Холодное сердце пустыни

15. Глава, в которой героя все-таки загоняют в угол

Стоило только нырнуть в прохладу и легкий полумрак дома Амана – как ремни наплечника расстегнулись. Так резво, что Пауль было решил, что их попросту рассекли заклинанием. Лишь потом, когда перехватил наруч, чтобы он не упал – заметил, что пряжки у ремней на месте. Ну хорошо, хоть наруч и был с Арены – он все-таки был добротный, и на новую броню у Пауля денег не имелось. Но колдовство точно имелось. Изящное, умелое колдовство.

Пауль снова стоял в нижней комнате Амана, той самой, в которой он принимал гостей. Сам хозяин дома, будто с места не сдвинулся с их прощания на рассвете – так и остался за столом, так и курил – правда сейчас запах табака в комнате был гораздо сильнее.

– Падме, дай ему тунику, – произнес Аман, не поднимая взгляда от бумаг на столе, – и побыстрее, у нас две минуты. Господин Ландерс, пояс тоже снимайте, не заставляйте меня вас дальше раздевать. Все-таки я предпочитаю это делать с женщинами.

– Полностью разделяю это ваше предпочтение, господин Аман, – не удержался Пауль, но пояс таки расстегнул, вместе с мечом, кинжалом и сброшенной с плеча котомкой. Все имущество он швырнул в красноречиво приоткрывшийся сундук у двери.

Он не очень понимал, что происходит и почему ему вдруг помогают, но от такого рода помощи решил не отказываться и взял у Падме черную тунику из тонкой ткани. Не эффинская, слишком короткая, как надо было для практичного пустынного народа, который не любил, чтобы ниже колена что-то болталось.

– Садитесь, – Аман ткнул Паулю пальцем в россыпь подушек с другой стороны стола, – Падме, чай, я приказывал подготовить.

– Да-да, все готово, – девушка бросилась к Паулю с пиалой, опуская блюдечко с халвой на самый уголок стола. Вроде как, так тут и стояла.

Звякнул колокольчик у задней двери.

– Падме, лицо попроще сделай, – буркнул Аман, не поднимая глаз, – и открывай.

Пауль развалился на подушках совершенно внаглую. Он понял, что хочет сделать Аман. Изобразить, что они тут так и сидели, и чего это вам, гости дорогие, надо. Абсолютно непонятно, выйдет ли, и неужели стража в Турфане такие идиоты, что так легко поверить? Но можно было хотя бы попытаться.

– Пригласите ли войти, господин Аман? – раздался от задней двери, к которой уже успела подскочить Падме. Ну, да, без разрешения чародея – за порог его дома ступать было опасно.

– Заходите, господин Ласс, – мягко произнес Аман, и Пауль чудом удержал на лице спокойное выражение.

Занятно. Имя было названо только одно. Это было случайно? Или Аман нарочно оставил за дверью всех остальных участников погони. Был ли там тот бандит, что навел на Пауля стражу?

Стражник ступил внутрь дома, огляделся и, конечно же, уставился на Пауля испытующим взором. А Пауль скользнул взглядом по фигуре и амуниции потенциального врага.

Рост – средний, руки расслаблены – хоть правая и лежит на рукояти меча. А это кстати показательно, видимо, маг перед Паулем слабый, раз оружию он доверяет больше, чем магии.

В принципе – если броситься вперед с достаточной скоростью, можно оглушить ударом кулака в висок, выдрать из ножен на перевязи стражника кинжал и полоснуть его по горлу, быстрее, чем тот успеет выдохнуть заклинание.

С трудом удалось отстраниться от этих мыслей. Все-таки – можно было сбежать с Арены ногами, но как сбежать с неё рассудком – было Паулю неведомо.

– Чему обязан такой чести лицезреть отважнейшего из смертных? – поинтересовался Аман, поднимая голову и вынимая изо рта кончик трубки. Из его рта вырвалось колечко дыма – вырвалось и зависло в воздухе, завиваясь в сложную спираль.

Что-что, а невозмутимость Аману удавалась как прожженному дельцу. Такой при полных мешках товара за спиной будет торговаться, набивая цену.

