Нюрочка и другие рассказы. Наша жизнь в стране Советов…

– Да, – говорил он, утрируя одесскую манеру говорить, т.е. ставя знак вопроса в конце каждой фразы и перед каждой запятой. – Да? Я ехал на мотоцикле (?), она сидела в коляске (?), я врезался в столб (?), и она погибла (?)! Так я ее убил!

И он гордо поднимал голову, искоса лукаво поглядывая на нас и скрещивая руки, как Наполеон Буонапарт.

По сути, добрейшей души, он не мог бы обидеть и мухи, не то что убить человека. Мы не понимали, как он все время оказывался на каких-то театрах военных действий за границей. Человек мира? Для нас он был человек-оркестр!

Юмор, смех, которые нужны в жизни как хлеб и воздух, не утихали ни на нашей кафедре, ни на английской. Почти весь состав «англичан» на тот момент были одесские евреи, уехавшие потом из страны и разлетевшиеся по планете.

70-е годы, настольная книга в нашей комнате – Ильф и Петров, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», которые мы каждый вечер читали по очереди вслух, рыдая от смеха и попивая «стакан вино».

Последний разрешенный КВН в институте, умерший потом на двадцать лет. Последний разрешенный парад в Одессе на 1 апреля и последний лозунг на параде: «Да здравствует советский народ – ВЕЧНЫЙ строитель коммунизма!»

На нашем французском отделении главный хохмач «Арамис-д’Артаньян» заканчивал к тому времени писать свой трактат с примерами из жизни «Как в Советском Союзе обращаются к женщине». Он зачитывал нам все мыслимые и немыслимые обращения: мадам, мать, мамаша, женщина, дама, тетенька, тетка, девушка и т.д., все это комментируя своими остроумными дополнениями. Мы катались от хохота. Как жалею теперь, что не конспектировала. Но воспроизвести это без него невозможно.

А на любимых занятиях по переводу что мы только не переводили! От «Жерминаль» Золя до «У попа была собака, он ее любил». Казусов было великое множество! Вот, например, перевод одной нашей студентки:

– Семья сидела за столом, ела курицу, и девочка попросила: «Мама, дай мне, пожалуйста, куриное бедро (вместо ножки)!»

Или еще интереснее. Студентка увлеклась и французское слово рipe («пип» – курительная трубка) не перевела, но добавила к нему русское окончание:

– Старик, сидящий на пороге своего дома, вытащил изо рта свою старую пипку.

Народ в аудитории замер, сначала не поняли, – что тут не то? Пока «Арамис» сквозь рыдания и слезы не спросил:

– Как? Как это?

И до конца пары рыдали уже все.

Очередную хохму устроил «Арамис-д’Артаньян» после последнего звонка и нашего концерта, где народ читал стихи и изображал пародии на весь педагогический состав. Преподаватели были потрясены и счастливы от талантливых студентов, которые лили нескончаемый елей в их адрес и низвергали свой сарказм на нового националиста-ректора, пытающегося насадить в институте украинский язык вместо русского.

Вечером того же дня наш сокурсник, болгарин Вася, принес мне в общежитие огромный букет прелестных кремовых роз и сказал, что это от одного молодого человека, который велел сказать, что ты – девушка его мечты!

Мы долго пытали Васю, кто этот молодой человек, но тот стоял насмерть и не признался. Неделю мы ломали голову всем курсом. И вдруг в перерывах между экзаменами и консультациями ко мне, хитро улыбаясь и сверкая лысиной, шнобелем и красными оттопыренными ушами, подходит мой обожаемый 74-летний «Арамис-д’Артаньян» и спрашивает:

– Вы таки получили мои цветы?

– А, так вы и есть тот самый молодой человек? – спросила я, растерявшись.

Но завершила хохму его остроумная жена Гонда. Перед экзаменом по немецкому она неожиданно спросила меня, грассируя свою немецкую «р»:

– «Девушка моей мечты», а вы не боитесь, что я вас сейчас ср-р-режу на экзамене?

Вряд ли ещё где-нибудь у студентов были свои такие любимые «Три Мушкетёра»…

Алешенька, «Красная Шапочка» и многое другое

Алеше два года

Читаю белобрысому и толстенькому Алешке уже знакомую ему жестокую французскую сказку Шарля Перро «Красная Шапочка». Когда дело дошло до Волка, Алешенька схватился пухлыми ручонками за щечки, зажмурился и в страхе произнес:

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь!

Читаю дальше.

– Бабушка, почему у тебя такие большие уши? – спрашивает девочка.

Совершенно неожиданно для меня мальчик, взяв себя за ушки, вдруг быстро, но уверенно проговорил:

– А у ?си ма… а… ненькие уськи!

– Бабушка, а почему у тебя такие большие руки? – продолжила я читать громким голосом.

Алеша помахал у меня перед носом своими ручками и сказал, заглядывая мне в глаза и вопрошая:

– А у ?си маненькие лютьки!? Вот, Бася, си, – маненькие!? – повертел внучок перед моим носом своими пухленькими ручками и тесно прижался ко мне.

– Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? – спрашивает Красная Шапочка.

– А у ?си ма… а… ненькие газьки! – сказал ребенок, сощурив и без того миндалевидные глазки, и показал кончиками пальчиков, сжимая их, какие у него маленькие глазки, не желая ничем походить на страшного Волка из сказки.

– Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?

Неожиданно, тяжело вздохнув, Алешенька решительно захлопнул книгу, отказываясь слышать финал.

– Бася, идем игать!

– Подожди, мальчик, все ведь хорошо закончилось: пришли охотники и спасли бабушку и Красную Шапочку! Смотри! – я открыла книгу, Алеша заглянул нехотя, но охотников там не увидел или не захотел увидеть и опять решительно захлопнул книгу.

Наверное, охотники, которые жестоко распарывают брюхо Волку, для него были так же ужасны, как и сам страшный Волк.

– Алёша, давай я тебе тогда почитаю сказку про репку.

– Знаю, дед бил, бил – не разбил! Надо титать «Муха- кацатуха»!!!

Алеше три года

Алеша очень старательный мальчик, но с собственным видением мира и полной свободой поведения. В детский сад он не ходил и о дисциплине знал понаслышке. На уроке ритмики в школе искусств, куда он стал ходить на днях, ему быстро надоели однотонные ритмичные упражнения. И среди урока Алеша аккуратно скрутил свой пластиковый коврик и сказал, ни на кого не глядя:

– Всё, я закончил! – засунул коврик под мышку и спокойно вышел из класса, не глядя на онемевшего учителя.

Алеше три года и четыре месяца

Мальчик сильно рыдал, не хотел уезжать от бабушек с дачи домой. Все бабушки с прабабушкой не могли его уговорить, потом коллективно решили, что они останутся еще на одну ночь, а он все ревет и ревет. Бабушка:

– Не реви, вы остаетесь, а если будешь реветь, я вас отвезу сейчас же!

Алешка, всхлипывая, страдальчески глядя на грозную бабушку и размазывая слезы по толстеньким щечкам:

– Я… не… могу… никак… усьпоко… ить… ся…