо в меня. Зажмуриваюсь, слыша звон стекла и чувствуя, как намокает мое легкое платье, а сладкое варенье прилипает к ткани.

Приоткрыв один глаз, вижу перед собой Аленку. Как она умудрилась так незаметно рядом оказаться? Маленькая ниндзя!

Так еще и успела отскочить вовремя, чтобы не испачкаться. Ее воздушное платьице по-прежнему идеально. В отличие от мокрой, липкой тряпки на мне.

– Я ненароком, – Алена невинно хлопает ресничками, пока я сжимаю и разжимаю кулаки, а розовые капли стекают на пол. – Наверное, вам теперь нужно принять душ и переодеться. Напомнить, где ваша комната? – показывает белоснежные зубки, рассекретив свои намерения. Она изначально хотела избавиться от моего общества и придумала коварный способ, как это сделать. – А я пока к себе пойду.

Топчется на месте, намереваясь покинуть кухню, а я с ужасом смотрю на разбросанные по полу осколки. Перевожу взгляд с лужи на босые ножки Аленки. Наплевав на то, что сама могу пострадать, делаю рывок к девочке, подхватываю ее на руки и несу к столу.

– Не поранилась? – вскрикиваю взволнованно, а малышка удивленно ресницами хлопает. – Садись и не двигайся, – опускаю на стул.

Осмотрев крохотные ступни и не обнаружив порезов, выдыхаю с облегчением. Но тут же морщусь от неприятной боли. В панике я все-таки сама наступила на осколок, что прорвал ткань домашних носков и царапнул кожу.

Подаю малышке тапки, которые она под столом оставила. Видимо, чтобы подобраться ко мне бесшумно.

Выпрямившись, провожу руками по несчастному платью.

– Ничего страшного, – подмигиваю Аленке, вызывая еще большее недоумение на нежном личике. – Лето, жара. Само высохнет, – опускаюсь за подносом, собираю в него разбитое стекло. – А вам, Алена Ильинична, я приготовлю новые бутерброды, – улыбаюсь сквозь стиснутые зубы. – Но сначала уберу это, – с грустью гипнотизирую красную лужу.

Терпеть не могу мыть полы, однако нахожу тряпку и наклоняюсь, руками собирая влагу. Поза абсолютно неудобная, но швабру искать некогда. До последнего надеюсь, никто не застанет меня в хозяйской кухне попой к верху.

Мы ведь остались вдвоем с Аленкой в доме?

Или нет?

– Привет, родная, ты одна? – грубый мужской голос звучит контрастно ласково. Так мило, бархатно, с любовью, что я забываюсь и улыбаюсь, как дурочка, хоть фраза адресована и не мне.

Машинально продолжаю вытирать пол, прислушиваясь к шорохам за спиной. И не сразу вникаю в суть вопроса.

Что значит – одна? А я для него пустое место?

– А это что? – добивает он меня пренебрежительным отношением.