…Грубоватая задира, страстная охотница, любительница розыгрышей и парковых забав вдруг обращалась деловитой несмеяной…
…Таланты Елизаветы были поистине блистательны и многогранны. Она владела шестью языками кроме родного, изучала греческий, прелестно музицировала, была превосходный каллиграф. Она знала толк в живописи и поэзии. Она танцевала во флорентийском стиле. Беседа ее, полная изящества и остроты, свидетельствовала о безошибочном знании общества и тонкой проницательности. Это многообразие и сделало ее одним из величайших дипломатов в истории. Уменье перевоплотиться, с непостижимой быстротой принять любой замысловатый облик сбивало с толку самых умных ее противников, обманывало самых бдительных. Но всего виртуозней вертела она возможностями, заложенными в слове. Когда хотела, она могла яснее ясного выразить мысль, как молотом вбивая в уши слушателя каждую фразу; и не было ей равных по тонкой выделке обдуманных двусмыслиц.»
Генрих XVIII отец королевы Елизаветы Тюдор
Анна Болейн мать королевы Елизаветы Тюдор
Считают, что Генрих VIII является лишь «официальным» отцом Елизаветы, что он женился на Анне Болейн, когда она уже носила ребенка. Король был болен сифилисом и все четырнадцать его детей или не успели родиться, или умерли в младенческом и молодом возрасте от этого же заболевания. Все, кроме Елизаветы. Он казнил е? мать, а Елизавету в три года объявил бастардом, лишив таким образом, трона. «Синяя борода» – король Генрих VIII был невоздержан и жесток, а также большой жизнелюб, хотя это звучит слишком оптимистично, учитывая, как он расправлялся со своими женами.
Он был женат на вдове своего брата Артура, жил с сестрой Анны Болейн и даже с е? матерью, хотел выдать свою дочь Марию Тюдор (от брака с Екатериной Арагонской) за своего незаконнорожд?нного сына Генриха Фицроя (его мать – Элизабет Блаунт).
«В последней сцене «Генриха VIII», ….предсказывая будущую славу новорожденной Елизаветы, …архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер говорит, что она родит наследника, который будет «настолько же велик в славе, как она сама», и что за него «дети наших детей будут благославлять Небеса»…. (из интервью в интернете с А.Н.Барковым)
Так что, шутки шутками, но, видимо, и сам Вильям Шекспир был сыном английской королевы.
9. Необходимость новых переводов Шекспира
Минуют века, меняют очертания континенты, совершенствуются технологии, – век компьютеров, космических полетов, а душа человека все также мечется в поисках любви, правды, все также радуется, негодует, восхищается, ревнует. Душа не меняется, вот что удивительно. С трепетом окунаешься в стихотворения средневековых авторов и снова убеждаешься, что душа-то все та же, как у нас с вами. И понимаешь, что человек абсолютно не меняется. Никогда.
«А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего, Шекспира?» – сказал, потирая руки герой Евгения Евстигнеева, руководитель народного театра из фильма «Берегись автомобиля». Вот и я, тоже «замахнулась».
Прикасаясь к подлиннику, впитываешь в себя магию гениев, талантов и становишься богаче, высвечиваются какие-то неведомые доселе, собственные закоулки души. Переводить стихи мастера, это совсем не то, что читать чужие переводы, которые может быть в несколько раз лучше твоих. А сделав перевод и по своему поняв то, что, как кажется, совсем не так поняли до тебя, хочется поделиться этим счастьем с другими, в надежде, что все будет понято благожелательно и правильно. И я не соревнуюсь с мастерами перевода и любителями, а делюсь. И спасибо тем, кто поделился со мной и другими, предоставив свои переводы. Буду рада читать новые переводы, новые вариации.
Как сказал известный польский переводчик, поэт, литературный критик Станислав Баранчак в своем эссе «Малый, но максималистский манифест переводчика, или объяснение того, что стихи переводят еще и для того, чтобы объяснить другим переводчикам: для большинства переводов стихов нет объяснения»: «…переводчик поэзии переводит не только, чтобы сравняться с кем-либо и превзойти кого-либо, одолев сопротивление языка и формы, но и для того, чтобы испытать дрожь экстаза в собственном позвоночнике. Короче говоря, чтобы понять, почему мурашки побежали у него по коже, когда он читал оригинал; а абсолютно точно понять это можно, только проверив, оказывает ли подобное воздействие перевод». (Журнал «Иностр. лит.№8, 2004. Перевод И. Киселева)
Прочитав статью П. Топер «Перевод и литература: творческая личность переводчика» («Вопросы литературы» №6, 1998 г.), обнаружила процитированное интересное высказывание В. Гумбольдта на примере переводов античных авторов на немецкий язык:
«Та часть народа, которая самостоятельно не может читать древних, лучше познает их через несколько переводов, нежели через один. Тем самым появляется много образов одного и того же творения; ибо каждый передает то, что схватывает и умеет выразить, истинный образ пребывает единственно в исходном тексте». И здесь же: «Н. Гумилеву принадлежит парадоксальная мысль: «Для того, чтобы вполне понять какого-либо поэта, надо его прочесть переведенным на все языки». Как же это верно! И в этой же статье: «…Все попытки точно измерить и оценить качество художественного перевода остаются, в сущности, на том же примитивном уровне понимания проблемы…
И любая критическая оценка может быть опровергнута другой критической оценкой, так же, как и любой перевод может быть «опровергнут» другим, более совершенным переводом, и даже не обязательно более совершенным, а просто – другим».