И тон магика не казался подобострастным, ни в каком месте. Он звучал слегка недовольно, будто Аман был действительно раздражен, что его отвлекли от работы и с трудом нашел в себе силы отдать дань вежливости – для болтливых пустынников один “отважнейший из смертных” в приветствии – это ужасно мало.

– У вас гости, господин Аман? – стражник все сверлил взглядом Паулю лоб, но он беспечно глотнул терпкого настоя из чашки, вопросительно задрав брови, будто удивляясь такому вниманию. – На рынке заметили беглого харибского гладиатора, он скрылся в этом переулке.

– Господин Ласс, какие беглые рабы? Брат ко мне приехал, из Эффин, – сухо улыбнулся Аман. А Пауль невольно восхитился этой наглой ложью, сказанной с таким искренним раздражением, будто магик был действительно возмущен озвученными подозрениями.

Вот только ложь эта означала только одно. Если стражник Аману поверит – придется Паулю отступиться от слова, данного Мун. Он будет чародею должен.

– Гладиатор тоже эффинец, – Ласс даже бровью не повел, ему по службе, видимо, капризных магиков хватало, чтобы не обращать на их выверты внимания, – розыск ведется именем халифа. За укрывательство грозит участь раба на харибской Арене.

– Это все более оскорбительно, господин Ласс, – магик откинулся на подушках, и глянул на стражника с яростью, – мой брат из Эффин, я тоже из Эффин, вы это знаете. Какие тут могут быть противоречия? Как я должен избежать ваших обвинений? Кем нужно родиться? Два года здесь живу, магичу на благо Турфана, вы же ко мне от лихорадки приходили лечиться, и зелья покупали уже для себя. Чтобы супруга была довольна. Между прочим, никому и слова не сказал о ваших немочах. И вот, надо же, оказывается, этого недостаточно, чтобы мне доверяли.

Пауль с трудом не фыркнул в чашку, услышав про “немочи”. Стражник же напротив – раскраснелся и теперь зыркал на Пауля с молчаливой неприязнью, как на не самого желанного хранителя его секретов.

Ох и нарывался же этот тощий чародей… Вот только Пауль с каждым словом лжи, произнесенной Аманом, должал ему все больше. Ох, расплатиться бы потом…

– И все-таки, господин Аман, – настойчиво прошипел сквозь зубы стражник, – я должен проверить. Дело – серьезное, гладиатор – очень опасен. Он убил того магика, что прислал ему халиф.Так что доверять ему – последнее дело, господин Аман.

Ну, как убил… Придушил слегка, заставил выжечь клеймо, потому что магии самого Пауля на это не хватило, сплел морок, и крепко оглушил своего невольного свидетеля. Он не мог упустить такой шикарный момент, когда он оказался в совершенно незапертой лечебнице Арены, а не в своей, пусть и роскошной, но все-таки камере.

Но Пауль точно знал, что тот целитель дышал и не был опасно ранен. А вот – по розыскной легенде все было куда жестче. Ну, правильно, плебс не должен видеть в беглеце человеческое, должен видеть только опасную тварь.

Стражник говорил так уверенно, будто увещевал Амана, уговаривал его отступиться и сознаться в укрывательстве. И Пауль знал этот их метод – всегда говорить так, будто точно уверен в вине преступника. Стража везде одинакова.

Впрочем, если у самого Пауля сердце прижималось к лопаткам изнутри, лишь бы не выдать себя, то Амана, кажется, было совершенно не пронять.

– Ну что ж, проверяйте, господин Ласс, – сквозь зубы и с оскорбленной миной выдохнул Аман, скрещивая руки на груди.

У Пауля на языке стало солоно. На что надеялся чародей? Ведь пусть клеймо было выжжено – на его месте имелся красноречивый шрам от ожога, прикрытый слабым мороком. Одно только заклятие – и морок растает.

Нет, понятно было, что в данных условиях спорить со стражей себе дороже. Но ведь Аману и так светили неприятности за ложь в лицо представителя закона.

– Ты же согласен пройти проверку, брат? – спокойно протянул Аман, и Пауль прямо глянул в его лицо. В эти удивительно бесстрастные лиловые глаза. Аман не походил на человека, оказавшегося по уши в беде.

– Ну конечно, – Пауль пожал плечами, надеясь, что у него это вышло весьма хладнокровно, – что от меня требуется?

– Поднимите тунику, – стражник кивнул весьма деловито, – на Арене клейма ставят на левую сторону груди.

Пауль подчинился. Пока морок не был развеян – его кожа казалась гладкой, нетронутой.

Но так легко не обошлось – даже неуч от магии смог бы создать мираж, размером с ладонь. Это знали все. Эти фортели осваивали еще в детстве, когда учились обманывать кошек.

Господин Ласс поднял в воздух ладонь, едва заметно что-то шепча. Магического искусства, чтобы колдовать не открывая рта ему явно не хватало.

Пауль прикрыл глаза. Сейчас он точно сорваться с места не успел бы. Вот сейчас лязгнет сабля, выскакивающая из ножен, сейчас стражник кликнет своих приятелей…

Он не ощутил запаха магии – в гостинной Амана этого запаха было слишком много, чтобы разобрать нюансы. Но ощущать было нечего, и дураку было ясно, что морок сейчас развеется, и стражник поймет, что его тут пытались отвлечь пустой болтовней. Паулю даже показалось, что он ощутил, как задрожала магическая заплата на его коже. Ну, вот, сейчас…

– Простите, господин Аман, за беспокойство, – виновато произнес стражник и, коснувшись кулаком груди у сердца, шагнул назад, к двери.

Пауль скосил глаза вниз, и с удивлением убедился, что морок по-прежнему на месте. Расслабил пальцы, позволяя подолу туники снова упасть вниз.

Пауль не обманывался. Его умения в магии были настолько никчемны, что он просто не мог обмануть никого, кто владел чарами хоть на каком-то уровне. Так что его не-разоблачение – не его заслуга.

Аман. Он точно сделал что-то, как-то исказил чары, не дал рассеяться иллюзии. Это не мог быть никто другой.

Как можно незаметнее Пауль все-таки втянул в себя воздух, пытаясь разобрать запахи свежих заклятий. И он их почуял, едва-едва, с трудом. Приторный запах иллюзий – у чар их снятия был такой же запах, как и у чар их сотворения. И горьковатый странный, едва заметный аромат, который искажал, перевирал заклинание снятия иллюзий, обращал его в пустой набор звуков и жестов.

Интересно, почему этого не замечал стражник? Наверное, дело было все-таки в том, что магики все – сильные и не очень, привыкали к запахам магии вокруг себя. Переставали ощущать оттенки отдельных заклинаний. Пауль же магии нарочно не учился. В его нынешнем положении быстрее было меч из ножен выхватить, чем придумать, какое из сотни заклинаний в этой ситуации уместнее. Тем более, сотни заклинаний Пауль не знал.

И ведь работали его… Нет, с боевыми магами халифа Пауль бы встретиться не хотел, а вот чародеи послабее – особой угрозы для него все-таки не представляли.

Пауль никогда не видел такой магии и невольно даже восхитился тем, насколько изощрен в своем искусства Аман. Возможно, он стал бы хорошим учителем для Мег… Если бы этой дурище хватило мозгов остаться в Эффинах.

– Рейхар, – крикнул кто-то с улицы, – мы нашли следы портала, свежего. Возможно, хасстар ушел через него?

У Ласса во взгляде проявилось затравленное выражение. Кажется, это обращались к нему…

– Неужели этот эффинский пес так силен в магии? – недовольно прошептал стражник, дергаясь к двери.

Следы портала, на улице? Странно, если учесть, что Пауль такого не умел и стоял тут. Если Аман столько магии на его защиту потратил… Мда, кажется, долг становился таким, что оставлять его без оплаты было совершенно неприлично.

– Всего хорошего, господин Ласс, – холодно бросил Аман, – наверное, стоило проверить улицу на следы порталов до того, как пристали ко мне с обвинениями. Возможно, вы даже успели бы отследить. Готов поспорить, сейчас – уже не успеете. Силенок не хватит.

Морда у стражника стала совсем постной. Кажется, он всерьез задумался, кто же будет помогать ему с лечением его “немочей”, если господин Аман изволит обидеться. А он – демонстративно изволил.

– Возможно, вы поможете с отслеживанием портала, господин Аман? – умоляюще выдохнул Ласс. – Все знают, что в Турфане вам нет равных. Вы точно сможете. Получите вознаграждение.

