Глупышка

Папка громко шлепнулась на стол Марине Аркадьевне. Мы все в страхе смотрели на разъяренного Антона Васильевича и боялись пискнуть. Но наша начальница была дамой не робкого десятка. Она медленно встала и усмехнулась финансисту прямо в лицо:

– Вы забыли о деловой этике? Орать будете дома на жену, а здесь подчиненные, которые и без этого сделают то, что положено.

Она взяла папку и, открыв ее, пробежалась взглядом по моей таблице.

– Алика Георгиевна, я жду объяснений, – холодно произнесла Марина Аркадьевна.

– Таблицу делала Людмила Олеговна.

Я испуганно ахнула, когда все уставились на меня, особенно Антон Васильевич. Повернулась к Алике Георгиевне, но та указала на меня рукой. За что? В голове просто не укладывалось. Как она могла так со мной поступить?

– Я была очень занята и попросила Людмилу Олеговну подготовить таблицу для Антона Васильевича, – меж тем продолжала Алика Георгиевна, а я поняла, что оправдываться бессмысленно. Но так хотелось, чтобы она призналась сама.

– Вы уволены! – рявкнул начальник финансового отдела.

В этот момент, мне показалось, мое сердце остановилось. Я затравленно посмотрела на Марину Аркадьевну, но та лишь качала головой, рассматривая таблицу.

– Алика Георгиевна, быстро переделайте и впредь не перекладывайте свою работу на тех, кто не в состоянии с ней справиться.

Я чуть не всхлипнула от обиды и требовательно взглянула на Алику Георгиевну, надеясь, что она скажет правду, но та замотала головой и закусила губу. Я не понимала, не могла найти объяснения, почему она так поступила со мной. Я же старалась наладить с ней отношения, а она… Выносить гнетущее молчание я больше не могла. Выскочила из отдела и бросилась в туалет. Через пару минут с виноватым видом туда заглянула Алика Георгиевна.

– Прости меня, – взмолилась она так, что от жалости к ней у меня защемило сердце. – У меня кредит, понимаешь? Он бы уволил меня. Ему без разницы, кого увольнять, а у меня ребенок и кредит… и муж непутевый. Прости, Люда. Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди, ты найдешь себе другое место. А я уже не в том возрасте, чтобы менять работу.

Она еще раз извинилась и поблагодарила меня за молчание. Я оперлась руками о раковину и попыталась снова не разреветься. «Добрыми делами выложена дорога в ад», – твердила мне бабушка, а я ее не слушала. Не надо было помогать Алике Георгиевне… Но она так умоляла. У нее ребенок заболел, и она не успевала доделать эту таблицу, поэтому попросила меня. Я сама видела, что таблица неудобная, кривая какая-то, но там оставалось заполнить последние два столбца, что я, собственно, и сделала. Пришлось даже задержаться из-за этого на работе. И вот результат. Мне никто не поверит, если я буду оправдываться. Ведь никто не слышал, как меня уговаривала Алика Георгиевна, а секретарь Антона Васильевича подтвердит, что это я принесла ей папку.

Я взглянула на свое отражение в зеркале: зареванная, нос красный, глаза опухшие.

– Неудачница, – шепнула я себе и стала умываться ледяной водой.

К черту эту работу! Никаких нервов на нее не хватит, даже нормально поесть не могу, не говоря уже об остальном.

Вернув бейдж, я написала заявление на увольнение и со всеми попрощалась. Марина Аркадьевна попросила прийти через два дня за расчетом. Выйдя в холодную осень, я раскинула руки в стороны и вздохнула полной грудью. Свобода. Солнце ярко светило, но клонилось к закату. Прохожие спешили по своим делам, от холода пряча носы в шарфы. Я твердо решила не грустить. Увольнение – это просто очередной опыт.

* * *

Анна Витальевна Воевич была дамой строгой и терпеть не могла бабские сплетни. Шикнув на расшумевшихся секретарш, она напомнила им, что если услышит хоть один слух о генеральном, то все трое тут же будут уволены. Дмитрий Анатольевич не терпел сплетен. А они с каждым днем все больше крутились вокруг Милого Босса и обеденного времени. Про Самохину тоже много чего думали, но кем она приходилась Боссам, никто не знал, даже сама Анна Витальевна. Думать о том, что всегда скрытный и собранный генеральный директор способен на аморальные поступки, не хотелось. Его репутация не была запятнана интрижками ни на работе, ни на стороне. Холост, свободен, богат, не мужчина – мечта. Да только мало кто осмеливался к нему подступиться, а тех, кто отваживался, ждало сплошное разочарование. Непробиваемый, каменный Дмитрий Анатольевич спокойно отражал все атаки охотниц за толстыми кошельками.

Так что же пошло не так? Почему генеральный сам привел Самохину на директорский этаж? И значит ли это, что пора включать ее в список тех, кому открыт сюда доступ. Неужели грядут перемены? А, как известно, новая метла метет по-новому, и лучше сразу занять правильную сторону, чем потом кусать локти.

Женщина взяла документы на подпись и, прежде чем войти, постучалась. Дмитрий Анатольевич сухо позвал, а когда Анна Витальевна вошла, даже не поднял головы от бумаг. Секретарь воспользовалась этим, чтобы оглядеться. Диван не мятый, сам генеральный опрятно одет. На столе, как обычно, рабочий беспорядок, но все лежит на своих местах. Аккуратно положив стопку документов на подпись, Анна оглянулась, продолжая свое наблюдение. Ведь если это правда и генеральный занимался ЭТИМ в кабинете, то должны же остаться хоть какие-то улики. Но единственное, что заметила зоркая женщина, это странные пятна на столе для переговоров. Осторожно ступая, чтобы не потревожить Большого Босса, она подошла ближе и уставилась на белые капли, хорошо различимые на полированной поверхности стола. Рядом обнаружился влажный прямоугольный след, как будто здесь стояла какая-то коробка.

– Что там? – глухо спросил босс.

Анна встрепенулась и повернулась к нему. Генеральный все так же не смотрел на нее, но тем не менее ждал ответа.

– На столе какие-то белые пятна.

Дмитрий Анатольевич поднял голову и прищурился.

– Сметана, наверное. Позови уборщицу.

– Сметана? – с огромным облегчением переспросила секретарь, по-новому рассматривая следы. Ну точно, отпечатки справа, видимо, от столового прибора. А с Самохиной генеральный только обедает. К тому же только что закончился обеденный перерыв. Все логично. Все прилично.

– Я сама уберу, – обрадовалась Анна Витальевна и поспешила за влажными салфетками.

Ей стало очень неудобно перед начальником за свои глупые мысли. Но что еще она могла подумать, когда увидела Самохину? Стукнув себя ладонью по лбу, Воевич готова была провалиться сквозь землю. Ей вдруг стало так стыдно! Как бы ни оправдывалась она перед собой, но, увы, от правды не скрыться. А правда колола глаза. Анна Витальевна давно положила глаз на Большого Босса и мечтала его завоевать. Но, увы, муж, дети… Да и сам Дмитрий Анатольевич взял ее на работу лишь потому, что она замужем. Была бы не замужем, получила бы отказ, как и все, кто вместе с ней несколько лет назад приезжал на собеседование.

Женщина поспешила вернуться в кабинет. Когда вытерла стол, у нее окончательно отлегло от сердца. К тому же у нее оставались еще дела. И первоочередным было приструнить секретарш на ресепшене. Анну Витальевну немного успокаивала мысль, что не одна она так плохо подумала о Самохиной. Видимо, отвыкла уже верить в хорошее.

* * *

Поздравления от Юльки по поводу обретенной мною свободы не могли утешить моих родителей. Они сидели за столом и прожигали меня недовольными взглядами.

– Точно уволена? – хмуро переспросил папа.

Я кивнула.

– Заявление написала. Главный бухгалтер сказала, что лучше уйти по собственному, чем по статье.

– Какой статье? – взвилась мама. – Ты же ничего не крала! Ты человеку помогала, а уволили тебя!

– Так получилось, – вяло отвечала я, рассматривая красное вино в хрустальном бокале.

Папа сам предложил мне вина, сказав, что сейчас мне нужно напиться и забыться.

– Да что за люди там работают, – опустошенно выдохнула мама.

Юля кивнула и взялась за свой бокал:

– Давайте выпьем за то, чтобы у Люды все было и ей за это ничего не было!

Мама тотчас поставила бокал, которым чуть не чокнулась с моей подругой.

– Ну что за тюремные тосты! Выпьем за то, чтобы мою дочь обошли стороной несчастья, а впереди ждал лишь успех.

– Как красиво, – похвалил маму папа, быстро со всеми чокнулся, чтобы со спокойной душой выпить.

Потрепала я им нервы с лихвой – второй раз за месяц увольняют. Такое сотворить могла только я.

Пригубив вина, я тяжело вздохнула. Мне всегда казалось, что, работая в агентстве, я занимаю чье-то место. Зато хоть опыт есть, впредь буду умнее.

– Я рада, что ты уволилась, – в который раз повторила подруга. – А то мне без тебя скучно. А так…

– Завтра обе в центр занятости, – строго прервала Юлькин шепот моя мама. Тетя Нюра сегодня была на смене, и это несказанно меня обрадовало. А отпраздновать мое увольнение была папина идея, чтобы, по его словам, развеять атмосферу удрученности и привлечь удачу.

Поужинав, мы с Юлей прибрали со стола, помыли посуду, а недопитую бутылку прихватили к ней домой. Вина там оставалось всего на четверть бокала, но и этого нам хватило с лихвой.

– Я завтра никуда не пойду! У меня свидание, – заявила подруга, заваливаясь на кровать.