И еще меня затронула статья В. Левика «Нужны ли новые переводы Шекспира?» («Мастерство перевода:1966. М., Советский писатель, 1968): «Шекспир был величайшим гением, но ведь это был в каком-то смысле гениальный варвар. С простодушием и смелостью варвара он изобретал новые слова, соединял несоединимое, придумывал дикие, ни с чем несообразные метафоры для выражения самых обыкновенных вещей. И в этой стихийной силе языкотворчества и образотворчества не имел себе равных.….Шекспироведы потратили немало сил, ума, таланта и изобретательности, чтобы разъяснить у Шекспира темные места…. Но темноты темнотам рознь. В поэзии бывает и темнота внезапного озарения, логически не подготовленного всплеска вдохновения….. В английских словарях попадаются слова, которым даже не дается никакого объяснения, и сказано только, что они изобретены Шекспиром….»
Переводя сонеты Шекспира, действительно создается ощущение, что их писал не один человек, и даже не два. И очень часто виделась женская рука. Много было сказано по поводу художественной и технической сторон сонетов, что некоторые из них, как сказал Борис Кушнер «…являются черновиками не вполне завершенных произведений (вряд ли, например, Шекспир напечатал бы 99—й Сонет в 15 строчной версии!) ” (статья «О переводах сонетов Шекспира»)
Многие литературоведы сходятся во мнении, что первые 126 сонетов обращены к мужчине, хотя формально род обозначен не везде. А из первых семнадцати сонетов, некоторые явно написаны не просто женщиной, а матерью, уговаривающей сына жениться, чтобы оставить потомство. Если вспомнить, как сложны были отношения между Мэри Герберт графиней Пемброк и ее сыновьями, можно предположить, что это она и ее сыновья, – Вильям граф Пэмброк и Филип граф Монтгомери, посвящение которым стоит в первом издании драматических произведений, написали и данные сонеты, и пьесы. Правда, повторюсь, об их поэтических талантах нигде не упоминается.
Хотя у Вильяма 3-го графа Пемброка был незаконнорожденный ребенок, но граф долго не был женат, а бастарды в счет не шли, так как не имели никаких прав. Можно конечно согласиться с предположениями некоторых исследователей, что сонеты, напечатанные вопреки воле Мэри Герберт графини Пемброк и вызвали конфликт между ней и сыновьями. Есть предположения, что старший сын – Вильям, был на самом деле сыном Филипа Сидни, а тот, в свою очередь, являлся сыном королевы Елизаветы Английской. Хотя некоторые исследователи утверждают, что не он, а его сестра Мэри Сидни была дочерью королевы Елизаветы. На портретах, где они обе в юном возрасте, действительно есть какое-то сходство, но это, конечно, может быть лишь обманом зрения.
А невозможность писать пьесы, да и сонеты с явным гомосексуальным направлением под своим именем объясняется лишь тем, что театр в те времена считался безнравственным, а отклонение от нормы в сексуальных отношениях никогда не только не приветствовалось, а даже преследовалось церковью. В сонетах все-таки ясно, когда поэт обращается к женщине, позволяя себе некие интимные намеки на обычные отношения между мужчиной и женщиной, или к белокурому другу, к которому чувствуется дружеская, порой даже отеческая симпатия. А животную страсть и ревность к порочной женщине можно легко сопоставить с чистой любовью к другу, товарищу, с которым он делился своей любимой.
Иногда, давая волю воображению, представлялось, что идет какая-то игра, может быть, в кружке поэтов на заданную тему проходили поэтические состязания? Назойливо повторяющаяся тема в первых семнадцати сонетах вряд ли была написана одним автором. А что касается индивидуальности и стиля, то это легко можно было заранее оговорить. Для талантливых людей (не только художников, музыкантов, но и поэтов) не представляет большой сложности писать, подделывая чей-то стиль.
Перевод стихов – дело ответственное, перечитала массу статей известных лингвистов и толмачей разных эпох по переводу. Успокоила себя тем, что каждый перевод – это интерпретация, или, как по-русски сказала бы великая Нора Галь, – истолковывание. Но все-таки, перевод – это на грани чутья, внедрение в душу того, кого переводишь. А это необыкновенно увлекательное занятие, душа поет, и каждая разгаданная мысль приносит наслаждение.
Одну из моих книг переводов я назвала «Мои экзерсисы» (Мои упражнения), потому что чувствую себя ученицей по сравнению с известными Мастерами слова и в надежде, что ругать не будут очень строго.