– Вы явились в мой дом, светлейший господин Ласс, – прошипел Аман, щуря глаза раздраженно, – отвлекли меня от дел, оскорбили моего брата, а теперь я должен тратить свою магию на какого-то беглого? И сколько денег мне достанется из награды за его поимку? Седьмая часть? Десятая?

– Могу отдать вам свою долю, – с готовностью заулыбался Ласс.

– Спасибо, не надо, – высокомерно процедил чародей, – я ценю свою честь несколько дороже. Спасибо за визит, господин стражник. Со следующим не торопитесь.

Дверь закрылась, Падме тихонечко выдохнула и осела на корточки, прикрывая ладошками лицо. И как она удержалась, даже не побледнела ведь?

– Да, да, мои дорогие, мы со всем справились, – осклабился Аман, а потом одобрительно глянул на Пауля, – молодец, братец. Я думал – сорвешься, и придется срочно портал создавать, чтобы тело куда-нибудь в пустыню отправить.

– Я и сам так думал, – протянул Пауль и залпом опустошил чашку, так и забытую на краю стола. Падме тут же схватилась за неё и утащила куда-то, кажется – чтобы снова наполнить.

– Ну, что ж, господин Ландерс, – Аман ухмыльнулся, чуть повел пальцами в воздухе, и вот теперь-то иллюзия на клейме Пауля затрепетала и растаяла, как морок на ветру, – теперь, когда нам наконец-то никто не мешает – мы можем поговорить о деле?

Вот нужно же было сделать именно это, будто подчеркивая, что стражники еще там, за дверью. И посмей Пауль поспорить, хотя он и не собирался – выдать его будет быстро и просто.

Да, Мун была права, этот магик был тем еще прохвостом…

16. Глава, в которой у героя появляются проблемы

– Мун, Мун… – Алия трясла её за плечо, стряхивая остатки сна. А ведь только-только глаза закрыла. Только успела нырнуть в слепящую синь, так подозрительно похожую на глаза одного сверх меры наглого гладиатора. И вот, будят, самым жестоким образом.

– Что случилось? – сипло выдохнула Мун, садясь на постели и разглядывая Алию. Еще одна чудом оказавшаяся в сердце турфана чужеземка. Вот только она, в отличие от Пауля, была из земель гораздо более далеких, чем Эффины. И её золотистые кудри и светло-голубые глаза были практически гордостью Мансула, который сумел выкупить эту девчонку у одного из магиков-работорговцев.

– Ужин через два часа, – Алия округлила глаза, – а ты дрыхнешь. Не переодета, не накрашена, не разогрелась перед танцем.

Ох ты ж. Нет, все-таки не только глаза закрыла. Два часа проспала, точно.

– Му-у-ун, ну, просыпайся, – Алия топнула ногой.

– Встаю, встаю, – выдохнула Мун и села на постели, сбрасывая с ног покрывало.

Хорошо, что Алия разбудила, так и проспать можно было, и проснуться уже от сдавившей горло удавки ошейника. А это было бы уже поздно, для того, чтобы что-то успеть. Невозможно было быстро подготовиться к выступлению. А чего Мансул точно не любил – так это когда его рабыни выглядели не идеально, накрашенными и одетыми второпях.

В конце концов – он же “берег их для халифа” и не мог наслаждаться в “полной мере”. Вот, сегодня он хотел похвастаться своим хорошим вкусом на наложниц.

Сегодня Мансул закатывал прощальный званый вечер, перед тем как завтра двинуться вместе с караваном в сторону Хариба. И будет много народу – купцы из каравана, местные богатеи, все кто хотели пожелать Мансулу удачи в благом деле обольщения халифа. Много их было – прикормленных с руки градоначальника толстосумов. И именно их взор ей и другим девочкам из рабынь Мансула предстояло услаждать. Потеть, извиваться, терпеть сальные взгляды – и свято верить, что все может быть хуже.

Ну, да, может. Там, в гареме халифа – станет и похуже. Халиф, по слухам, был весьма “искушенный” мужчина. С новыми девушками любил “пробовать новое”. О, Сальвадор могла себе представить, что именно. Плетки в качестве инструмента постельных утех, например. От “заманчивости” этих перспектив передергивало.

Алия – так же как и Мун – предназначалась для халифа. Правда, её эта участь радовала: она, как и многие другие, была уверена – халиф хорош собой. Мун же примерно представляла – и возраст халифа, и что бывает с людьми его положения, что не знают ограничений в деньгах и меры в той же еде. К тому же… Было абсолютно не важно, кто являлся твоим хозяином – черноокий изящный красавчик или дородный мужчина, давно попрощавшийся со своей юностью. Все, кому мало было одной жены для жизни – были редкостными самовлюбленными ублюдками.

Было такое ощущение, что Мун сама перепила сонного зелья. Ноги и руки были какие-то неуклюжие, тяжелые. Ох, как это все невовремя.

– Переодеваться, бегом-бегом, – заторопила Алия, недовольно качая своей прелестной головкой, – что ты как невареная змея?

– Плохо спала ночью, – откликнулась Мун. Больше для себя, чем для Алии. Ей не хотелось задумываться, какие другие у её медлительности были причины. Синеглазые такие причины, с разворотом плеч циклопа. Не думать! Смысла нет – он ушел из Турфана. А ей предстоял путь в Хариб, к “великой чести”, как любил говаривать Мансул. Когда истечет её срок, когда будет снято проклятие – Пауль уже и думать про неё забудет. Уже осядет где-то в сердце Махасара, женится, наплодит двоих-троих детишек… Люди всегда торопились жить.

Поэтому, имело смысл сосредоточиться на том, что считалось её обязанностями.

Мун принесли алый костюм для танца. Алый. Мансул будто издевался. Отдал Алие любимый ярко-синий цвет Мун, а для неё приберег вот это облачение кроваво-алого оттенка.

Она не любила красный цвет. Совсем. Во многом потому, что он привлекал взгляды мужчин. Почему-то именно алые ткани, алые помады их манили сильнее всего.

А тут еще как назло и юбка была не сплошная, всего в два слоя алого шелка, и с разрезами. Что уж говорить, про чоли – эта бесстыжая коротенькая блузочка прикрывала только грудь, но и то, ровно для того, чтобы вычурно вышитыми золотой нитью цветами привлечь к ней внимание.

Если бы выбирала Мун – она бы взяла юбку сплошную, трехслойную, просторную, в этом случае её зрителей завораживали бы движения ткани. И кофточку бы взяла более закрытаю с бисерными нитями, нашитыми по низу. И взяла бы покрывало, чтобы то голое тело, что можно было увидеть – видели и вовсе урывками, потому что этому бы мешала мелькающая и вьющаяся в воздухе ткань.

Но её спросить забыли.

Мансул хотел, чтобы пялились на тела танцовщиц. Поэтому все, что можно было скрыть, было выставлено напоказ самым вызывающим образом. Это же рабыни, их дело – услаждать взор, можно не думать об их чести и достоинстве, так ведь?

– Какая ты красивая, Мун, – восхищенно прошептала Алия, которая, кстати, так никуда и не ушла, – наверняка халифу ты понравишься больше меня.

Вот лучше бы сложилось иначе. Лучше бы вообще не понравиться халифу, чтобы он отправил её в служанки, а не в гарем. Увы, для этого нужно было быть кривой, а Эльяс требовал, чтобы тело в этой реинкарнации было привлекательным. Наверняка все это спланировал, чтобы сильнее досадить Сальвадор.

Мун расплетала косу, смотрела в зеркало и ей было досадно. Она ненавидела эти наряды танцовщиц-наложниц, с голыми – манящими, как сказал бы любой мужчина – животами.

Самая беда была в том, что этот наряд действительно её красил. Вот только она была убеждена – нельзя надевать красящие тебя наряды, если сама не хочешь радовать чьи-то глаза. Хоть даже и свои. Но все-таки – это нужно хотеть.

Было бы кого манить. Ох, эти безумные мечты о том, чтобы у неё был выбор – для кого танцевать, о том, чтобы был хоть один мужчина на этом трижды проклятом вечере, перед которым ей хотелось бы оказаться в таком чересчур откровенном наряде…

Вообще-то танцевать Сальвадор любила. Это было её маленькой слабостью. Для себя, в основном, ну или для тех, кто был близок. Их было мало – и в смертной жизни, и в жизни духа. Вот только когда она становилась духом – её пожирал долг. С головой. Было не до танцев.