Мысль перевести и попытаться понять самой сонеты загадочного Шекспира пришла, когда обнаружила, что десятки авторов интерпретируют его по разному. И особенно после того, как случайно попала лет десять – пятнадцать назад на зрелище лицедеев из Великобритании, приехавших в Москву (театр им. А. С. Пушкина) со своим спектаклем «L.A.V.E.» (Помните, в этой аббревиатуре, как и в посвящении в первом Фолио, – после каждого слова – точки). Шок от спектакля был такой, что я долго не могла опомниться. Вс? первое действие двое мужчин (юный блондин и молодой брюнет) и одна женщина («смуглая леди»), с помощью пантомимы, сумасшедших метаний по огромной кровати, расположенной в середине сцены, изображали любовь, ревность, ненависть etc. Они выбегали в зал, актеры усаживались на колени к мужчинам зрителям, а актриса «смуглая леди», по настоящему рвала на себе одежды, разрывала колготки (!) в интимном месте, извиваясь перед сидящими зрителями. Моей приятельнице «повезло», потому что она оказалась втянутой в игру актеров, краснела и бледнела, ничего не понимая, а англичане-зрители хохотали и подзадоривали актрису, видя наше смущение.
Мы, читавшие «Сонеты» Шекспира, в пересказе Маршака, который был далек от «голубизны» даже не могли предположить тогда, что гомосексуализм можно так откровенно показывать. Это теперь можно увидеть все, что хочешь и не хочешь. Мы-то шли на «знакомого» нам Шекспира! В зале театра были, в основном, англичане и англоязычная публика, для которой смысл сонетов не был откровением. Но во втором действии, когда актеры наконец-то прекратили беготню и заговорили прекрасными голосами, страдая и любя в мелодичных сонетах, мы были покорены и простили актерам весь хаос и бесстыдство первого действия. Хотя моя душа бывшего октябренка, пионерки и комсомолки Советского Союза ностальгически тоскует по старым добрым временам и чистоте отношений в фильмах и спектаклях.
Такие откровения на сцене для всех, воспитанных «правильно», в духе советских строителей коммунизма, до сих пор, несмотря на наше сумасшедшее время, когда телевидение и некоторые режиссеры театра уже распяли и разложили на атомы самые интимные части души и человеческого тела, все равно провоцируют чувство неприязни. Допустимо ли насильно внедрять в умы свое собственное искаженное видение фактов и пропагандировать какие-то отклонения от психики? Все-таки, не приемлю я насилия. Никакого насилия не должно быть вообще, от этого оскудевают чувства, мозги, и портится настроение.
Но если пофилософствовать и поверить Великой Посвященной, основательнице теософского общества Е.П.Блаватской («Тайная доктрина». – М.,ЭКСМО-Пресс, 2001), а также философу, художнику и поэту Н.К.Рериху («Семь великих тайн космоса». – М., ЭКСМО-Пресс, 2001), писавших, что до сотворения современного человечества, т.е. пятой цивилизации или арийской расы, к которой принадлежим и мы с вами, существовало еще четыре, то это очень многое объясняет. Потому что если отбросить первую расу бесполых саморожденных, – «эфирную» и вторую расу потомрожденных (от существительного «пот»), неумирающих Привидений, тоже бесполых (которые размножались путем отпочкования или деления, как нынешние амебы), а так же если не брать расу Атлантов, которые существовали непосредственно перед нашей цивилизацией, самой интересной окажется третья раса (цивилизация) «андрогинов», т.е. «гермафродитов» – Лемурийцев. Потому что только здесь и произошло разделение полов! И здесь Божественными Правителями им был дан разум.
«После разделения полов и установления зарождения человека через половое сочетание Третья Раса познала смерть. Люди первых двух рас не умирали, но лишь растворялись и исчезали, поглощенные своим потомством. Подобно Фениксу (выделено мной), первичный человек воскресал из своего старого тела в новом теле. С каждым новым поколением он становился более плотным, физически более совершенным. Смерть появилась лишь после того, как человекстал физической тварью – смерть пришла с завершением физического организма» (Н.К.Рерих. Семь великих тайн космоса. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001,с. 652)
И рождаясь в бесконечных воплощениях то мужчиной, то женщиной, многие могли запутаться и любить противоположный пол, т.е. явиться для непосвященного мира ханжей отверженным гомосексуалистом. А полистав трактаты древних, Блаватской, Рериха все сразу становится на свои места, даже хочется пожалеть запутавшихся в «лемурийстве» граждан. Видимо, это своего рода психологический «атавизм»?
Но, не смотря на шутки (или серьезные проблемы?) с первоплощениями, все же захотелось докопаться до сути. Вчитывалась, призывала свою интуицию, мысленно вживалась в автора каждого сонета. Избегая графоманства, стремилась передать именно мысль, ничего не добавляя и не искажая. Но при переводе стихов или теряешь мелодию, или жертвуешь истиной. Английские средневековые двоеточия пришлось менять на современные русские тире, чтобы смысл и поэтический образ обрел рельефные очертания. Сложно уловить и сохранить дух, настроение именно того момента страдающей или мятущейся души, когда она изливает себя в звуке стиха. Как поймать интимные полунамеки, предназначенные тому, единственному, кто может их понять?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: